Действительно, ни иголок, ни ниток, они не подумали. Ничего, отыщут магазин, пополнят запасы, все предусмотреть заранее невозможно. Не успела Лайза мысленно смастерить ободряющую фразу, как послышалось:
– Раньше здесь, у стены, машинка моя швейная стояла – Зингер. Старенькая, с ножным приводом. Сколько я вещей на ней пошила, сколько скроила… Продали, наверное. Или выбросили…
«Жаль, если так».
У Лайзы вновь завращалась в голове сирена – не нужно позволять циклиться на негативном, сменить тему беседы. Но Лидия Степановна и сама циклиться не захотела, улыбнулась, и будто растянули на лице давно состаренное морщинистое полотно.
– Там у меня и нитки были, и иглы. Наборы целые.
Где-то в далеких годах и в чужой памяти, в той же самой комнате, залитой солнечным светом душевного тепла, так и стояла машинка «Зингер» – равномерно стучал, посылая иглу вверх-вниз, исправный ротор; возле нее, наверное, шлепал босыми ногами мелкий сынишка. Пил на кухне чай в самом расцвете сил любимый муж, ронял на новую кухонную клеенку крошки от бублика, листал газету…
– Я посмотрела в шкафу – пусто. Нигде, ничего… Вот и не знаю, чем заняться. Все хорошо, – встрепенулась Лида, испугавшись, что перекладывает «с больной головы на здоровую». – Зато у себя, зато дома. А вещи… Что вещи?
В вещах для нее крылось многое – жизнь.
Лайза уловила.
И не поняла, почему у нее щелкнуло только сейчас – чемодан! Ведь заведующая попросила кладовщицу принести им чемодан. Смущаясь, объяснила, что вещи Лиды давно еще, сразу после прибытия последней в «Березки», прислал «Градьент». Но постоялице их не отдали, побоялись эмоционального раздрая, инфаркта, не дай Господь… А после о них забыли. С кем не бывает? Случается. Дела-заботы… И выкатили к ногам Мака пыльный и очень старый саквояж.
Лайза ведь сама, пока Мак занимался «мамой», передала его водителю для погрузки в багажник, сама же потом приняла. А ступила через порог – и из головы вылетело.
– Подождите, я сейчас!
Ящик с колесиками, похожий на атрибут фокусника, так и стоял в темном углу, спрятавшись под полой ее теплого плаща.
Квадратная ручка легла в пальцы неудобно, вес показался почти неподъемным, но в комнату находку Лайза тащила с восторженным рвением.
– Вот! Может, здесь?
– Ой, Лизонька, это же мой!
– Ваш… Может тут и иголки найдутся?
– Где ты его отыскала?
– В коридоре стоял…
Ответ получился неопределенным и правдивым. Не хотелось про заведующую, про «Градьент», про тот период, который они сегодня отсекли невидимым стеклом. Теперь только будущее, только вперед, сколько бы его, этого самого будущего, ни осталось.
– Не выбросили, надо же…
Похожие на пасти аллигаторов защелки узловатые пальцы отворили умело; глянули на Лиду ровные спины старых писем и матовые обложки фотоальбомов.
Лайза боялась смотреть на настоящего Мишу и на чужое счастье. Опасалась, что заворочается внутри нечто забытое, некое припорошенное радостным настоящим прошлое, которое по ее же желанию (ведь ее же?) стерла Комиссия… Что фальшиво будут звучать ответы, что вопросы невпопад.
Но, оказывается, зря боялась, уже через минуту поймала себя на настоящем интересе, на том, что смотреть на молодую Лиду и Анатолия легко.
– Здесь Мишеньке пять, мы тогда в первый раз пошли в фотостудию. А как он не хотел после снимать адмиральскую фуражку, почти что истерику закатил. Толя ему после пообещал достать такую же – так и увели.
Супруг Лиды оказался мужчиной невзрачным, ушастым, но с добрым взглядом. Невысоким, темноволосым, коренастым. А Миша и правда чем-то походил на Мака – Лайза этому факту поразилась. Конечно, «упрощенной» версией, не такой ярко-выраженной и рельефной, но все-таки. И подумалось вдруг: «Каким Мак был в детстве? Сохранились ли в далеком мире и у совершенно другой женщины его фото? А ее собственная мама? Почему в голове провал?»
Додумать не дали.
– Здесь он уже перед школой, тогда, видишь, все несли георгины… И он тоже.
Новое фото, выцветшее от времени, но мальчишка на нем озорной, любопытный.
– Он ведь всегда был таким…
– Каким?
– Бойким. Каждый день с кем-нибудь воевал, отстаивал честь девочек во дворе, друзей. Всегда хотел сражаться за добро. Вот и ушел… в службу. То Д’Артаньяном был, то Атосом…
Все имена чужие, незнакомые. Книжные герои?
– А ты Констанцией никогда не была?
От улыбки Лида даже помолодела, зато впала в ступор Лайза – кто такая Констанция?
– Н-нет. Мы больше… в куклы, в мяч…
То, чего она и боялась – комментарии невпопад.
– Мяч они тоже любили. Гоняли с утра до вечера. Закинули раз к Валентине под окошко на провод, так доставали потом полдня…
Фотографий было миллион. Целая жизнь в картинках, запечатленные моменты чьей-то счастливой реальности из другого времени и чужого мира. Лайзе нравилось их рассматривать, а с бабой Лидой и вовсе произошло чудо – будто взошло в немощной груди второе солнце.
«Она будет их рассматривать, эти фото, каждый день. Не по одному разу».
А уж когда выяснилось, в чемодане, помимо писем и альбомов, хранились расшитые вручную наволочки, часы-календарь в виде солдата Второй мировой войны и еще вязальные спицы, Лидия Степановна окончательно воспряла духом.
– Это ж можно Мише свитер связать. А тебе шапку и шарфик. Жаль, пряжи только нет, я бы…
Отражался в старческих глазах тот вагон вещей, которые можно было бы навязать, отыщись материал.
– Пряжу купим, – нашлась Лайза, – вот вернется Мак… Миша. И съездим все вместе в магазин. Хотите?
– На такси?
Видно было, что второй раз «мама» в такси не сядет ни под каким предлогом.
– Если близко, то на автобусе.
«На автобусе можно».
Уж очень хотелось бабе Лиде заняться любимым делом, в «Березки» то спицы никто ей, сколько ни просила, не привез.
– Вот и здорово!
Главное, дождаться Мака, а там все решится.
Хорошо, что получилось. Контакт удался – спасибо забытому чемодану, на содержимое которого смотрели, как на бесценную мировую сокровищницу. В недра саквояжа скидали, казалось, все содержимое шкафов и полок, перебирать теперь – не перебрать.
Лайза радовалась.
И потому, когда ей предложили показать вышитые гладью наволочки, с неподдельным энтузиазмом кивнула.
* * *
Литайя. Кайд.
Когда-то давно (в прошлой жизни) Кайд занимался сексом относительно часто – раз в месяц. Но к любви этот процесс не имел никакого отношения. Менторы, как и обычные люди, уставали, и уставали порой сильнее обычных людей, да еще сексуальная энергия – куда денешь?