Квартира оказалась годная, полторы комнаты, метров тридцать, кухня, ванная, качество приемлемое, местоположение идеальное. Договор я подписал. Но что-то меня скребло, словно бы какой-то подвох, но непонятно в чем, я задумчиво спустился по лестнице, остановился перед списком жильцов. Прочитал для начала адрес, Брэннчюркагатан, 92 — откуда-то он был мне знаком, но откуда? Откуда, продолжал я раздумывать, идя взглядом по списку жильцов.
Бли-ин.
Линда Бустрём, значилось в списке.
Аж мурашки по спине.
Это же ее адрес! Я писал ей и просил прислать текст для «Ваганта», вот откуда мне знакомо «Брэннчюркагатан, 92»!
Насколько вероятна такая случайность?
В городе проживает полтора миллиона человек. Из них я знаю одного-единственного. Даю объявление в газете, получаю подходящее предложение от неизвестных мне польских сестер-близняшек — и оказываюсь именно в ее доме!
Я медленно дошел до метро и беспокойно ерзал на сиденье всю дорогу до своей девичьей светелки. Что подумает Линда, если я поселюсь у нее над головой? Что я ее преследую?
Нет, так нельзя. Я не могу. После того ужаса в Бископс-Арнё — не могу.
Войдя в дом, я первым делом позвонил полькам и сказал, что передумал, я не хочу снимать их квартиру, я нашел вариант лучше, простите, пожалуйста, так вышло.
— Ничего страшного, — сказали они.
После чего я снова оказался на исходной позиции.
— Ты рехнулся?! — заорал Гейр, когда я ему рассказал. — Ты отказался от квартиры на Сёдере, к тому же недорогой, потому что опасаешься, что кто-то едва тебе известный, возможно, подумает, будто ты его преследуешь? Ты знаешь, сколько лет я ищу квартиру в центре? Их невозможно найти. Их нет. И тут являешься ты, тебе на блюдечке с золотой каемочкой подносят одну квартиру, потом вторую, а ты воротишь нос! Да ты охренел!
— Поздно, — ответил я. — Слушай, а можно я напрошусь в гости? Вы мне теперь почти как семья стали. Так что давайте я приеду на воскресный обед?
— Чувства твои я разделяю с одной поправкой: сегодня понедельник. И отцовско-сыновние отношения мне плохо даются, предлагаю Цезаря и Брута.
— А Цезарем у нас кто будет?
— Зачем задавать дурацкие вопросы? Рано или поздно ты нападешь на меня со спины. Ну ладно, приезжай. Здесь поговорим.
Мы поужинали, я вышел на балкончик покурить и допить свой кофе, Гейр пошел со мной; мы разговаривали о релятивистском отношении к миру, свойственном нам обоим, о том, что мир поменялся, когда поменялась культура, но все равно остался для нас всем, так что за его пределами человеку по-прежнему ничего не видно, следовательно, ничего и не существует, — а также о предпосылках этого: мы так думаем потому, что учились в университете в разгар постмодернизма и постструктурализма и росли на Фуко и Дерриде, либо все так и обстоит на самом деле; но в таком случае не отрицаем ли мы постоянную, неизменную и неотносительную первооснову. Гейр рассказал, что один знакомый перестал с ним разговаривать после их препирательств об абсолютном и относительном. Мне показалось странным порывать с человеком по такому поводу, но я ничего не сказал. «Для меня социальное — это все, — заявил Гейр. — Человеческое. За его пределами меня ничего не интересует». — «А меня интересует», — сказал я. «Да ну? И что же именно?» — «Деревья», — ответил я. Он заржал: «Паттерн у растений. У кристаллов. В камнях. В ландшафте. И в галактике». — «Ты говоришь о фракталах?» — «Например. Но вообще все, что связывает мертвое и живое, все известные доминирующие формы. Облака! Дюны! Вот это все очень меня интересует». — «Бог мой, какая скука», — вздохнул Гейр. «Ничего подобного!» — сказал я. «Еще какая», — ответил Гейр. «Пойдем в дом?» — предложил я.
Я налил себе еще кофе и спросил Гейра, могу ли я воспользоваться телефоном.
— Конечно! А кому будешь звонить?
— Линде. Это…
— Да-да-да. Ради которой ты уже успел отказаться от квартиры.
Я набрал номер, это был уж раз пятнадцатый. К моему изумлению, она ответила:
— Линда.
— О, привет. Это Карл Уве Кнаусгор.
— Привет, — сказала она. — Это правда ты?
— Да. Я в Стокгольме.
— Да? В отпуск приехал?
— Нет, не совсем. Я решил пожить у вас тут немного.
— Правда? Вот круто!
— Угу. Я тут уже несколько недель. Я тебе звонил, но ты не брала трубку.
— Я была в Висбю.
— Да?
— Ездила поработать.
— Здорово.
— Да, очень здорово. Я не так много написала, но…
— Понятно, — сказал я.
Повисла пауза.
— Я думал, может, нам как-нибудь кофе попить?
— С удовольствием. Я теперь здесь.
— Завтра, например. Ты очень занята?
— Завтра? Можем попробовать, лучше до обеда.
— Отлично.
— А ты где живешь?
— Я у Нюторгет.
— Прекрасно! Давай там и встретимся? Ты знаешь пиццерию на углу? Напротив нее с другой стороны кафе. Давай там?
— Давай. А когда тебе удобно? Одиннадцать? Двенадцать?
— Двенадцать нормально.
— Чудесно. Тогда увидимся!
— Пока!
— Пока!
Я положил трубку и подошел к Гейру, он сидел на диване с чашкой в руках и смотрел на меня:
— Ну что, клюнула наконец?
— Ага, договорились завтра увидеться.
— Понятно. Вечером зайду, доложишь.
За час до назначенного времени я уже сидел в кафе с рукописью, которую вычитывал как литконсультант, это был роман Кристины Нэсс, и работал. Стоило мне подумать о Линде, и тут же во мне просыпалось предвкушение. Нет, никаких видов на нее у меня не было, эти мысли я похоронил, скорее меня волновала сама предстоящая встреча, как все пройдет.
Я заметил Линду, когда она спрыгнула с велосипеда, потом поставила его передним колесом в стойку у входа, навесила замок, посмотрела в окно, возможно на свое отражение, открыла дверь и вошла. В кафе клубился народ, но она меня сразу углядела и пошла ко мне.
— Привет, — сказала она.
— Привет, — сказал я.
— Я только схожу заказ сделаю. Ты что-нибудь хочешь?
— Нет, спасибо, — сказал я.
Округлилась как будто — это первое, что я заметил, — почти мальчишеская худоба исчезла.
Она положила руку на прилавок и повернула голову в сторону официанта, стоявшего у шипящей кофе-машины. Я вздохнул всем телом. И зажег сигарету.
Она вернулась с чашкой чая и села за столик.
— Ну, привет, — опять сказала она.