Балкон на Кутузовском - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Рождественская cтр.№ 46

То ли в силу слишком скромного Катиного характера, то ли по каким-то другим причинам, с одноклассниками отношения тоже не очень складывались. Внутри класса в первые же месяцы учебы образовались кланы по районно-географической принадлежности.

Во-первых, так называемые «местные» – те, кто обитал в мрачных многоквартирных серых домах, нависающих над школой, практически в самом школьном дворе. Дома были жуткие не только снаружи, но и внутри, внутри даже ужаснее. Там в одном из них жила одноклассница, к которой Катя пару раз захаживала за домашним заданием и дом этот хорошо знала – длиннющие темные безлюдные коридоры, в которых обязательно что-то шептало, звякало и булькало, и так неожиданно, что в жилах стыла кровь. Катя в лифте не ездила, этаж, где жила одноклассница, был всего третий, но до ее квартиры тоже надо было еще добраться живой. Катя входила в подъезд, покрашенный мрачно-синей краской, и, собравшись с духом, бросалась бегом через две ступеньки вверх, чтобы как можно быстрее домчаться до спасительного звонка, словно за ней обваливалась лестница и надо было выжить любой ценой, ведь дома ее очень ждали. Потом с замиранием сердца, почти на ощупь, сквозь темноту, через отталкивающие и обволакивающие чужие запахи, она шла к нужной квартире и начинала настойчиво и в то же время просяще трезвонить. Она никогда никого в подъезде не встречала – ни спасительных медленных старушек, ни орущих детишек, – хотя заколдованный дом этот был громадный, и от этого становилось еще страшнее. Да и около половины одноклассников обитало на этих мертвых безмолвных этажах…

Еще существовал клан «приезжих» – тех, кто жил по всей длине Кутузовского проспекта или приезжал в школу со стороны Арбата на втором троллейбусе или 69-м автобусе. Разношерстные, запыхавшиеся, вечно опаздывающие, рассказывающие почти взрослые истории о своей далекой микрорайонной жизни, они на самом деле немного настораживали Катю. В основном потому, что всегда все сравнивали со своим районом: «Нууу, у нас во дворе горка на детской площадке самая высокая в Москве!», или «В нашем районе самый чистый воздух, не то что тут, об этом даже в „Вечерней Москве“ писали!», или «Лифтер у нас в самом лифте сидит, а не у входа, на кнопки нажимает, ездит туда-сюда…» Ну и все в таком же духе, глупости всякие. «Чего ж вы тогда у себя в районе школу не нашли, а к нам ездите, – думала Катя, – там же горки высокие и воздух чище».

Следом шли «дорогомилы» – название говорило само за себя: те, кто жил на Дорогомиловской улице около Киевского вокзала, их как раз и не любили в первую очередь. Объяснялось это тем, что у них была своя обычная районная школа, а они своим присутствием в специальной английской оттягивали места у законных «местных». Но дело даже было не совсем в этом – Дорогомиловка была районом привокзальным и околорыночным, рассадником всякой шпаны и мелкого бандитства – младших обидеть, копейки отобрать, фингал поставить, накляузничать, всякое такое гадкое. Не любили в школе «дорогомиловцев», были они вовсе не дорогие и тем более совсем не милые.

В-четвертых, и совсем особняком, своей высшей кастой жили «украинцы» – престижные детки из высотки, где полдома в многоэтажной его части занимала гостиница «Украина», а ее основанием служили жилые дома. Дети эти были довольно многочисленны и тоже, в общем-то, разноперы по происхождению и статусу, но нос держали одинаково высоко и никого в свой закрытый «украинский» клуб не допускали. У них был свой двор, свои разговоры и секреты, свои дневные дворовые герои и наглая шпана, занимающая по вечерам старушечьи скамейки.

Катька не попадала ни в одну из этих группировок, ее дом стоял прямо напротив школы, но к «местным» ее не относили, «приезжие» тоже не принимали, потому что ехать до школы ей было не надо, и ни «дорогомилы», ни «украинцы» своей, соответственно, не считали. С подругами в связи с этим было напряженно. После уроков девчонки расходились стайками по своим направлениям, а Катя шла домой через дорогу одна. Дорога обратно занимала больше времени, чем в школу – ведь можно было подольше постоять у витрин Дома игрушки, а то и зайти в магазин поглазеть на них вблизи. Но быстро, без задержек у каждого прилавка, обойти, так сказать, владения. Ведь дома бабушки – Поля и Лида – очень волновались, если Катька немного опаздывала. Они всегда ждали от нее новостей. А какие в школе могли быть новости, удивлялась Катя. Что в который раз около директорского кабинета сидели родители Мишки Абрикосова, которого снова собирались выгнать за курение? Что на уроке рисования Ева Наумовна как всегда смешно начала урок: «Дети, сегодня будем рисовать по вимислу и по замислу». А на уроке музыки выучили новую песню, и Катя даже спела:

Разве это были новости?

Но бабушкам они очень понравились, особенно «по вимислу и по замислу»! Катя любила эти послешкольные часы, когда, сбросив ненавистную форму, она садилась на маленькой кухне за крохотный стол и водила ложкой по дну тарелки с бульоном, слушая привычное и такое теплое воркование двух старух – Катя, конечно же, их так не называла и даже никогда так не думала, но понимала, что возраст их практически недосягаем: одной за 60, другой – за 80, не возраст, а сплошная древность, столько не живут. И тем больше она их любила, тем нежнее к ним относилась – с невозможным трепетом, всепоглощающей нежностью, безмерным уважением и боязнью их вдруг потерять.

Кухня – это было их место. Кипящие кастрюли, шипящие сковородки, наполненные вермишелью дуршлаги, противни с дымящимися пирожками и кувшины с ядреным морсом – все это составляло их женское царство. А еще у них были свои продукты-питомцы – творожок, чайный гриб и вечнозеленый лук, о которых обе бабушки заботились и к заботе приучали внучку.

Над мойкой по вечерам вывешивалась вечная марлечка с творогом, самодельный был самым вкусным и нежным, не чета покупным, а другая, тщательно простиранная и расправленная тряпочка, сохла на веревке рядом. Творог, как Катя выяснила, происходил из кефира и молока или из каждого из них по отдельности. Бабушка осторожненько нагревала кефир с молоком на водяной бане, а потом аккуратненько сливала свернувшиеся комочки новорожденного творога в дуршлаг, закрытый марлечкой, и эти белые сгустки подвешивала над мойкой. Там творог зрел всю ночь, истекая сывороткой и превращаясь в привычную творожную субстанцию. Доживал он, молодой, с кислинкой, только до утра, любили его есть на завтрак все – со сметанкой и вареньем.

На подоконнике в кухне в любое время года стояла еще маленькая майонезная стекляшка с веселым зеленым лучком, имеющим способность моментально пускать корни при виде воды, а вслед за корнями и стрелки. И даже весной или летом, когда стрелочного лука было хоть отбавляй, домашний все равно пользовался исключительным уважением. И у Евки на окне стоял такой же лучок, и у Марты, и целых три даже в школе на подоконнике в классе по биологии. Да у всех! А как без витаминов-то? Все салаты обязательно пахли зеленым луком, любые, с овощами, с мясами, не важно, зеленый лук был обязательной составной частью, дающей тот родной привычный вкус и запах, от которого моментально выступала обильная слюна.