Жизнь наизнанку - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Дремова cтр.№ 55

— Простите меня, Иван Ильич, я не смогла, — виновато пожав плечами, Люба бросила короткий взгляд на дверь босса, но для Берестова даже этого мимолётного взгляда было вполне достаточно, чтобы понять, что произошло.

— Этот засранец тебя не отпустил? — громко проговорил Берестов, кивнув на дверь с помпезной табличкой, обрамлённой золотой каёмочкой. — А почему?

— У Вадима Олеговича сегодня была какая-то важная встреча, — призывая Ивана Ильича снизить обороты, шёпотом ответила Люба.

— А чего ты шуршишь, словно мышь в норе? — стараясь говорить как можно громче, Берестов намеренно повысил голос.

— Иван Ильич, не нужно, он и так обещал меня сегодня уволить. — В голосе Любаши послышались невольные нотки боязни, и, взглянув в её побледневшее лицо, Берестов почувствовал, что за эти опущенные, наполненные смятением глаза Любаши он готов порвать Зарайского на мелкие куски безо всякого сожаления.

— Что-то этот Засранский берёт на себя много воли, надо бы с этим разобраться, — изрек Берестов, и, услышав изуродованную фамилию шефа, произнесённую Берестовым с особым нажимом, Любаша помимо своей воли хихикнула.

— Эт-то ещё что тут такое?! — Удачный каламбур Берестова подействовал на Зарайского словно красная тряпка на быка, и, распахнув дверь настежь, Вадим Олегович собственной персоной возник на пороге своего кабинета. — Какой наглец позволил себе… о-о-о! Иван Ильич, — мгновенно просияв, лицо Зарайского, словно пасхальный блин, обильно засочилось маслом, — какая радость! А я-то, вэц-цамое, думаю, кто это ко мне в гости пожаловал? Милости просим, проходите! — желая продемонстрировать своё добросердечие, Зарайский слегка согнулся, и его улыбка засияла ярче электрической лампочки. — Любочка, будь добра, вэц-цамое, сообрази-ка нам с Иваном Ильичем по кофеёчку, только, вэц-цамое, смотри, чтоб скоренько: одна нога здесь — другая там, негоже заставлять ждать такого дорогого гостя. Всё поняла? — многозначительно двинув бровями, Зарайский шевельнул пальцами правой руки, что, по всей видимости, должно было означать указание поторопиться. — Так что ж мы здесь стоим, на дороге? Добро пожаловать в мои апартаменты! — приглашая Берестова войти, Зарайский провёл по воздуху рукой и, описав ею широкий полукруг, театрально поклонился.

— Да я, в общем-то, не к вам, — глядя на Вадима Олеговича сверху вниз, Берестов холодно царапнул взглядом по лицу Зарайского, — так что зря выворачиваетесь наизнанку.

— Если вы не ко мне, тогда, значит, вы, вэц-цамое, ошиблись дверью? — Исподлобья бросив на Любу короткий взгляд, Зарайский сложил губы недовольным колечком и разогнулся. — Любочка, Иван Ильич уходит, так что кофе, наверное, не потребуется, так что, вэц-цамое, можешь не стараться.

— Отчего же ошибся — вовсе нет, — надменно вскинув голову, Иван Ильич сухо взглянул на второго секретаря и с удовольствием увидел, как, повинуясь давней привычке бояться нахмуренных бровей начальства, от страха заходил ходуном подбородок Зарайского.

— Вы меня, видимо, вэц-цамое, не поняли, — заюлил Зарайский, — я хотел сказать, что… хм… Любочка… ты всё же поставь кофейку, вдруг товарищу Берестову захочется выпить чашечку, так мы… хм, вэц-цамое, мы всегда только рады. — Не зная, как себя лучше держать, он напряжённо улыбнулся, и его правая щека задёргалась в мелком тике.

Ошибиться в том, как следует себя вести по отношению к бывшему начальству, было нельзя, потому что, во-первых, за ошибки такого рода можно расплачиваться много лет, а во-вторых, может, это самое начальство вовсе никакое и не бывшее, а самое что ни на есть настоящее. Одно время, с месяц назад или меньше, по горкому ходили слухи, будто Берестова переводят в Москву на пенсию по состоянию здоровья, но, возможно, это были только слухи, и, вернувшись из Узбекистана, всесильный партруководитель вовсе не собирался уходить на заслуженный отдых; и если дела обстояли именно так, а не иначе, из неожиданного визита этой шишки могла выйти пренеприятнейшая история. Решив, что чай всегда лучше пересластить, чем недосластить, Зарайский приветливо осклабился, и на его лице возникло выражение, отражающее целую гамму положительных чувств, начиная с уважения и заканчивая глубоким почтением к опыту и сединам старшего товарища по партии.

— Возможно, вас удивит, но я не ошибся кабинетом и вовсе не перепутал дверь. — Видя неприкрыто раболепное выражение лица второго секретаря, Берестов почувствовал, как его начинает мутить. — Я приехал проведать Любовь Григорьевну, и, признаться честно, мне было бы интересно услышать её мнение о новом начальстве. — Берестов отодвинул стул, сел, закинул ногу на ногу и с удовольствием поглядел в растерянное лицо стоящего рядом Зарайского.

Прикидывая, с какой целью столь высокому человеку потребовалось подобная информация, да ещё из такого сомнительного и, что уж там греха таить, такого предвзятого источника, спина Зарайского стала покрываться холодным потом. Чёрт бы подрал эту Шелестову! Ведь говорили же умные люди: не бери её в секретарши, если не хочешь, чтобы потом аукнулось! Так нет — пожалел на свою голову, никого не послушался, решил, что умнее всех — и вот на тебе, настучала, стерва! Конечно, бывшую любовь из сердца не выкинешь, и как это ему сразу не пришло в голову спросить, с кем назначена встреча у этой вертушки! Выходит дело, у памятника её ждал не кто-нибудь, а сам Берестов… Покрываясь холодным потом, Зарайский представлял возможные последствия своего необдуманного упрямства, и его дыхание останавливалось.

— Так ведь, вэц-цамое, что ж тут узнавать, тут и узнавать нечего, спросите у кого хотите, вам любой скажет, что Любовь Григорьевну я не обижаю, это дело святое — как можно? — Облизнув сухие губы, Зарайский бросил на Любу умоляющий взгляд. — Я думаю, Любови Григорьевне жаловаться особенно не на что, она мне как родная, — ляпнул он, и напряжённая улыбка мгновенно съехала с его лица. Подумав о том, как может истолковать его слова Берестов, Зарайский затрясся, словно осиновый лист, и кончики его ушей полыхнули алым. — Вот и сегодня она отпросилась у меня на часок пораньше, так, вэц-цамое, отчего бы и не отпустить, как вы считаете? Мы же ведь все живые люди. Хорошо, что вы, вэц-цамое, застали Любовь Григорьевну на работе, а то бы ещё несколько минут — и она ушла, — уверенно заявил он. — Любоч… Любовь Григорьевна, вы можете быть абсолютно свободны. — Окинув Любашу ласковым взглядом, он повернулся к Берестову и, рассыпаясь от умиления, то и дело моргая и присюсюкивая, зачастил: — Такой секретарши, как наша Любовь Григорьевна, я, вэц-цамое, нигде не встречал: и исполнительная, и старательная, и…

— Ладно, — пристукнув ладонью по столу, прервал его слащавые излияния Берестов. — Для вашей же пользы я надеюсь, что всё, что вы мне тут наплели, — истинная правда.

— А как же, вэц-цамое, а как же! — заходил петухом Зарайский. — Любовь Григорьевна, я прошу вас подтвердить мои слова, пусть Иван Ильич знает и не беспокоится: мы же с вами работаем душа в душу, вэц-цамое, почти что как родные…

— Будет, — прервал его пустую болтовню Берестов. — Всё, что мне нужно, я спрошу у самой Любови Григорьевны: и о вашей работе, и о том, кто тут кому родной. Мы с Любой сейчас уходим, а ты уж, будь любезен, свари себе кофе сам.