Автобиография - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Тэтчер cтр.№ 237

* * *

Как бы я ни была воодушевлена событиями в Советском Союзе и Западной Европе, я не могла забывать о том, что сила и безопасность Запада в конечном счете зависели от англо-американских отношений. По причинам, которые я разъяснила, эти отношения стали носить натянутый характер. Соответственно, я считала крайне важным, чтобы переговоры, которые должны были состояться у меня с президентом Бушем на Бермудских островах в апреле 1990 года, прошли успешно. Это было бы вопросом общего тона – и в не меньшей степени вопросом по существу. Говоря в целом, теперь я ждала, пока собеседник изложит свои взгляды, а затем только разъясняла свою позицию. На Бермудских островах я сознательно старалась создать такую расслабленную атмосферу, которая, как я уже знала, ему была больше по душе. Вышла этакая «семейная» история, в завершение которой президент Буш и Дэнис играли восемнадцать раундов в гольф под проливным дождем – очень по-британски. Будущее НАТО и решения относительно обороны Европы – вот что больше всего занимало мой ум и мысли президента. Я стремилась к тому, чтобы у него не осталось ни тени сомнения в моей верности НАТО. Президент США хотел провести встречу НАТО на высшем уровне в ближайшее время. Того же, казалось, хотел и генеральный секретарь НАТО Манфред Вернер. Было бы лучше, если бы встреча прошла осенью, чтобы успеть подготовиться. Однако было ясно, что президент планирует встретиться в июне и хотел бы, чтобы встреча прошла в Великобритании. (Фактически она прошла в начале июля.) Он также сделал вывод, что конгресс США собирается отказать в выделении средств на разработку улучшенной версии ракет «Ланс». Поэтому он хотел объявить об отмене этой программы. Я согласилась с тем, что тут вряд ли что-то можно сделать, но, как мне кажется, крайне важно получить надежные гарантии относительно будущего размещения ядерного оружия в Германии, и в частности тактических ракет класса «воздух – земля». На самом деле вопрос заключался в том, какими наиболее вероятными способами мы можем этого достичь. Фактически такой подход оказался ключевым в сфере американских дискуссий накануне встречи НАТО в верхах. Главной целью американцев было привлечь большое общественное внимание с целью пропаганды, чтобы мы могли добиться поддержки Германии в вопросе по ЯСМД и принятия Советами того факта, что Германия останется в составе НАТО. По возвращении в Лондон я вплотную занялась вопросами организации и проведения у нас встречи на высшем уровне НАТО. Было только одно затруднение, которое заключалось в том, что совещание Североатлантического совета – точнее, министров иностранных дел НАТО – было запланировано на июнь и должно было пройти в Тернберри, в нескольких милях на юг от Эйра на западном побережье Шотландии. Я хотела, чтобы сначала прошло оно, поскольку именно там, вероятнее всего, должны быть приняты наиболее важные решения, влияющие на то, как перераспределятся силы НАТО. В который раз я сталкивалась с тем, что у нас отсутствовала согласованность с американцами и с генеральным секретарем НАТО в вопросе подготовки к встрече в верхах. Американцы хотели объявить ряд инициатив, предполагавших серьезное сокращение обычных вооруженний и еще более глубокое сокращение ядерных запасов. Между мной и президентом Бушем не прекращался обмен посланиями, и в результате были отклонены более эффектные, но менее взвешенные предложения. Не то чтобы я не соглашалась со всем, чего ждали американцы от этой встречи. В частности, я горячо выступала в поддержку идеи Джима Бейкера об укреплении механизма политических консультаций как одной из функций НАТО. Я полагала – как и американцы, – что роль НАТО как средства предотвращения разногласий между Америкой и Европой была актуальной как никогда. При этом я была недовольна американским предложением внести формальные изменения в коммюнике в сфере традиционной стратегии НАТО о гибком реагировании. Имело место настойчивое предложение включить фразу о том, что ядерное оружие является «оружием крайней меры». Это, как мне казалось, подрывало эффективность ЯСМД, имеющихся в распоряжении НАТО. Мы должны были и впредь сопротивляться любому изменению роли ядерного оружия в НАТО, как мы это делали всегда. Мы возвращались – хотя и не пришли – к тому роковому обязательству, согласно которому будет действовать «принцип неприменения ядерного оружия первыми», на чем настаивала советская пропаганда. Подобное обязательство могло бы сделать наши обычные вооруженные силы уязвимыми перед ударом средств, превосходящих по числу. В конце концов, первую фразу все-таки втиснули в следующую формулировку:

«Наконец, с полным выводом советских вооруженных сил и выполнением Договора ОВСЕ заинтересованные союзники могут ослабить свою опору на ядерное оружие. Оно продолжит играть существенную роль в общей стратегии альянса по предотвращению войны, не допуская обстоятельств, при которых может быть исключено ядерное возмездие в ответ на военные действия. Однако при этом в измененной Европе будет возможно принятие новой стратегии НАТО, делающей ядерные силы поистине оружием крайней меры».

Я не могу сказать, что была довольна таким тяжеловесным компромиссом. Но в конечном счете военная стратегия зависит не от бумажек, а от соответствия ресурсов реальным военным целям. В том обзоре, обсуждение которого должно было начаться в Тернберри и который в случае Великобритании должен был быть применен на практике в ходе реализации программы «Варианты изменений», проводимой Томом Кингом в качестве министра обороны, должны были определиться нынешние приоритеты в отношении неизбежно уменьшающихся расходов.

За месяц до встречи НАТО в верхах в речи, обращенной к Североатлантическому совету, я изложила свой взгляд на этот вопрос. Я сделала акцент на сохранении военного присутствия Соединенных Штатов Америки в Европе и на преемственной роли обновленного ядерного оружия, что не вызвало удивления у моих слушателей. Но я также подчеркнула то, что НАТО должна задуматься о роли «вне зоны». Я задала вопрос:

«Должна ли НАТО подумать о возможных угрозах нашей безопасности с других направлений? Нет никакой гарантии, что угрозы нашей безопасности остановятся у некой воображаемой границы вдоль Срединно-Атлантического хребта. Недавно некоторым из нас пришлось направиться в Персидский залив, чтобы избежать перебоев в поставках нефти. В следующем столетии мы окажемся в значительной мере зависимыми от ближневосточной нефти. С распространением современного оружия и военных технологий в таких регионах, как Ближний Восток, потенциальные угрозы территории НАТО могут исходить уже не из Европы. Учитывая такое положение вещей, было бы весьма осмотрительно, если бы страны – участницы НАТО сохранили возможность играть различные роли, располагая более гибким и универсальными силами».

Этот пассаж отражал мои давние размышления. Я сама убедилась в том, насколько важным может быть западное присутствие в вопросе укрепления западных интересов в отдаленных точках мира. Я не верила в то, что даже если исчезнет военная опасность со стороны Советского Союза, не возникнет угрозы со стороны каких-нибудь новых диктаторов. Но, разумеется, я не могла знать, что через два месяца разразится кризис в Персидском заливе.

Реагирование на вторжение Ирака в Кувейт в 1990 году

В первой половине дня в среду, 1 августа 1990 года, самолет VC10, на борту которого находились я и сопровождавшие меня лица, вылетел из аэропорта «Хитроу», взяв курс на Аспен, Колорадо. Президент США должен был открыть конференцию Аспенского института в четверг, а в воскресенье я должна была ее закрывать. Когда я поднималась вверх по трапу, то уже была в курсе, что иракские лидеры начали стягивать войска к югу, к границе с Кувейтом. Переговоры между Ираком и Кувейтом, которые проходили в Джидде, были сорваны в тот день, но мы понимали, что они должны будут продолжиться. Поэтому представлялось, что военные действия иракцев – это просто бряцание оружием. Но вскоре стало ясно, что мы ошибались. В 2.00 по кувейтскому времени в четверг, 2 августа, Ирак осуществил полномасштабное военное вторжение – хотя заявлял о том, что это были внутренние разборки, – и установил полный контроль. Часом позже – ранним вечером в среду, по времени штата Колорадо – Чарльз Пауэлл вызвал меня по телефону, чтобы сообщить известия, и я сразу же решила отдать распоряжение об отправке в Персидский залив двух судов в Пинанге и Момбасе, оба на расстоянии приблизительно недельного плавания на период, пока развивалась ситуация. В заливе уже находился один корабль британского патрулирования «Армилья» – судно ВМС «Йорк» в Дубае. На следующее утро я сразу же узнала из записки Чарльза информацию относительно текущей ситуации. Все свидетельствовало о том, что остальные арабские правительства начинали терять устойчивость. На встрече Арабской лиги министров иностранных дел в Каире не удалось достичь согласия по заявлению. Король Хусейн пытался оправдать действия Ирака тем, что кувейтцы создавали необоснованные затруднения. Среди правящих династий в районе залива ощущалась тревога. При решительном содействии Великобритании Совет Безопасности ООН принял резолюцию, осуждавшую действия Ирака и призвавшую к полному выводу сил и незамедлительному началу переговоров. В Лондоне Дуглас Хёрд – поистине компетентный профессионал – издал указ о замораживании кувейтских активов в Великобритании; иракцы, к сожалению, имели перед нами только задолженности. Теперь сразу вставал вопрос о том, готов ли Саддам Хусейн пересечь границу и захватить нефтяные месторождения в Саудовской Аравии. Все то время, пока разворачивались эти события, я гостила на ранчо американского консула Генри Катто. Я прочла записку от принца Чарльза, послушала новости и затем прошлась на свежем воздухе, чтобы все хорошенько обдумать. Когда я вернулась с прогулки, меня уже ждали принц Чарльз и сэр Энтони Акланд, наш консул. Нас уведомили из Белого дома, что президент Буш уже находится на пути в Аспен и прибудет в первой половине дня. По своему обычаю я углубилась с ними в обсуждение вопроса во всех его аспектах и под конец дискуссии определила два основных момента. К началу нашей с президентом встречи в основном загородном ранчо мне было совершенно ясно, что нам необходимо сделать. К счастью, президент начал беседу, спросив моего мнения по этому вопросу. Я сообщила о своих выводах в самых недвусмысленных выражениях. Во-первых, нельзя мириться с агрессорами. Во-вторых, если Саддам Хусейн собирается пересечь границу Саудовской Аравии, он может отправиться в южную часть залива в ближайшие несколько дней. Тогда он будет контролировать 65 процентов мировых запасов нефти, и мы все можем подвергнуться шантажу с его стороны. Следовательно, мы должны двигаться с тем, чтобы не только прекратить агрессию, но и сделать это быстро. Приводя эти два довода, я была убеждена в том, что опыт и инстинкт позволяли мне доверять моим суждениям. Безусловно, в них сказывался и невероятно ценный опыт премьерства на протяжении Фолклендской войны. Также мои визиты в страны Персидского залива позволили мне установить доверительные отношения с множеством правителей этих государств. Я понимала их трудности и была способна оценить их реакцию. Тут нашу беседу прервали, сообщив президенту Бушу о том, что с ним хочет побеседовать по телефону президент Йемена. Перед тем как президент вышел, чтобы принять звонок, я напомнила ему о том, что Йемен, временный член совета, не голосовал по резолюции, требовавшей вывода иракских сил из Кувейта. Оказалось, что президенту Йемена также требовалось время на то, чтобы предложить арабское решение. Президент Буш сказал ему о необходимости предусмотреть в подобном «решении» вывод иракских сил и возвращение надлежащего правительства Кувейта, если предполагалось утвердить это решение. Затем президент Йемена, очевидно, дал сравнение ситуации в Кувейте с вторжением США на Гренаду, по поводу чего Джордж Буш правомерно выразил свое негодование. Когда президент Буш смог вернуться к нашей беседе, мы с ним согласились в том, что все это выглядело не слишком обнадеживающе. После обсуждения мы отправились на пресс-конференцию. Президенту задали вопрос, не исключает ли он применение силы. Он ответил, что не исключает – утверждение, которое газеты восприняли как укрепление его позиции против Саддама Хусейна. Но мне с самого начала не виделось в ней какой-либо слабины. Вполне понятно, что теперь я только вполсилы могла следить за программой мероприятий с моим участием. Тем не менее увиденное вызвало у меня восхищение. Пятница была днем докладов и обсуждений по проблемам науки, окружающей среды и обороны – вперебивку поступали новости о происходящих в кризисе событиях, к которым теперь было приковано внимание международного сообщества. Когда я выступала перед молодыми учеными – работниками государственного испытательного объекта в рамках СОИ в Фэлконе, меня пригласили к телефону для беседы с президентом Бушем. Он сообщил мне хорошее известие о том, что президент Турции Озал выразил готовность предпринять меры для перекрытия поставок иракской нефти, идущей по турецкому участку трубопровода. Будучи светским, но преимущественно мусульманским государством, обращенным в западном направлении к Европе, располагающим многочисленной армией, но при этом расположенным на внешней границе Ближнего Востока, Турция могла бы стать важным оплотом борьбы против агрессивно настроенного исламского фундаментализма или революционного арабского национализма иных мастей, наподобие того, приверженцем которого являлся Саддам Хусейн. После обеда меня доставили на вертолете в центр контроля над стратегическими ПВО в подземном комплексе горы Шайенн, где вели наблюдения за каждым запущенным спутником. Я вновь была поражена высоким уровнем научно-технического прогресса США. Из искусственной пещеры в недрах этой горы Соединенные Штаты могли заглянуть в далекий космос в военных и научных целях. Через два дня генерал, отвечающий за управление операцией, проинформировал меня о размещении СССР двух спутников над северным краем залива. Это указывало на их обеспокоенность. В первой половине дня субботы у меня состоялась беседа по телефону с президентом Миттераном. Как и в отношении Фолклендской войны, он занял жесткую позицию: несмотря на недостаточно продуманную речь в ООН с попыткой привязать разрешение кризиса в заливе к другим ближневосточными проблемам президент Миттеран и Франция продемонстрировали в ходе всего кризиса, что французы были единственной европейской страной помимо нас, готовой активно включиться в борьбу. Хотя в речи, с которой я выступила утром в воскресенье в Аспенском институте, были затронуты более широкие международные проблемы, я включила в нее раздел, касающийся Персидского залива. Там говорилось: