– Что не так? Говори быстро, – сразу напрямую спросил Спаситель, чего никогда не сделал бы на сеансе психотерапии.
Но у него не было ни минуты лишней. В приемной уже дожидался Самюэль Каэн.
– Не интересует меня биология. И учиться я больше не хочу. С самого рождения только и делаю, что кого-то слушаю и скребу пером по бумажке. Ничему меня это не учит. Я там просто помираю. – Габен говорил спокойно, с полной убежденностью. – Я работать хочу, жить настоящей жизнью, иметь дело с настоящими людьми. Как ты. Ты же работаешь.
– Но я учился, Габен, и мне не всегда это нравилось.
– Да, но ты знал, что создан для… Скажи, а как ты понял, что твое призвание – психология?
Спасителю показалось, что у него дежавю. Его уже об этом спрашивали, задавали точно такой вопрос.
– Не знаю, не могу сказать. И вообще, может, я ошибся. Может, из меня вышел бы гениальный саксофонист.
– Ты играл на саксофоне?
Спаситель утвердительно кивнул, но он вовсе не это хотел сказать. А что же?
– Выбираешь, еще не зная, Габен. Что я мог знать о психологии до того, как начал учиться? Ровным счетом ничего! А что я знал о профессиональной жизни психолога? Да я близко не представлял себе, что это такое. О женщине, на которой женился, тоже ничего не знал. И что можно знать о женитьбе до тех пор, пока не женился? Тоже ничего. На самом деле сначала поднимаешься на борт корабля, а там уж учишься справляться с волнами и ветром. Добираешься до порта и только тогда понимаешь, что путешествие сделало тебя самим собой, и это неплохо. Давай, Габен, поднимайся на борт!
Спаситель заторопился вниз, а Габен еще несколько минут сидел с озадаченным видом. Потом, словно в порыве вдохновения, набрал на компьютере: «Завербоваться во флот».
Спаситель пригласил в кабинет Самюэля и почувствовал, что тот напряжен до крайности.
– Извини, что заставил тебя ждать.
Самюэль отмахнулся, давая понять, что психует совсем по другой причине.
– На этой неделе со мной произошло что-то важное. – Он уже совладал с собой, хотя продолжал говорить скороговоркой. – Впрочем, нет. Не произошло. Я только говорил и спорил. Не помню, в последний раз, когда мы виделись, я рассказывал тебе о Тибо?
– Да, это студент-второкурсник подготовительного отделения, – тут же отозвался Спаситель. – Ты с ним живешь в одной комнате. Верно?
– Да. Я посмотрел, какие он читает книги, они странные. Например, «Непристойный учебник соблазнения для мужчин, которым надоело быть пай-мальчиками». Я пошутил, что и название можно до конца не дочитать, и у нас завязался разговор. Никогда у меня не было такого разговора со сверстником. Парни не имеют привычки откровенничать, они все держат про себя. А Тибо – нет. Он, наоборот, считает, что надо говорить откровенно… Как мужчина с мужчиной.
– Как мужчина с мужчиной, – откликнулся эхом Спаситель.
– Да. Он сказал, что стал мизогином… Погоди, дай я скажу сам.
– Пожалуйста, говори, Самюэль. Как я понимаю, Тибо не любит женщин.
– Вот видишь, ты сразу делаешь вывод, – упрекнул его Самюэль. – Даешь определение: не любит женщин. Это пережим.
– Пережим, – повторил Спаситель.
Сам Самюэль никогда бы не высказался с такой определенностью, и на это была вполне конкретная причина. У его отца, пианиста, всеобщего кумира, был любовник – молодой человек, который занимался организацией его турне. Не желая услышать от психолога новые замечания, Самюэль застрочил как пулемет, рассказывая о Тибо:
– Он натерпелся от девчонок, у него накопилось. Целых три года он был одержим одной девочкой, да, настоящая сексуальная зависимость, что-то вроде болезни. Поверил, что нашел женщину своей жизни. Единственную.
– Понятно, – пробормотал Спаситель.
Слушая Самюэля, он не мог отделаться от впечатления, что вместо него говорит кто-то другой, будто сам Самюэль сделался одержимым.
– Он на ней зациклился. Она тоже вроде бы имела к нему чувство. Но для него она была всем на свете, других девушек, кроме нее, как будто не существовало. Она им манипулировала, за его спиной над ним смеялась, а он позволял себя топтать. С другой девушкой все было наоборот: это она за ним повсюду гонялась. Поначалу на фоне сексуального голодания он был не против, но жить с ней было попросту невозможно, она связала его по рукам и ногам, а уж расставание стало просто адищем.
Спаситель слушал молча. У Самюэля изменилась манера говорить. Появилась нотка вульгарности, какой не было даже в самый сложный подростковый период, когда он пренебрегал мытьем и после консультаций Спасителю приходилось проветривать кабинет.
– Теперь Тибо не вкладывается в отношения с девчонками. Подцепит, переспит и бросит, пока она его сама не бросила. Я вовсе не говорю, что мне это нравится и я с ним согласен, – оправдывался Самюэль. – Но стоит вспомнить, как Марго на меня наплевала… Чего мне стоило оклематься. Ведь тебя лишают самоуважения. Говорят: ты пустое место. Как мужик, ты ноль без палочки. Вот ведь в чем все дело. Ты не чувствуешь себя настоящим мужчиной. Не смейся, пожалуйста.
– Я и не думаю смеяться, Самюэль.
Вообще-то Спаситель был скорее ошеломлен.
– Тибо мне объяснил, и вполне убедительно, что главная проблема в том, что общество теперь стало гиперфеминизированным. Женщины продолжают требовать равенства, но на самом деле они уже подавляют мужчин. Процесс Вайнштейна этому доказательство.
– Ты говоришь о кинопродюсере, который принуждал актрис к сексу?
– Да, с ним все понятно, – криво усмехнулся Самюэль. – Но женщины воспользовались и валят всех мужиков в одну кучу. Ключевое слово: мужик – значит свинья. Все мужики сволочи. Мачо. А что значит само по себе слово «мачо»? Тибо объяснил: просто-напросто мужественный. Мачо – парень с мужскими ценностями: смелый, верный в дружбе, с чувством ответственности. Ничего плохого. Но феминистки превратили это слово в ругательство, и теперь мужчины сами не знают, кто они такие. Особенно парни, которых растили женщины: сначала матери, потом школьные учительницы, потом преподавательницы в универах – там теперь тоже часто работают женщины. И вот повсюду восторжествовали женские ценности: мягкость, забота о внешности, общительность, и все это за счет мужских – силы, твердости, прямоты… властности.
Самюэль слегка заикался. Одна неделя, и столько открытий! В мозгах настоящая революция. Откровение!
– Теперь подлинная власть у женщин, потому что победили их ценности. А мужчины кастрированы, они разучились быть настоящими мужчинами. Вот как.
Самюэль перевел дыхание. А Спаситель думал: каким образом утонченный Самюэль, романтичный Самюэль мог всем этим увлечься?
– Причина в матерях, на них в первую очередь ответственность, – снова заговорил Самюэль, помрачнев. – Сначала они выживают из дома отцов, а потом не справляются с воспитанием сыновей, потому что не могут научить мальчика, как стать мужчиной.