Девушка застонала, лежа на столе передо мной, и я посмотрел на короля.
Тот распрямился, словно становясь выше ростом, а его взгляд налился тяжестью. Уговоры бесполезны: Марку важно сохранить род Буджерсов, и судьба одной девушки, пусть и благородных кровей, волнует его меньше судьбы сына.
— Но я мог бы… — к моему удивлению, Макс выступил вперед, привлекая внимание отца. — Моих сил достаточно.
— Никаких обменов, — на этот раз голос короля звучал хрипло, на его висках проступили толстые линии бугрящихся от бешенства вен.
Дело плохо, очень плохо! Думай, Андрис!
Я посмотрел на бледное лицо Марианны, плечи которой по-прежнему сжимал, и стал тихо размышлять вслух:
— Что ж, я не волен противиться, ваше величество. Ваш приказ — закон для каждого жителя Флоириша.
Мэделин Айгари зашипела, двинулась на меня и тут же была схвачена гувернанткой за локоть… Вот это характер — полная противоположность сестре. Это мне и нужно! Была не была…
— Но, — продолжил говорить я, — оборот, как мы знаем, происходит спонтанно. От сильных эмоций.
— Девушка в обмороке, — холодно заметил король, внимательно за мной наблюдая.
— Да, конечно, — кивнул я, глядя в глаза Марку с не меньшим вниманием, — просто напоминаю, что эмоции может испытывать и его высочество. Так, первый оборот произошел из-за его… простите, уважаемая эра Айгари, сьерра О'нил…
— Говорите же, — раздраженно перебил Марк.
— … возбуждения, — закончил я мысль. Мельком глянув на сестру Марианны, заметил, как она плотоядно уставилась на принца, и удовлетворенно продолжил объяснять королю свою мысль: — Теперь нам следует быть особенно внимательными, ведь с каждым «прыжком» в чужое тело эти двое сильно подстраивались друг под друга, буквально копируя магические биополя друг друга. Но принц заведомо сильнее, и его энергия сбила внутренние потоки, что в свою очередь…
Я старался говорить медленно, подольше отвлекая внимание Марка на себя, и понял, что затея удалась, когда услышал удивленное:
— Что вы?..
Макс раскинул руки в стороны от неожиданности, а Мэделин Айгари, обхватив его лицо ладошками, подтянулась на носочках, заставив принца согнуться, и… впилась в губы королевского сына страстным, очень горячим поцелуем.
У Марка Буджерса от наглости девицы отвисла челюсть.
Сьерра О'нил, стоящая совсем рядом с воспитанницей, прикрывала рот руками, так, видимо, стараясь не высказать миру и нам множество очень плохих слов, недостойных женщины ее положения.
Руэлл Ругуж смотрел на гувернантку со странной, несвойственной ему лукавой ухмылкой.
Мой отец, все это время сидящий в углу кабинета с книгой в руках, впервые оторвался от чтения и с интересом уставился на происходящее.
Принц, несколько секунд так и стоящий с разведенными в стороны руками, вдруг осмелел и крепко обнял пылкую поклонницу левой рукой, в то время как его правая ладонь легла на грудь эры Мэделин.
— Что?.. — теперь уже возмутилась она.
Немного отстранившись от Макса, девушка, пылая как маков цвет, хотела уже возмутиться поведением принца, вот только он сразу выдал контраргумент:
— Так надежней, — загадочно сказал его высочество, и его левая рука скользнула по спине девушки к ее бедрам, где и остановилась. А в следующий миг он уже сам взял инициативу над их поцелуем, завладев губами Мэделин Айгари.
Она, как мы ни ждали, не возражала…
— Сын!!! — наконец рявкнул король, и даже Марианна, пребывающая в благостном неведении о поведении сестры, слегка вздрогнула, а после застонала…
Парочка — принц и его внезапная поклонница — отпрыгнули друг от друга. Макс пошатнулся, нашел опору в виде Оруэлла Ругужа и, схватившись за плечо мужчины, попросил:
— Умоляю, простите меня, голова кружится неимоверно. Ничего не понимаю…
— Андрис!!! — Кажется, даже штукатурка посыпалась с потолка от рева Марка Буджерса. — Да я тебя казнить велю!
— Как будет угодно его величеству, — смиренно ответил я.
— Что с моим сыном?
Я опустил взгляд к бледному лицу девушки на столе, уточняя:
— Ваше высочество, как вы?
— Подыхаю, — честно ответил тот нежным голоском. — Дайте воды и яду.
— Он в порядке, — ответил я королю. — Нужно лишь время, чтобы залатать дыру в энергетическом поле.
— Верни его в тело! — приказал Марк, надвигаясь, как белый туман с болот на одинокого путника — того и гляди поглотит.
— Боюсь, это невозможно, ваше величество, — признался я, опустив голову в знак покаяния и раскаяния, — пока принц не залатает дыру в потоках, я не смогу его вытащить…
Вязкая тишина наполнила комнату, в ней можно было захлебнуться и утонуть. Если нет цели выжить, конечно…
— Дарт! — Король обернулся к моему отцу и гневно ткнул указательным перстом в мою грудь, требуя: — Разберись со своим сыном! Пока я не убил его! А я близок, клянусь тебе!
— Я понимаю, ваше величество, — со спокойствием удава кивнул мой отец и поднялся, глядя на меня абсолютно бесстрастно. — И прошу позволить мне поговорить с сыном. Наедине.
Взгляд Марка Буджерса был красноречивей любых слов. Он был зол и крайне недоволен. Однако если кто и мог противопоставить что-то королю, так это Дарт Геррард, прослуживший ему больше сорока лет верой и правдой. Отец смотрел на его величество прямо и открыто, демонстрируя тому не то полное смирение, не то абсолютную бесстрастность…
В любом случае, смилостивившись и отпуская нас с отцом на разговор, Марк прекрасно осознавал: Дарт Геррард никогда не сделает ничего, что может навредить роду Буджерсов. Я тоже так думал.
Вот только этот разговор с отцом стал для меня откровением.
Перед тем как мы вышли в мою миниатюрную библиотеку, условившись явиться пред очи его величества в ближайшее время, я успел бросить взгляд на эру Марианну, пребывающую в теле принца; она выглядела растерянной, но не испуганной. А еще она была живой, что гораздо важнее.
Заметив мое внимание к себе, она улыбнулась. И снова я поразился, насколько изменилось выражение лица Макса после обмена телами. Казалось, даже черты и контуры стали иными. А еще были эти глаза — разве можно спутать внимательный, нежный и одновременно доверительный взгляд Марианны Айгари с кем-то еще? Никогда.
— Что у тебя с этой девицей, Анрис? — словно услышав мои размышления, спросил отец, стоило установить завесу тишины.
Вздрогнув, я подобрался и сосредоточился на беседе.
— Чувство долга, — прямо ответил отцу.
Он чуть скривился и покачал головой.
Я помолчал какое-то время, не желая вступать в полемику, но, поняв, что тишина может продлиться вечность, все же спросил: