– Обязательно, – произнесла бабушка и в ответ на недоумевающий взгляд Отто добавила: – Детям обязательно быть здесь для регистрации. Их фотографируют, а потом они проходят медицинский осмотр.
– Зофи, срочно найди Штефана, – сказал Отто. – Пусть идет сюда и встает в очередь. Я с Вальтером и Иоганной пока постою, а ты беги за ним. Я пообещал их матери, что зарегистрирую обоих. Здесь именно это и происходит – еврейских детей регистрируют, чтобы отвезти в Англию, где им не будет грозить опасность.
– Не только, – сказала красавица-мать.
– Не только в Англию? – переспросил Отто.
– Не только еврейских. Любых детей.
Отто перехватил собравшуюся бежать Зофи, положив ей на плечо руку, и повторил:
– То есть ребенок не обязательно должен быть евреем?
– Детей коммунистов и политических противников режима тоже берут.
– А моих внучек возьмут, как вы думаете? Их мать арестована за публикацию статей против Рейха. – (Женщины посмотрели на него скептически.) – Наша Зофия Хелена – математический гений. Она с девяти лет занимается математикой с профессором из университета. С Куртом Гёделем, он очень известный человек. Так что она могла бы учиться в Англии.
– Что вы нас уговариваете, здесь ведь не мы принимаем решения, – ответила ему бабушка.
– Возьмут всех детей, которым грозит опасность, – возразила женщина с фиалковыми глазами. – Так сказал герр Фридман. Главное, чтобы они ничем не болели. И чтобы им не было восемнадцати.
Отто вступил в недолгую победоносную схватку со своей совестью.
– Зофия Хелена, тебе придется остаться, – сказал он.
– Дедушка, я вернусь. Я успею до того, как подойдет наша очередь, обещаю. Я приду, даже если не смогу отыскать Штефана. – И она умчалась, не оборачиваясь на тревожный зов деда, который, окликая ее, разрывался между страхом за внучку и собственной совестью, шептавшей ему, что, если с молодым Нойманом случится беда, он никогда себе этого не простит.
– Деда, мне холодно, – пожаловалась Иоганна.
Отто прижал девочку к себе. Ему и самому было холодно. Его леденил страх перед выбором, который незадолго до того на его глазах сделала фрау Нойман и который ему еще предстояло сделать. Решится ли он отослать своих девочек одних в чужую страну, языка которой они не знают? И если да, то увидит ли он их когда-нибудь снова? А Кэте – простит она ему этот выбор или она сама поступила бы на его месте так же?
Вальтер протянул Иоганне свой шарфик:
– Вот, возьми. Мне не очень холодно.
Наши разные боги
Труус вошла в здание синагоги на Зайтенштеттенгассе. Длинная очередь продолжалась и здесь, огибая пустую скорлупу выгоревшей передней, взбегая по лестнице на галерею для женщин, которая каким-то чудом уцелела в ночь пожаров. Там, наверху, она нашла герра Фридмана. Он выполнял в этом человеческом оркестре роль дирижера: раздавал указания волонтерам, которые вели запись, кто сидя за складными столами, кто стоя, с блокнотами в руках; отправлял детей налево и направо. Вот девочка-подросток скрылась за занавеской для медосмотра. Мальчика усаживал перед камерой фотограф. Заметив Труус, герр Фридман сделал ей знак отойти с ним в сторону. Там было потише, но от глаз толпы укрыться все равно не удалось.
– Как вы смогли оповестить людей так быстро? – спросила она.
– Мы все сейчас вынуждены жить бок о бок, – ответил герр Фридман. – Чудо в том, что родители сами передавали новость друг другу. Так что проблема теперь не в том, где найти шестьсот детей, а в том, как выбрать именно шестьсот из имеющихся.
– А медицинский осмотр? – спросила Труус. – Мы должны убедить британцев в том, что эти дети здоровы – действительно здоровы. Если с первым транспортом что-то пойдет не так, это поставит под угрозу возможность…
– Они здоровы, насколько могут быть здоровы голодные дети, – перебил ее герр Фридман. – Наши врачи вам это подтвердят. Опять же, спасибо нацистам – если бы они не лишили наших врачей возможности заниматься практикой в Вене, те вряд ли смогли бы откликнуться на наш призыв в одночасье. А так они все здесь.
– Значит, шестьсот детей у нас есть, даже больше, – подытожила Труус. – Вопрос теперь в том, кого из них выбрать. Скажите, у нас есть возможность как-то разделить их по степени риска, которому они подвергаются, оставаясь здесь?
– Больше всех рискуют старшие мальчики, – сказал герр Фридман. – Те, которые уже в трудовых лагерях и за кого в очереди стоят их матери.
Старших мальчиков будет особенно трудно разместить в Британии. Семьи, конечно, предпочтут малышей, но организовать транспорт такого числа детей младшего возраста практически без сопровождения взрослых – большая проблема.
– А можно ли как-то оценить состояние здоровья мальчиков в лагерях и сделать их фото? – спросила она.
Герр Фридман вынужден был признать, что это невозможно.
– Хорошо, значит, возвращаемся к тому, с чего начали: дети от четырех до семнадцати лет, – сказала Труус. «Самым славным», – подумала она, но вслух не сказала. Тем малышам, глядя на которых английские родители смогут представлять, что это их дети. – Побольше девочек-подростков: они будут помогать с малышами в поезде. К тому же их легче разместить: в Англии многие согласятся принять их в качестве неофициальной домашней прислуги.
– Этих детей отправляют в Англию не для того, чтобы они стали там прислугой, фрау Висмюллер, – возразил Дезидер Фридман.
Лица матерей в очереди были полны надежды и ужаса одновременно. Любая из них с радостью пошла бы прислугой в любой английский дом, лишь бы быть поближе к детям. Бесплатная прислуга. Это придумала не Труус.
– Герр Фридман, давайте мыслить практично, – сказала она. – Этих детей надо разместить как можно быстрее.
– Я слышал что-то о летних лагерях… – начал было Фридман.
– Как только летние лагеря переполнятся, Британия откажет в приеме новым детям и будет принимать только тех, для кого уже будет найдено жилье.
Тоже не ее идея. И все же Норман и Хелен правы: кто она такая, чтобы обвинять британское правительство в недостаточном великодушии за то, что оно соглашается принимать детей лишь на своих условиях? Ее страна не сделала и этого: эмигрантам дают лишь право проезда через территорию Нидерландов до Хук-ван-Холланда, где они могут сесть на паром.
– А на поиск подходящих домов времени нет, – добавила она. – Может, начать отбирать детей, исходя из того, как они пользуются ножом и вилкой и говорят ли по-английски? Тех, кто говорит по-английски, разместить будет проще всего, а хорошие манеры помогут им там, куда они попадут. Можно даже организовать кратковременные курсы. Пусть дети заучат по паре фраз на английском, и те, кому это дастся легче других, получат преимущество при отборе.
– У нас срок только до субботы, – напомнил герр Фридман.