Слезы разочарования бегут из моих глаз, собираясь в лужицы.
Бонни быстро заметит мое исчезновение, так что меня не оставят в земле на четверть века, однако со своей помощью сестра уже опоздает. К тому времени, когда она начнет поиски, меня, возможно, уже не будет в живых.
Превозмогая бессилие и боль, я поднимаю голову и снова смотрю на часы. Золотые цифры расплываются. Во рту ощущается приторный вкус шерри, язык воспален и пересох – видимо, Энни мне что-то подсыпала в напиток. Я задумываюсь, отчего у меня болит голова сбоку – означает ли это, что Энни меня оглушила, или я ударилась при падении.
Рука все еще кажется свинцовой, но я медленно поднимаю ее и нащупываю липкую кровь на виске.
Из коридора по-прежнему слышны голоса, однако они стали более приглушенными, и я не могу разобрать слов. Мне нужно выбраться до того, как они вернутся за мной. Дверь комнаты наверняка заперта, и единственный выбор, который у меня есть, – это маленькое окошко над письменным столом.
Я снова закрываю глаза, собирая все силы, что у меня остались, делаю глубокий вдох и рывком приподнимаюсь на ладонях.
Наконец мне удается сосредоточиться на стрелках часов – уже почти полночь. Остается совсем немного времени до того, как Дэнни предъявят обвинение или отпустят.
Бежать или драться? Я готова к любому исходу.
Поднимаясь на четвереньки, я хватаюсь за край стола, но, несмотря на близость окошка, очередной приступ дурноты не дает мне до него дотянуться.
За дверью что-то хлопает, и Боб спрашивает:
– Ты готова?
Я пытаюсь подняться на ноги, однако комната продолжает кружиться, как в вальсе, мой локоть соскальзывает со стола, и я снова падаю на пол.
– Где она? – Голос Боба гудит у порога, и мои веки вздрагивают.
– Я оставила ее на полу, – отзывается Энни откуда-то издалека.
Пройдя внутрь комнаты, он оглядывается и в конце концов видит мои ноги. Я снова закрываю глаза, слыша рядом с собой его тяжелое дыхание. Рука Боба обхватывает мою лодыжку.
– Она без сознания.
Я радуюсь про себя, что лежу, отвернувшись от него. Возможности бежать больше нет, и мне остается только бороться, хотя и неясно, каким образом, – я едва могу пошевелиться.
Боб хватает мои ноги обеими руками, выволакивая меня из-под письменного стола.
– Она дышит? – спрашивает Энни за его спиной. Ее голос звучит уже совсем близко.
Боб хмыкает. Толстые пальцы больно стискивают мое запястье.
– Да, но пульс у нее слабый. – Боб отпускает мою руку, и я слышу, как он поднимается на ноги. – Чего ты от меня хочешь?
– Не знаю, – тихо отвечает Энни. – Я не знаю, может… Я не могу… – После напряженного молчания старуха наконец договаривает: – Она знает слишком много.
Боб согласно вздыхает.
– Если ты хочешь, чтобы я ее закопал, мне понадобятся инструменты.
– Как мы это сделаем? Остров кишит полицейскими!
– Разве у нас есть выбор? – угрюмо спрашивает он и добавляет уже тише: – Не могу поверить, что я снова буду это делать. Сначала для ее матери, а теперь… – он не успевает договорить.
– Теперь для меня? Ты это хотел сказать? После всего, что я для тебя сделала, Боб?
– Да, извини, – отвечает он после минутного молчания.
– Мы всегда были вместе. Ты и я. Я твоя крестная мать.
Сказанное не сразу доходит до моего сознания. Как же я могла не замечать, насколько они близки и как поддерживают друг друга?
– Знаю, – покорно говорит Боб. – Я знаю. В любом случае все будет в порядке. Полиция не станет искать другие тела.
– Начнут искать, когда узнают, что Стелла пропала. Есть люди, которые это быстро заметят.
– Я позабочусь о том, чтобы ее никто не нашел.
– Как Айону? – с упреком произносит Энни, понизив голос.
– На этот раз…
– На этот раз не хорони ее прямо у моего сада!
– Ты знаешь, почему я так сделал, – ворчит Боб, присмирев, как получивший нагоняй мальчишка.
У меня перехватывает горло. Значит, Боб не только закопал тело Айоны, но и намеренно выбрал такое место, чтобы, если ее найдут, подозрение пало на нашу семью.
– Ты хотел отомстить, – отрезает Энни. – И погляди, что из этого вышло!
– Я сделал это, потому что она обвинила меня в том, будто я избиваю свою дочь! – рычит Боб, и мое тело напрягается так сильно, что я готова закричать в любой момент.
Поднявшись на ноги, он говорит:
– Я схожу за вещами.
– Хорошо, – голос Энни дрожит, выдавая ее горькое сожаление, что все зашло так далеко. Боб выходит из комнаты, и она добавляет так тихо, что я едва слышу ее: – Что же я наделала, Стелла?
Мне нужно добраться до окна прежде, чем они вернутся. Я снова поднимаюсь на четвереньки медленным движением, от которого голова раскалывается от боли. Комната продолжает вращаться, а предметы вокруг теряют свои очертания, и я знаю, что если мне удастся подняться, то меня, скорее всего, стошнит.
Энни шаркает по коридору, пока наконец не останавливается за дверью. Я замираю тоже. Ключ медленно поворачивается в замке, и я снова соскальзываю на пол. Вместе с холодным воздухом в темную комнату проникает свет.
Я слышу, как Энни подходит и останавливается рядом со мной. Она вздыхает и тяжело нагибается, затем нежно кладет ладонь на мою голову, и я чувствую, как ее пальцы скользят по моим волосам, мягко поглаживая их. Этот жест такой заботливый и нежный, что я невольно открываю глаза и встречаюсь с ней взглядом.
Старуха ахает и отшатывается от меня. В ее глазах стоят слезы, и я размышляю о том, смогу ли отговорить ее от того, что она собирается сделать? В конце концов, это то, в чем я преуспела. Моя работа – разговаривать с людьми, убеждать, находить решения, когда кажется, что их нет.
Но я понимаю, что с Энни не стоит и пытаться, поэтому эта мысль быстро покидает меня. Я слишком ясно видела, что старуха пойдет до конца, чтобы избавиться от угрозы – это все, что я сейчас значу для нее.
Неожиданно открыв глаза, я застала ее врасплох. Это мой шанс. Я могла бы броситься на нее и повалить на пол.
Я опираюсь на ладони и через силу снова поднимаюсь на четвереньки, однако мои движения слишком слабые и замедленные. Энни хватает с полки позолоченные каминные часы, но тут входная дверь с грохотом распахивается и кто-то громко зовет хозяев.
Энни на мгновение замирает, взглянув в сторону коридора, и я, приподнявшись на одной руке, выхватываю тяжелые часы из скрюченных пальцев.
В глазах Энни сверкает страх, когда она поворачивается ко мне, и я открываю рот, чтобы сказать: мы еще можем разобраться с этим, ведь в глубине души это то, чего я по-прежнему хочу, но моя рука делает замах, и инстинкт берет верх над разумом – я обрушиваю на Энни часы.