Ступая по шёлку - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Романова cтр.№ 20

— Царь призывает тебя, дитя моё, — шипела старуха.

— Но ведь сейчас не семь дней в середине моего лунного цикла. — Айола упиралась в неверии, старуха точно ей сказала, что обязанность Царя — призывать Царицу к себе в течение семи дней в середине её лунного цикла, пока она не понесёт в чреве своём наследника.

— Царь зол, дитя моё, он зол, он прервал совет и сам нашёл евнуха, чтобы тот передал, что призывает тебя немедля, никогда ещё не было такого, никогда. — Старуха оттолкнула рабынь и сама втирала в тело, руки и лицо Царицы крема и дёргала её сырые волосы в попытках заплести косы и украсить их жемчугом.

Шум в дверях заставил старуху второй раз за вечер подпрыгнуть. Евнух, появившийся в дверях покоев, где приводили в порядок Царицу для своего Царя и господина, громко крикнул что-то старухе, которая уже надевала один халат поверх другого на плечи Айолы и закрепляла мантилью с помощью тяжёлых гребней, украшенных жемчугом — подарком самого Царя Дальних Земель.

— Царь не желает больше ждать, — с этими словами она толкнула Айолу за дверь и сама поспешила за ней и главным евнухом, который шёл настолько широко, что младшая дочь Короля еле поспевала за ним. Стража бесшумно двигалась на два шага позади Царицы.

У деверей в покои её Царя и господина они остановились на минуту, старуха, стараясь отдышаться, оправила складки верхнего халата младшей дочери Короля и, сильней закрепив тяжёлые гребни, смотрела, как стража Царя открывает двери и пропускает юную Царицу в покои её Царя и господина.

Сам Царь стоял в опочивальне, уже знакомой Айоле, она быстро прошла туда и поклонилась в ноги своему Царю и господину, как и подобает рабыне, и уже вставала — она не рабыня, — как мягкая рука остановила её, и младшая дочь Короля осталась на коленях перед своим Царём и господином.

— Нельзя заставлять ждать своего Царя и господина, Царица.

— Я… — Айола потупилась, решив, что оплошность её заслуживает наказания, и смотрела прямо перед собой. Полы шёлкового халата, что был на её Царе и господине, распахнулись, и она увидела мужественность Царя, выглядевшую так, словно он хочет войти в жену свою. Она впервые видела настолько близко мужественность, и успела рассмотреть венки и даже влагу на самом её пике. Её Царь и господин надавил на голову Царицы и приблизил её ещё ближе к мужественности, так, что она задела щёку. Айола была полна страха, она не понимала, почему Царь призвал её раньше дней, когда обязан это сделать, и как ей следует поступить, чтобы не вызвать ещё больший гнев в своём Царе и господине, чем тот, что она услышала в его голосе, когда он говорил на своём наречии, и всё, что поняла Айола — это слова: «дитя» и «разум» или «ум», но с каким-то дополнительным звуком.

— Никогда не заставляйте ждать своего Царя, — с этими словами младшая дочь Короля упала в мягкие подушки постели своего Царя и господина, тяжёлые гребни впились ей в голову.

Лицо же самого Царя было над ней, как и он сам, и Айола чувствовала его дыхание и горячие руки, которые, оторвав мелкие пуговицы верхнего халата Царицы и распахнув нижний, отставили одну ногу Айолы в сторону, и в тот же миг боль, подобная той, что была в её первую ночь, пронзила тело младшей дочери Короля. Гребни впивались в голову и царапали кожу, принося дополнительную боль от того, что голова Айолы вдавливалась в подушки. Её ноги были закинуты столь высоко и неестественно, что одного этого бы хватило, чтобы испытать боль, и при этом её Царь и господин входил и входил, как подобает мужу входить в жену свою, и всё, что испытывала Царица при этом — боль.

Поначалу она старалась не плакать, но ноги её затекли, гребни царапали кожу, и краем глаза она увидела кровь на подушках, руки Царя дёрнули за волосы, добавив тем самым боли, а низ живота разрывался, его жгло огнём, и Айола заплакала, не в силах больше терпеть происходящее, и, понимая, что её обязанность — покориться своему Царю и господину и отдать тело своё, которое не принадлежало ей более, после того, как верховная Жрица связала их руки шёлком, отдав его в полное и безраздельное владение мужу, чьё лицо было непроницаемым и жёстким, таким, каким она увидела его в зале для приёмов своего родного замка. Наконец она почувствовала, что Царь излил в неё своё семя, спустя время он встал и опустил ноги Айолы, отчего она испытала ещё большую боль, как в самих ногах, так и внизу живота. Её трясло от страха, она с ужасом смотрела на Царя и ждала, какой пытке он ещё подвергнет её, когда Горотеон поставил её на ноги и глухо сказал.

— Вам лучше отправиться в свои покои, Царица, незамедлительно, — и, встав, повернулся и ушёл в соседние покои.

Айола вышла на негнущихся ногах, запахивая верхний халат, пуговицы которого раскатились по опочивальне Царя, и прошла своей дорогой из шёлка, пытаясь не плакать, но боль была сильнее, и она сглатывала и сглатывала слезы, слушая на ходу шипение старухи, что Айола всё-таки вызвала гнев своего Царя, и ей следует молиться Главной Богине, чтобы он не приказал высечь её на площади или отрезать язык.

Айола была плохой Царицей и плохой женой, милость же Царя Дальних Земель не безгранична и может закончиться в любой момент, но Царица не понимает этого и вместо того, чтобы учиться быть покорной и хорошей женой, как была Ирима, играет с ручным зверем и, что ещё хуже, ходит на улицу, в конюшню, что не позволяют себе самые паршивые рабыни во дворце, пригодные лишь для того, чтобы оттирать жирные котлы на кухнях.

По приходу в покои, старуха усадила младшую дочь Короля в воду, вымыла её волосы, что подобны льну, рабыни натёрли кожу голову каким-то отваром. Старуха сказала, что раны её быстрей заживут от этого, и, смазав тело кремом, от которого её ногам стало жарко, завернув в тёплые одеяла, причитая и шипя, велела ей спать. Утром Айола увидела в своих покоях новую рабыню, не было лучшей наложницы Царя, но младшая дочь Короля решила не задавать вопросов, тело её по-прежнему болело, и низ живота горел в огне. После сладостей, младшая дочь Короля хотела выйти на улицу, несмотря на недомогание, но рабыня, что заменила лучшую наложницу Царя Дальних Земель, бросилась ей в ноги и начала что-то говорить.

— Она просит тебя не выходить, дитя моё, — скрипела старуха. — Вчера ты вызвала гнев Царя, он призывал к себе двух наложниц, и обе они наказаны, Агуру, лучшую наложницу Царя, высекли прямо на базарной площади, как худшую из рабынь, а Анталия, тоже не угодившая своему господину, сидит связанная и ждёт своей участи. Никогда не было такого, если Царь призывал к себе жену свою и Царицу Ириму, потом он был добр и ласков со своими наложницами, он одаривал их ласками и подарками, и только провинившиеся получали заслуженное наказание. Все рабыни и наложницы бояться, что ты ещё больше разгневаешь Царя, и он накажет, а то и казнит кого-нибудь из них. Она просит тебя, дитя моё, пощадить их жизни и не выходить сегодня на улицу, не вызывать гнев своего Царя и господина.

Рабыня говорила, лёжа ниц перед Айолой, пряча своё лицо в ладонях, в голосе её слышался ужас и страх, который и без того жил в сердце младшей дочери Короля и подкашивал ноги юной Царицы.

Последующие дни Айола плохо ела и спала, ей снилось тяжёлое дыхание своего Царя и господина и разрывающая её тело боль. Несколько дней старуха рассказывала, что ту или иную наложницу или рабыню наказали, высекли или прижгли ей ягодицы калёным железом, отправив работать на грязные работы. Младшая дочь Короля не покидала своих покоев, и только плакала в тишине их, даже птичка, доставленная в её покои в золотой клетке, и ручной зверь не радовали её. Когда же пришло время, и Царь призвал Царицу к себе, Айола прошла свой путь по шёлку и стояла перед своим Царём и господином, предварительно поклонившись ему, как рабыня, осознав, что она действительно рабыня, и быстро встала — как велела старуха. Айола не смела поднять глаза на своего Царя и господина, как и подобает, она смотрела перед собой, руки её тряслись, ноги подкашивались, и она ждала, что прикажет её Царь и господин. Пожелает ли он высечь её на площади, как самую нерадивую рабыню, или сначала изольёт в неё своё семя, сделав то, зачем её призвал Царь и господин.