— Ты слепая, Дэми. Ты правда ничего не замечаешь? Не видишь, что он делает с нашим домом? Думаешь, все эти стальные чудовища под нами – они только руду добывают? Как бы не так. Он принес сюда что-то. И оставил это там, в подвалах. – Топает ногой. – Поэтому тебя, дуру, туда и не пускают. Потрошитель плевать хотел на свою «женушку», хоть бы тебя там и завалило. У него секрет-и-и-и-к.
Намара улыбается так широко, что мне хочется плюнуть ей прямо в рот.
— Заканчивай, - немного нервно бросает Геарат.
В отличие от дочери, он не совсем одурел от вседозволенности. Знает, что будет, если Тьёрд узнает, как со мной обращались «любимые родственнички». Видимо, подаренная ему голова воняет сильнее.
— Мы убьем ее? Теперь мы обязаны ее убить.
— Нет, - улыбка отчима настолько отвратительна, что у меня холодеет спина. – Я лучше вырву ей язык. И переломаю руки и ноги.
Чувствую, как в горле растет давящее напряжение, как выгибаются руки и ноги. Из глаз брызжут злые слезы отчаяния, но справиться с ними не получается.
Мне не страшно умереть. Совсем нет. Я была готова к такому исходу с первого дня, как халларнцы заняли замок.
Мне противно, что я не могу умереть хотя бы достойно сопротивляясь. И что перед смертью эта парочка будет смотреть на меня с триумфом.
— Она хнычет, смотри. – Намара зачем-то корчит рожи, хоть я уже почти не могу различить черты ее лица. В моем гаснущем сознании она похожа на грязный плевок на снегу – такая же бесформенная и почему-то как будто скользкая. – Подстилке страшно, отец. Давай, сделай это!
Он подступается ближе, продолжая выкручивать пальцы с зловещих знаках.
— Я переломаю тебя так, что ты больше никогда не сможешь ни ходить, ни даже ползать. Не напишешь ни строчки. Будешь мешком со всяким отрепьем. А Тьёрду скажу, что ты сама сиганула со стены. Мы с Намарой пытались тебя отговорить, но куда уж…
— Доброй но…
Этот голос я ожидаю услышать меньше всего. Я даже его обладательницы не вижу – туша Геарата такая огромная, что он словно заполняет собой всю комнату, и из-за его плеча торчит лишь самый край макушки моей служанки.
Что она здесь делает в такой час?
Девчонка, приставленная ко мне Тьёрдом, резко выбрасывает вперед руку – и в лицо Геарату летит коричневатое облачко. В воздухе, и без того наполненном тяжелым запахом, тут же расцветает целый букет неизвестных мне ароматов – острых, пряных, затуманивающих разум.
Сила, сковывающая меня, мгновенно слабеет, и я со стоном падаю на колени.
Намара кричит, пытается напасть на служанку с кулаками.
Рожа Геарата мгновенно становится красной, он мотает головой, подслеповато щурится, шаря вокруг себя расставленными руками, как будто вдруг ослеп, и от шока не понимает, что творит.
Во мне слишком много злости, чтобы сидеть на полу и жалеть себя. Мне все так же больно. Очень больно. Но я нахожу силы поймать Намару за край подола. А когда сестра, дернувшись, поворачивается ко мне, собираясь что-то сказать, вскакиваю на ноги и со всей силы впечатываю ее затылок в стену.
Хруст ломающихся костей приятно радует слух.
Она тут же закатывает глаза и стекает на пол кучей тряпья.
Поворачиваюсь к Геарату. Отчим трет глаза кулаками, но, судя по всему, толку от этого немного. Я – плохая и жестокая. И сострадания во мне лишь на каплю больше, чем в нем самом ко мне мгновение назад.
Никакой внутренний голос не напоминает о жалости.
Ни один из богов не просит о милосердии.
Ничто не мешает сделать то, что собираюсь сделать.
Посмотреть, насколько крепкие у него яйца. И где у него засвербит, когда я что есть силы бью его коленом в пах.
Не промахиваюсь, само собой.
Первое мгновение кажется, что Геарат сейчас лопнет – настолько напряжено и раздуто его лицо. Отчим открывает рот, но не может проронить ни звука. Хочет, но не может закричать. Ему едва удается сделать маленький вздох, а потом он валится сначала на колени, потом на бок.
И, обхватив пригоршнями причиндалы, громко и тонко скулит.
— Госпожа? – Служанка сидит на корточках возле Намары и, глядя на меня с немым вопросом, тонким лезвием кинжала надавливает ей на горло. Достаточно сильно, чтобы вспороть кожу и пустить кровь. – Хозяин не осудит. Я видела, как все было.
— Нет, - качаю головой. Я чувствую дикую усталость. Ноги подкашиваются и в голове до сих пор туман. — Спасибо, Баса. Ты мне жизнь спасла.
В ответ она лишь коротко пожимает плечами.
Дожидаюсь, пока Намара придет в себя. Мне ее не жаль – окровавленную, сломленную, с покрасневшими от крови глазами и хлопьями слюны на губах.
— Слушай меня внимательно, - привлекаю ее внимание.
Сестра кривит губы и пытается зареветь еще сильнее, но я киваю на кинжал в руках служанки – и Намаре достаточно этого намека, чтобы заткнуться.
— Вы уберётесь прямо сегодня. Сейчас. Забирай своего папашу и выметайтесь из Красного шипа. Уходите как есть – ни минуты на сборы, если хотите выйти живыми, а не встретить рассвет на пиках замковой стены. Мне бы следовало вас убить, но я не сделаю этого, потому что, - нарочно подражаю гадкому голосу сестры, - «маленькая грязная шлюха» во мне говорит, что родственников убивать нельзя. Я с ней не согласна, но ее слова кажутся мне довольно убедительными. Если через несколько минут я увижу хоть одного из вас – мы с ней договоримся.
Намара ползком добирается до отчима, пытается помочь ему встать на ноги и скулит о том, что им нужна еда хотя бы на первое время.
— Пусть твой отец лучше вспомнит, как охотиться. Вы не получите и крошки хлеба, потому и что я не имею привычки подкармливать крыс.
Я делаю шаг в сторону, освобождая путь к двери.
— Надеюсь, снег станет вам хорошей могилой.
Глава сорок седьмая
Воины Тьёрда пинками выталкивают их сперва из замка, а потом – за стену, через откидной мост, который тут же поднимают, отрезая путь обратно. Я стою на стене и мне не холодно, даже когда резкие порывы ветра пробираются под кожу.
Намара и Геарат, медленными черными точками на снегу, пробираются в сторону леса.
Я отправила их на верную смерть.
До рассвета они не доживут – волки не упустят такой шанс.
Но во мне нет жалости. Лишь огромное удовлетворение от, наконец, свершившейся справедливости.
Когда возвращаюсь в замок, ко мне приводят тех двоих, которым Намара передала послание. Судя по хмурым избитым лицам бородачей, обошлись с ними жестко.
Но у них нет при себе никакого послания. Успели выбросить или спрятать. Теперь оно мне и не нужно. Достаточно взглянуть на них, угадать по-особенному заплетенные в бородах косицы, чтобы понять, откуда эти двое, и кто за ними стоит.