– И я, – улыбаясь, произнесла Нур. Эта улыбка пронзила мое сердце, как стрела, и внутри у меня что-то радостно и тревожно затрепыхалось. Я любил эту улыбку.
Я широко улыбнулся Нур в ответ. Выглядело это очень глупо. А потом, вспомнив, где нахожусь, я улыбнулся и остальным.
Бронвин, прищурившись, смотрела на меня. Она явно что-то обдумывала. И вдруг заговорила.
– Оливия, – бросила она через плечо, – будь другом, уложи Клэр спать, пожалуйста. Вам обеим давно пора в постель. Вы знаете: мисс Сапсан требует, чтобы ровно в восемь вечера вы уже спали.
– Хорошо, – ответила Оливия, подавляя очередной зевок. – Пошли, Клэр, – сказала она и взяла подругу за руку.
Они поднялись на один пролет, когда сквозь топот металлических подошв Оливии я расслышал голос Клэр, негромкий, но разносившийся по всему дому.
– Но мы же читали это в прошлый раз, – говорила она. – Ты обещала, что сегодня мы будем читать «Страшную сказку о медвегриме и девяти любопытных нормальных». Ой, а может, почитаем «Ведьму, которую нельзя было сжечь», это моя любимая…
Только после того, как самые младшие из нас благополучно отправились спать, друзья обернулись ко мне. Енох, Бронвин, Эмма, Гораций, Хью, Нур. Миллард.
Шесть пар глаз уставились на меня. И седьмая, невидимая.
– Ну, хорошо, – сказал я. – Кто хочет помочь мне незаконно проникнуть в петлю Марроубона?
Шесть рук взметнулись вверх.
– Я тоже поднял руку! – воскликнул Миллард.
Я улыбнулся так широко, что у меня заболело лицо.
Солнце давно опустилось за грязно-желтый горизонт, а в темноте Дьявольский Акр имел особенно мрачный и неприглядный вид. Мы решились нарушить комендантский час и выбрались на улицу после наступления ночи вовсе не из юношеского любопытства – у нас просто не было выбора. Чтобы вернуться на чердак Бентама, к входу в петлю Марроубона, и не попасться по пути в лапы ополченцам, нам пришлось пробираться через окраины города. Этот район кишел всякой швалью: амброзависимые, ворье, все самые жуткие твари, которых только могло нарисовать наше воображение, копошились в темноте. Эмма зажгла небольшой огонек, чтобы не натолкнуться нечаянно на кучку подозрительных личностей, но Миллард тут же велел ей погасить огонь. Свет мог привлечь к нам внимание властей.
– Даже если забыть об огромном штрафе, – громким шепотом выговаривал он Эмме, – мне вовсе не хочется спать без одежды на холодном тюремном полу. Спасибо, но нет.
– В таком случае, тебе следовало бы начать носить одежду, – ядовито заметил Гораций. – Я сто раз предлагал подобрать тебе гардероб, но ты…
Миллард страдальчески застонал.
– Тише, вы оба! – рявкнула Эмма. – Мы должны быть начеку, а это невозможно, когда вы постоянно переругиваетесь.
Бронвин вздохнула.
– В темноте кажется, что до дома Бентама гораздо дальше идти, чем днем… Вы уверены, что мы его не пропустили?
– Скоро придем, – тихо сказал Хью. Я услышал жужжание его пчел, которые помогали нам двигаться в нужном направлении. – У фонаря надо повернуть налево и пройти еще примерно полквартала.
На улице горел только один фонарь, мы нашли его без труда. Но до него оставалось идти по меньшей мере тысячу футов. Тысяча футов в темноте, кишевшей жуткими ползающими и шаркающими тварями.
Вдалеке раздалось какое-то шипение. Мы ускорили шаги, на сей раз молча, стараясь держаться как можно ближе друг к другу. Нас окружали тьма и страх. Наверное, страха было даже больше.
Внезапно я ощутил странное прикосновение – как будто руку мою обдувал теплый ветер. Я вздрогнул, опустил взгляд и обнаружил, что мои пальцы освещает крошечная желтая точка. Я остановился, поднял руку ладонью вверх, оглядел светящуюся точку. Только я хотел сообщить о ней остальным, как меня догнала Нур.
Я сразу почувствовал это. Я знал, что это она, не нужно было даже смотреть. Я чувствовал, как в мозгу у меня вспыхивали искры, говорившие о ее приближении.
– Я просто хотела найти тебя в этом мраке, – тихо произнесла она, взяла мою руку и привлекла меня к себе. Сияющий крошечный шарик проскользнул сквозь наши сплетенные пальцы. Мы двинулись дальше, и она прошептала: – Надеюсь, я тебя не слишком напугала.
Мой позвоночник превратился в оголенный провод под напряжением. Я помотал головой, забыв, что в темноте Нур не может этого видеть. Но я чувствовал что-то вроде головокружения, шел как в тумане. Я сам не понимал, что со мной творится, почему происходящее кажется мне странным, чудесным и неизведанным. Мой опыт общения с девушками был крайне ограниченным, но я знал, что держаться за руки – вполне невинное времяпрепровождение. Однако сегодня нервы у меня были натянуты, как струны. Я не видел ничего, кроме размытого пятна газового фонаря, мерцавшего где-то в отдалении, и сейчас, когда зрение было бесполезно, остальные чувства обострились.
Нур держала меня за руку, и я забыл обо всем, кроме ее прикосновения, ее близости. Я хотел попросить ее отпустить мои пальцы, чтобы ко мне вернулась способность соображать.
Нет, на самом деле я хотел держать ее за руку вечно. Прерывисто вздохнул, чтобы в мозгу прояснилось, и в этот момент одновременно произошли три вещи.
Миллард прошипел:
– Почти пришли!
Хью – нет, Гораций – вскрикнул.
А Эмма загорелась.
Пламя вспыхнуло всего на секунду, и Эмма, судя по ее лицу, ужасно смутилась и растерялась, потому что не смогла сразу погасить его. Она принялась сбивчиво объяснять, что Гораций напугал ее. Возмутилась, почему ему вообще вздумалось орать ни с того ни с сего, ведь все было в порядке, верно? Но язычки пламени не угасали, они перебегали с ее руки на ногу, потом на волосы, и, наконец, на кончики пальцев – десять свечей на именинном торте, которые никак не желали гаснуть.
Она продолжала резко встряхивать руками, но от этого пламя лишь вспыхивало ярче. А Гораций сбивчиво объяснял, в чем дело.
– Я только что вспомнил, – повторял он. – Я только что вспомнил!
– Что вспомнил? – раздраженно воскликнула Эмма, задувая свои крошечные огоньки.
– Свет фонаря! Я пристально смотрел на него, и это напомнило мне о моем сне, об одной детали, на которую я раньше не обратил внимания. Помните, когда я сказал, что видел Каула, парившего в небе и руководившего апокалипсисом…
– Как дирижер, да, мы это слышали, – буркнул Миллард.
– Не обращай на него внимания, Гораций, – вмешался Хью. – Говори дальше.
– Ну так вот, он парил в небе, а прямо под ним находился какой-то холм или гора. Солнце светило так ярко – точь-в-точь как этот фонарь, он-то и напомнил мне тот сон! – и теперь я припоминаю, что вокруг были могильные камни. С надписями. Вижу это как сейчас. Очень отчетливо! Название какого-то города в Америке. Что-то… новое.