Авиценна. Канон биохакинга - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Иванов, Нурали Латыпов cтр.№ 13

Искусный полемист, чей дар острой полемики унаследовал Авиценна (особенно в полемике с Бируни), Гален иногда небольшим замечанием, вопросом или мелким эпитетом дает уничтожающую характеристику своему противнику. Так, например, возмущаясь атеистическими утверждениями эпикурейцев, он писал: «…если бы я захотел тратить больше слов для таких скотов…, то рассудительные люди стали бы порицать меня за то, что я нарушаю святость моего произведения, которое я передаю как религиозный гимн в честь Творца» ^[33].

XI

Творец – Мастер – для Галена не предмет поклонения, а неисчерпаемый источник восхищения и вдохновения, позволяющий ему открывать для себя главное чудо природы – человека. Важно, что именно такое отношение к Богу он передал сквозь века Авиценне. И сколько бы не говорили об исмаилитских или иных корнях мировоззрения Авиценны, все это будет лишь «область желаемого», а действительное содержится в «Каноне врачебной науки», где безраздельным властителем дум Авиценны является Гален, а Творцом природы – Создатель, Мастер.

И это была закономерность, присущая не только тандему (во времени) «Гален – Авиценна». Это была общая закономерность развития так называемой классической науки или, как хорошо сказал об этом Пригожин: «Классическая наука была порождена культурой, пронизанной идеей союза между человеком, находящемся на полпути между божественным порядком и естественным порядком, и Богом, рациональным и понятным законодателем, суверенным архитектором» ^[34].

Изучая натуру человеку в период детства и юности, когда происходит «его лепка», максимальная самоорганизация всех систем и прежде всего роста, Авиценна пишет: «Таково учение врачей и их доказательства. Что же касается Галена, то он возражает всем сразу. А именно, он считает, что теплота у детей и юношей в основе своей одинакова, но у детей теплота носит количественный характер, при этом ее качественные характеристики уступают по остроте воздействия на растущий организм. У юношей, напротив, происходит снижение количественных характеристик теплоты, но в то же время нарастает качество остроты обретения формы» ^[35].

Идеи формообразования человека, его превращения в некий физический оптимум занимали Авиценну, как видно из его размышлений на страницах «Канона врачебной науки», не меньше, чем анатомические опыты. Далее, призывая в свидетели Галена, Авиценна пишет: «Доказательство этого, как говорит Гален, таково: надо себе представить, что некая теплота, совершенно одинаковая по количеству или, иначе говоря, тонкое горячее тело, одинаковое по качеству и количеству, иногда распространяется во влажной, обильной субстанции, как например, в воде, а иногда распространяется в сухой скудной субстанции, как например в камне» ^[36].

Творение человека в процессе его роста и формирования законченного облика – это один из ключевых разделов «Канона врачебной науки», посвященных спецификации натур. Но интересен он не только с точки зрения изучения теории медицины математических идеализаций, но как некий незримый симбиоз «Гален – Авиценна». Ведь это не просто цитаты из «Канона», но духовный, по своей сути глубоко алхимический процесс размышления об энергетике формообразования человеческого существа, в котором Авиценна как бы перемешивает свою мысль с галеновской.

Он пишет: «Дети рождаются от семени жизни, которое изобилует энергией огня, и с этим огнем годами не происходит ничего, что могло бы дать ему угаснуть. Ведь ребенок непрерывно развивается, растет, и что, скажите мне, может повернуть его развитие вспять? Что же касается юноши, то нет таких причин в природе, которые бы увеличивали его теплоту, но и не существует также причин ее угасающих» ^[37].

Термодинамика роста и конструирования человека от грудного ребенка до юноши – вот тема, которая звучит в «Каноне» как идея, где соавторство Галена выглядит столь органично, словно он сидит в Академии Мамуна в Хорезме между Авиценной и аль-Масихи, рассуждая на любимые темы. Словно вдохновленный этой беседой Авиценна записывает: «Вот рассуждения о натуре ребенка и юноши в соответствии с тем, как его взялся изложить Гален, а мы объяснили суть вопроса с его слов» ^[38].

Гален действительно в реальности стал для Авиценны вторым учителем и другом, как аль-Масихи, завещавший Авиценне тезисы «Канона» в виде «Книги в ста главах» и высказавший надежду, что после его смерти их общение не прервется, а будет продолжаться в иных духовных сферах бытия. Гален настолько явственно присутствует в жизни Авиценны, что кажется закономерным восклицание Микеланджело «Лучше поддерживать Галена и Авиценну» или шепот Парацельса «Отрекаюсь Галена и Авиценны», словно речь идет об одном человеке.

Они оба верили в Мастера и оба являлись по сути своей мастерами. Такими же бессмертными, как Он, только людьми. Собственно, границу между Богом и Человеком масштабов Галена можно различить только в мире вещей. В конструкции времени все по-другому. Гален полагал, что в мире вещей человек создан не столь совершенным, как звезды, как солнце. «Ведь дав Фидию глину, – писал он, – нельзя от него требовать статую из слоновой кости. Точно так же из крови никогда не получишь блестящего и прекрасного тела луны и солнца. Это божественные и небесные тела, а мы – только статуи из грязи. Искусство же Демиурга равно и здесь, и там» ^[39].

Эту же особенность Творения пытался объяснить в XX веке И. И. Мечников в своей яркой фундаментальной работе «Этюды о природе человека», указав на существование проблемы дисгармонии в человеческом теле и поставив вопрос о его доработке (например, удалении большей части кишечника). Все же, думается, что Авиценна был ближе к истине, когда полагал возможным противостоять дисгармонии в человеке путем постоянной коррекции состояния здоровья, включения всех существующих (в его социуме) механизмов приспособления (адаптации).

Да, всего предвидеть нельзя, и уязвим, слаб человек перед силами природы. Его преследует рок, губят страсти и гордыня. Но думается, что биохакинг, которому мы в будущем надеемся посвятить специальное исследование, даст ответы на все вопросы о возможных путях улучшения, «доработки» природы человека, объединяющей в себе подходы как Авиценны, так и Мечникова.

Завершая эту тему, нельзя не вспомнить одну поучительную современную притчу о том, как после смерти Эйнштейн предстал перед Господом и тот обратился к нему с вопросом, чего он желает за великие труды свои, за жизнь без гордыни и суеты. Не стал просить Эйнштейн награды, но обратился с одной лишь просьбой – начертать ему формулу Человека. Исполнил Господь его просьбу и углубился Эйнштейн в изучение столь чудной математической идеализации. Однако спустя некоторое время он воскликнул в изумлении: «Господи, но здесь же есть явная ошибка!?»