История Сицилии - читать онлайн книгу. Автор: Джон Джулиус Норвич cтр.№ 59

Соглашение, известное как Утрехтский договор (переговоры по нему начались в 1712 году), на самом деле представляло собой совокупность договоров, посредством которых европейские державы в очередной раз попытались урегулировать свои взаимоотношения. Нас интересует единственный из множества этих договоров, а именно решение о передаче Сицилии тестю испанского короля Филиппа V герцогу Виктору Амадею Савойскому. Данное решение было принято по настоянию англичан, которым совершенно не нравилась идея о присоединении Сицилии к Неаполю в качестве австрийского владения и которые твердили, что герцог Савойский заслуживает вознаграждения за то, что переметнулся из одного лагеря в другой в ходе войны ^[112]. Возражала, как ни удивительно, только королева Анна, которую возмутило, что целые страны передаются туда и сюда без их согласия и даже без уведомления населения, но министры быстро переубедили королеву.

Сам Виктор Амадей, разумеется, пришел в восторг. Он прибыл в Палермо на британском корабле в октябре 1713 года и вскоре после прибытия был коронован как правитель Сицилии – и, что довольно забавно и неожиданно, как король Иерусалима ^[113] – в соборе Палермо. Над Иерусалимом у него, конечно, не было никакой власти, а на Сицилии ему подчинялись девять десятых острова, поскольку Утрехтский договор намеренно сохранил за королем Филиппом все коронные поместья, управлявшиеся испанскими чиновниками и освобожденные от сицилийских налогов и от действия сицилийских законов. Тем не менее Виктор Амадей оказался первым монархом на острове с 1535 года. Сицилийская аристократия благосклонно приняла нового монарха, ожидая, что тот поселится в Палермо и заведет там полноценный королевский двор. Что касается простых людей, те встретили смену власти с привычным равнодушием. За минувшие столетия они повидали множество правителей, и новый, скорее всего, будет не лучше и не хуже прочих.

Герцог Савойский прилагал немало усилий, чтобы стать лучше. Он провел на острове год, много путешествовал – хотя избегал визитов в совсем уж «дикие» места в глубинке – и искренне старался понять характер и обычаи своих новых подданных. Он заново открыл университет Катании и учреждал всюду, где было возможно, новые отрасли промышленности, строил бумажные и стекольные фабрики и пытался возродить сельское хозяйство и судостроение. Но все было бесполезно: королю приходилось бороться не только с богатыми, которые по-прежнему отвергали любые нововведения, способные негативно сказаться на их привилегиях, но и, что гораздо хуже, с поголовной коррумпированностью, ленью и безынициативностью, этим тяжким наследием четырех столетий чужеземного господства. Мешали и «заклятые» обиды: в предыдущие века сицилийцы были недовольны внезапным притоком испанцев и французов, что захватывали все старшие должности в правительства, а теперь они негодовали из-за наплыва государственных служащих и бухгалтеров из Пьемонта, которых король призвал на остров в стремлении навести порядок в пребывавших в хаосе национальных финансах.

Виктор Амадей понимал, что подобные протесты неизбежны; он наверняка их предвидел и полагал, что справится, как говорится, по ходу дела. Но еще он знал, что сицилийцы дважды восставали в минувшем столетии, а значит, если на них надавить излишне сильно, могут взбунтоваться снова. Особенно осторожно (и это было мудро) он вел себя с баронами. Пока те продолжали наслаждаться своими традиционными поблажками и привилегиями, они не представляли опасности; но если, с другой стороны, их каким-либо образом ущемить, последствия могут оказаться весьма серьезными. Когда пришло время возвратиться в Пьемонте, Виктор Амадей наверняка считал, что сицилийская ситуация безнадежна. Семейные вендетты фактически не прекращались, разбой и бандитизм процветали. По сути, население острова было неуправляемым.

Вдобавок он так и не сумел завоевать привязанность островитян. Сицилийцы ценили пышность и помпезность; они давно привыкли к роскоши и великолепию, окружавших испанских вице-королей, представлявших (что было доступно лишь вице-королям) одну из наиболее богатых и могущественных держав мира. А Виктор Амадей не был привержен роскоши. Пуританин от природы, он ненавидел церемонии и одевался скорее как человек из народа, а не как монарх, и предпочитал мечу посох странника. Также он удручающе скареден, а потому остались в прошлом торжественные парады и щедрые приемы, характерная особенность жизни аристократов Палермо. Неудивительно, что и сто лет спустя дети все еще кидали камни в кукол, олицетворявших этого правителя.

Вскоре после возвращения в Турин его ожидало очередное унижение, на сей раз от папы. Истоки ссоры Виктора Амадея с Климентом XI восходят к давним временам и не относятся к нашей истории; важно лишь то, что папская булла 1715 года под названием «Romanus Pontifex» положила предел шестисотлетней традиции, согласно которой король Сицилии автоматически становился папским легатом. Папа также повелел всему сицилийскому духовенству не платить налоги государству. Многие подчинились, за что удостоились от монарха изгнания, тюремного заключения и конфискации имущества. Храмы закрывались, епископские должности пустовали, и всех «добрых христиан» призывали бросить вызов королевской власти. Наиболее рассудительные, что естественно, проигнорировали этот призыв; с другой стороны, монахи монастыря близ Агридженто готовились защищать себя против представителей короны испытанным оружием – кипящим маслом, которое использовали впервые со времен Средневековья. Сицилийцы всегда гордились монаршим статусом папских легатов и винили в его утрате не столько папу, сколько Савойский дом. Для них это был, образно выражаясь, еще один гвоздь в пьемонтский гроб. А для Виктора Амадея – еще один гвоздь в гроб Сицилии ^[114].

К тому времени герцог уже горько сожалел о том, что вообще согласился принять сицилийскую корону; к счастью, оказалось, что от нее удивительно легко можно избавиться. В 1715 году недавно овдовевший король Филипп Испанский взял в жены Елизавету Фарнезе, двадцатидвухлетнюю племянницу и падчерицу герцога Пармы. Новая королева не выделялась ни красотой, ни ученостью, ни жизненным опытом, однако у нее была железная воля и твердая цель в жизни. Мгновенно испанский двор лишился всякого французского влияния и стал насквозь итальянским по духу и стилю. Будучи преисполнена желания вернуть Испании все италоязычные территории, Елизавета в качестве первого шага и первой жертвы выбрала Сардинию, часть Священной Римской империи. В августе 1717 года испанский флот отплыл из Барселоны, и к концу ноября остров уже перешел во владение испанцев. Ободренные этим легким успехом, испанцы двинулись на Сицилию. 1 июля 1718 года испанские войска высадились недалеко от Палермо, где – просто потому, что они были не из Пьемонта – их ожидал радушный прием.