История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 75

Затем, 10 января 1806 года, генералы союзников передумали. Они решили вовсе не защищать Калабрию и отправиться прямиком домой. Для короля Фердинанда этого было вполне достаточно: как Неаполь может сопротивляться армии, разгромившей Австрийскую империю? 23 января король отплыл на Сицилию, оставив королеву и наследного принца заниматься подготовкой к обороне города. Чуть более двух недель спустя принц объявил, что уезжает в Калабрию «объединить предпринимаемые усилия»; Мария-Каролина наконец осознала, что ситуация безнадежна и в Неаполе оставаться бессмысленно и опасно. Вместе с двумя незамужними дочерьми, невесткой (наследной принцессой), двумя внучками и одиннадцатью придворными она во второй половине дня 11 февраля взошла на борт неаполитанского фрегата «Архимед», мысленно готовясь к зимним невзгодам в Палермо. Но ее беды еще не закончились. Погода выдалась немногим лучше той, что отравляла их путешествие с Нельсоном и Гамильтонами. Сильный шторм расстроил конвой, двадцать шесть транспортов оказались выброшенными на берег, где их захватили французы (или они сами сдались французам). Несколько судов лишились всего груза, а вся переписка правительства попала в руки врага. Минуло пять жутких суток, прежде чем «Архимед», оставшийся почти в полном одиночестве, бросил якорь в гавани Палермо.

Королева уплыла как раз вовремя; по календарю (такое вот стечение обстоятельств) наступил День святого Валентина, когда, под проливным дождем, французский отряд под командованием генерала Луи Партоно вступил в Неаполь. Это был авангард армии численностью 40 000 человек под командованием маршала Андре Массены, и с этим авангардом двигался старший брат императора Жозеф Бонапарт, личный представитель Наполеона. Никакого сопротивления французы не встретили. Хотя семь лет назад лаццарони сражались, как тигры, и устроили настоящую резню, на сей раз они реагировали вяло, равнодушно, и не протестовали, когда Жозеф на следующий день организовал торжественное шествие и занял под резиденцию королевский дворец. Через шесть недель, 30 марта, Жозеф короновался. «Шаткое и грозившее рухнуть регентство», по выражению сэра Гарольда Актона, было озабочено исключительно сохранением мира. Получив строгое указание не сдавать городские замки французам, регент мгновенно уступил все три, заодно с островами Искья и Прочида, дабы гарантировать благорасположение со стороны завоевателей.

«Неаполь захвачен, теперь все сдадутся», – писал Наполеон Жозефу. Что ж, далеко не в первый раз император недооценил своего противника. Калабрия оказалась куда более твердым орешком. 1 июля 1806 года британский отряд из Палермо под командованием генерала сэра Джона Стюарта в составе 4800 пехотинцев и шестнадцати пушек высадился на западном побережье; спустя три дня британцы напали на французов близ деревни Маида и стремительной штыковой атакой обратили врага в бегство. Эта победа вызвала восторженные отклики не только в самой Калабрии, но и в Англии, где о месте сражения до сих пор напоминает географическое название Майда-Вэйл ^[141]. Кое-кто упрекал Стюарта – мол, пойди он дальше на север, «ничто не помешало бы ему достичь окрестностей Неаполя»; однако эти люди забывали, что его крошечное войско было измучено жарой и малярией. Так или иначе, ему удалось заставить французов отложить на неопределенный срок намечавшееся вторжение на Сицилию – а это, несомненно, достижение. Впрочем, достигнутое следовало закрепить. Сицилия оставалась единственной – помимо Сардинии – частью Италии, свободной от французской оккупации, и британское стремление не допустить захвата острова было очевидным. Поэтому британцы гарантировали острову свою военную защиту и перебросили туда до 10 000 солдат и офицеров.

К сожалению, падение (после героического сопротивления, длившегося полгода) города Гаэта, вкупе с решением Массены сосредоточить намного более крупные силы, вынудило Стюарта в сентябре увести свое войско на корабли. Это означало партизанскую войну, причем сопровождаемую обычными зверствами – с обеих сторон. Калабрийцы не испытывали особой любви к Бурбонам, но все же предпочитали тех французским захватчикам; вдобавок разве папа не отказался признавать Жозефа Бонапарта королем? Эти люди были в основном крестьянами, а потому, когда началась партизанская война, нисколько не миндальничали.

Что касается Сицилии, остров, которым правили только король Фердинанд и королева Мария-Каролина, вряд ли сулил Массене серьезные проблемы. Нельсон погиб, а королевская чета по прибытии в Палермо удостоилась гораздо более холодного приема, нежели в их предыдущий визит. Сицилийцы успели как следует узнать своего государя и отлично понимали, что для Фердинанда их остров является всего лишь охотничьими угодьями (и временным убежищем). Он даже ухитрился уничтожить в Палатинской капелле несколько превосходных мозаик двенадцатого столетия, чтобы обеспечить себе более удобный проход в здание. Кроме того, все главные административные должности на острове занимали неаполитанцы, а многие островитяне, прежде всего младшие сыновья знатных семейств, остались в итоге не у дел. В подобных обстоятельствах французское вторжение, случись оно в реальности, могло, пожалуй, и не столкнуться с сопротивлением.

Но вторжения не произошло. Во-первых, Фердинанд попросил англичан взять на себя защиту острова – вероятно, они поступили бы так и без его приглашения: теперь в Мессинском проливе постоянно патрулировали британские канонерки. Во-вторых, британцы не собирались ограничиваться исключительно обороной Сицилии; во всем, кроме названия, они сделались полновластными хозяевами острова, поскольку на Сицилии их было много – свыше 17 000 военных и около тридцати гражданских консулов и вице-консулов. Сицилия также получала прямые субсидии от Британии, не говоря уже о значительных кредитах и немалых частных инвестициях; воздействие этих денег на прежде апатичную сицилийскую экономику легко себе представить. В результате остров охватила неудержимая англофилия: «сливки» Палермо теперь говорили на сицилийском диалекте с сильным английским акцентом.

Возвращению королевской семьи в Палермо обрадовался в первую очередь сэр Джон Актон. Прошло больше года с момента его изгнания на Сицилию, и ко времени прибытия королевы он сумел восстановить свою прежнюю власть. Мария-Каролина всегда его ненавидела, и их встреча, по ее словам, ознаменовалась «нарочитыми сетованиями и слезами». Актон, как писала королева, считал калабрийскую кампанию пустой тратой времени и средств (но, вследствие настояния Марии-Каролины, эта кампания растянулась в целом еще на четыре года); гораздо больше его заботило спасение Сицилии, а не возрождение былой славы Неаполя. Благодаря Актону английские войска уже заняли ряд фортов вокруг Мессины и на северо-востоке; он также написал адмиралу лорду Коллингвуду, который сменил Нельсона в качестве главнокомандующего в Средиземноморье, с просьбой прислать флот на защиту острова.

У Коллингвуда имелась другая, более важная цель – помешать французскому Атлантическому флоту войти в Средиземное море. Однако он отправил на Сицилию надежного заместителя. Контр-адмирал сэр Сидни Смит обрел, так сказать, новую жизнь при сицилийском дворе. За его плечами значилась великолепная военная карьера, упорное сопротивление Наполеону в ходе осады Акко в 1799 году (он поставил свои корабли на якорь на мелководье и накрыл общими залпами французский лагерь). Энергичный, буйный и громогласный, он мгновенно нашел общий язык с королевой, которая не сомневалась, что нашла в нем нового Нельсона. «Шмидт», как она неизменно его величала, был твердо намерен не разочаровывать правительницу. 11 мая он повел корабли в Неаполитанский залив. Разумеется, он не собирался подвергать город бомбардировке, но захватил Капри и, спустя некоторое время, остров Понца (которому вскоре предстояло стать оплотом роялистских заговоров и интриг). Также Смит порадовал королеву тем, что принялся тайно высаживать вожаков партизан вдоль побережья Калабрии (они распространяли прокламации, призывавшие к восстанию против французов) и поставлять оружие и продовольствие в Гаэту, которая до сих пор героически держалась. 28 июня королева поручила Смиту командованием всеми неаполитанскими и сицилийскими силами на суше и на море; принимая это назначение, Смит поклялся «сделать больше, чем Бонапарту когда-либо грезилось».