История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 74

Король вечно в Бельведере. Он заглядывает сюда время от времени, всего на несколько минут. Порою я отправляюсь к нему, и это немалое испытание по здешней ужасной жаре и пыли. Мы полностью разделены и вынуждены переписываться друг с другом… Принц приходит на заседания совета в отсутствие своего отца, я бываю на них только от имени короля… Король не любит город и жаждет одиночества, ибо он не может привыкнуть и не желает мириться с владычеством французов и выполнять приказы, будь то генерала или Бонапарта. Он тоскует по Сицилии, где его никогда не унижали и не оскорбляли. На самом деле он пребывает в постоянной ярости, которая угнетает меня. Он категорически отказывается принимать грамоты Алькиера, но позволяет сыну представлять себя… Он утверждает, что у него непременно случатся судороги или удар и это его убьет…

Мы слышали, что генерал Актон прибыл в Палермо 31-го числа [май 1804 года]. Его встретили овацией, а сицилийцы говорят: «Человек, которого преследуют французы, наверняка неподкупен».

Лишь после того как Наполеон короновался императором 2 декабря 1804 года, Мария-Каролина удостоилась крохотной «компенсации». Впредь, едва Алькиер, пламенный республиканец, голосовавший за казнь Людовика XVI, обращался к ней, она с наслаждением наблюдала за его лицом, произнося немыслимые прежде слова: «Император, ваш господин».

Двадцать шестого мая 1805 года в Миланском соборе Наполеон Бонапарт короновался повторно – на сей раз Железным венцом Ломбардии – и объявил себя королем Италии. Для Фердинанда и Марии-Каролины подобный поступок олицетворял непосредственную угрозу их собственному королевству; поэтому, несмотря на свою уязвимость, они потребовали объяснений. Наполеон предсказуемо пришел в ярость, которую усугубило известие о недавней высадке значительного русского десанта на Корфу, а также о прибытии британских подкреплений на Мальту. Позднее, принимая неаполитанского посла, манерного принца Кардито, он заставил того выслушивать разглагольствования того рода, что уже быстро становились знаменитыми, – обозвал Марию-Каролину лесбиянкой и «коварной Мессалиной нашего времени». Британский корабль, который по-прежнему стоит в заливе, заявил он, не помешает свергнуть ее с трона. Когда эти слова передали королеве, она сделала логичный вывод, что французского вторжения не избежать. У нее было два союзника, англичане и русские, и оба обещали защитить королевство, а русские даже прислали двух генералов с довольно неожиданными фамилиями Лейси и Опперманн, чтобы изучить положение дел на месте. Ни один из них не добился уважения; король находил их забавными и не пытался скрывать свое отношение. Лейси, ирландец по происхождению, охотнее говорил по-русски, чем по-английски, когда у него прорезался сильный ирландский акцент. Чрезвычайно старый, он имел привычку доставать из кармана ночной колпак и крепко засыпать на совещаниях. Эльзасец Опперманн постоянно жаловался. Именно он принимал все решения.

С толикой помощи этих двоих королеве удалось – хотя она понимала, что надежда не допустить полномасштабное вторжение крайне мала, – заключить новое соглашение в сентябре, и русский царь согласился прислать вооруженный отряд, способный дополнить 6000 британских солдат на Мальте. Это соглашение, пожалуй, было не столь спасительным, каким казалось; Санкт-Петербург находился далеко, и Неаполь попадал в полную зависимость от самодурства русского командующего экспедиционным корпусом. Неделей или двумя позже пришли обнадеживающие новости из Парижа: французские войска покинут королевство в течение месяца. За это Фердинанд обязывался строго соблюдать нейтралитет и не пускать никакие корабли воюющих государств в свои порты. Кроме того, ему запрещалось привлекать французских эмигрантов и подданных любой державы, враждебной Франции, к военному командованию. По сути это означало, что, по мнению Наполеона, от Сен-Сира и его людей будет больше пользы в Ломбардии, чем в Апулии; по крайней мере, Неаполь получил отсрочку.

Та оказалась короткой. 19 ноября первый русский конвой вошел в Неаполитанский залив. Вскоре после того 7000 британцев высадились в Кастелламаре – примерно в двадцати милях к юго-востоку от Неаполя, – а около 13 000 русских и албанцев сошли на берег в самом городе. Численность неаполитанской армии, какой бы та ни была, чуть не дотягивала до 10 000 человек; ее боевой дух был низок, дисциплина, конечно, хромала. Спешно проведенный рекрутский набор обернулся катастрофой: мужчины преднамеренно калечили себя, чтобы увернуться от призыва. Мария-Каролина приветствовали вновь прибывших, радуясь, что положение наконец-то начинает выправляться; Фердинанд, на сей раз проявив больше мудрости, нежели супруга, твердил, что его страна обречена. Он помышлял исключительно о возвращении на Сицилию и утешал себя тем, что не оставил французам на материке ни одного дикого кабана. Известен, кстати, исторический анекдот об албанском полковнике, которого король повстречал на обратном пути с охоты.

«Куда идешь?» – спросил король.

«В Абруцци», – отвечал полковник.

«Зачем?»

«Чтобы воевать».

«Против кого?»

«Против французов, ваше величество».

«Бог в помощь», – пробормотал король и уехал прочь.

* * *

Второго декабря 1805 года в одном из самых судьбоносных сражений в своей карьере Наполеон, численность армии которого составляла 68 000 человек, одолел объединенное войско русских и австрийцев численностью 90 000 человек при Аустерлице в Моравии. На следующий день после Рождества, согласно условиям договора, подписанного в Прессбурге (ныне Братислава), Австрия вынужденно возвратила Франции все венецианские территории, которые приобрела в 1797 году по договору в Кампо-Формио; вместе с побережьями Истрии и Далмации они вошли в состав нового Итальянского королевства Наполеона. Император отказался включать в договор какие-либо положения, касавшиеся Неаполя; более того, в день подписания договора он заявил, что намерен «свергнуть с престола эту преступницу, которая столь бесстыдно нарушает правила, священные среди мужчин». В своем последующем обращении к армии он развил эту мысль: «Должны ли мы верить двору, который не соблюдает верности, не ведает чести и не слышит голос разума? Нет нет и нет! Неаполитанская династия прекратила править, ее существование несовместимо с миром в Европе и с честью моей короны».

Новость о поражении под Аустерлицем как будто вселила панику в сердца и умы русских, которые решили немедленно отступить в Калабрию. Британский генерал сэр Джеймс Крейг возражал, но все-таки последовал их примеру. Мария-Каролина гневалась, как умела она одна. Признаться, она почти ожидала чего-то подобного от русских, но для британцев это было поистине непростительно:

Запах пороха отравляет изнеженное обоняние генерала Крейга, и он потому жаждет ускользнуть даже от слабого дуновения. Надеюсь, он уцелеет и уйдет в монахи, опозорив свою страну и принудив ее утратить всякое влияние на торговлю в Средиземноморье, Леванте и Египте; британцам предстоит долго ощущать последствия этого шага. Я полностью разуверилась в англичанах.