Скрипнуло – он неудачно наткнулся на что-то, немедленно впившееся в бедро, – осколок кости. Они валялись, раскиданные по полу, собранные кучками у костра. Нос забивала сладковатая вонь разложившейся плоти и мочи. Видимо, хозяин данного места не стеснялся мочиться здесь же. Территорию помечал, что ли? Хорошо хоть, испражнялся в другом месте: примешайся к уже витающим здесь «ароматам» еще и запах дерьма, Тима просто вывернуло бы наизнанку.
Если бы не оружие, он решил бы, будто попал в логово хищного монстра или мутанта. Впрочем, монстр вполне мог просто коллекционировать «человеческие безделушки». Но стало бы неразумное чудище его связывать и разводить огонь?
Воображение настойчиво рисовало образ обезьянообразного человека – вроде питекантропа. Тим смутно помнил, что данный ископаемый подвид людей считался промежуточным звеном эволюции между австралопитеками и неандертальцами. Кто ж знает, могла ли эволюция повернуть вспять, вернувшись к вымершим когда-то видам? Возможно, в новых условиях им снова дан шанс.
В мыслях его уже многократно сожрали живьем, медленно поджарили и расчленили на куски, а еще разжевали, облили кислотой, вскрыли грудную клетку, вытащив органы, вспороли живот и выкололи глаза. Говоря, что первейший враг человека – его собственный мозг, Немчинов точно был прав. Многое бы сейчас Тим отдал за то, чтобы перестать размышлять о всякой ерунде и придумать план спасения. Увы, не получалось.
Пришедший перед самым пробуждением сон он запомнил очень четко, вплоть до малейших деталей, но перед ним ведь были и другие. В бредовых видениях, вызванных ударом, он беседовал и спорил о чем-то с Витасом, почему-то ставшим на удивление красноречивым, но запомнил немногое. Вроде бы мутант пытался распекать за побег, а Тим посылал его подальше. Затылок ломило и тянуло, если скосить взгляд, на ткани в районе ключицы виднелась кровь, но никаких признаков сотрясения мозга не было. То ли голова у Тима оказалась крепкой, то ли рука у нападавшего соскользнула, то ли адреналин все еще блуждал в крови, подавляя неприятные ощущения.
Лежать на одном месте вскоре надоело. Запястья, скрученные за спиной проволокой, пощипывало: видно, пока находился без сознания, Тим метался и рассадил их. Ноги тоже оказались спутаны, но, не иначе разнообразия ради, старым тряпьем, наверняка оставшимся от тех несчастных, кого уже сожрали. Затекла шея, ломило поясницу. Пленник попытался сесть, и ему, к вящей радости, это удалось, пусть и не так легко, как хотелось бы. Позвоночник прострелило болью, перед глазами помутнело, голова пошла кругом, однако не прошло и минуты, как все вернулось в норму. Теперь бы еще освободиться.
Он пошевелил ногами, восстанавливая кровообращение, а заодно проверяя «веревки» на прочность. Вроде даже ощутил треск поддавшейся ткани, а потом в уши втекло сиплое шипение, распространившееся ознобом по телу. Тим замер, обернулся на звук и вздрогнул. Из темноты за ним следили две пары ярко-оранжевых глаз с круглыми провалами в центре – должно быть, там располагались зрачки.
«Круглые. Значит, не рептилия», – возникло в мыслях и почему-то успокоило, хотя, казалось бы, есть ли разница, в желудке какого хищника оказаться.
«У человека всегда имеется как минимум два выхода, даже если его съедят», – прозвучал в голове насмешливый баритон Кая.
«Шизофрения на марше», – фыркнул про себя Тим.
Пронзительные глаза мигнули – вначале одна пара, потом другая. Послышался скрип, и воображение тотчас подбросило очередную картинку – скребущие по гравию (а может, и по костям) длинные, загнутые и острые, будто лезвия, когти.
Тим громко выругался, помянув волкодлаков, а заодно и столицу с ее поехавшими мозгами жителями. Удивительно, но помогло: существо перестало скрестись, издавать звуки и даже глаза прикрыло или отвернулось. Минута ползла за минутой. Оранжевые зенки снова зажглись на третьей (Тим считал по ударам собственного сердца), зверь из темноты продолжал сверлить его взглядом, но не приближался.
«Детеныши? Ждут, когда придет мамаша и прикончит слишком крупную добычу?» – в пользу полуразумности существа говорило не только наличие костра и сложенные трофеи. У противоположной стены валялось нечто, напоминающее старый, порванный матрас. В углу обнаружилась стопка толстых томов в черных переплетах, а на метровой высоте от пола на ржавом гвозде висел крест выдающихся размеров, сколоченный из пары темных, наполовину сгнивших досок. Тим видел крестики на шеях у некоторых поселян – в прошлом религиозный символ, а сейчас, скорее, дань ушедшей традиции или оберег для привлечения удачи. Помнится, старушка Аполлинария Матвеевна, которую все звали просто баба Поля, хотела и Тиму навесить подобный, но Колодезов запретил, произнеся: «Вырастет, сам решит, а заочно в свою веру мальчонку обратить не позволю». Очень часто впоследствии Тим хотел поблагодарить его за эти слова, но так и не удосужился.
Дядька отказывался верить во всякую мистическую чушь, но считал, что нельзя заигрывать даже с вымышленной ерундой, поскольку за все и всегда рано или поздно придется расплачиваться. Тим с ним был полностью солидарен в этом. Он вообще не понимал, почему люди так стремятся просить защиты и спасения у кого-то невидимого. Твоя жизнь – тебе и вертеться, а если уж и уповать на помощь, то точно не в том, чтобы потяжелее набить живот или охмурить приглянувшуюся девчонку.
Только спустя несколько минут парень понял, почему знак ушедшей религии никак не отпускает внимания. Сколачивая его, неизвестный ошибся, поместив нижнюю перекладину не столь высоко, как следовало: крест вышел перевернутым. Это могло как свидетельствовать о чем-то важном, так и не означать ничего: ну, ошибся монстр – с кем не бывает? Однако Тим все никак не мог отвести взгляд от темных досок. Смотрел-смотрел… да и снова заснул, позабыв о наблюдающем за ним из темноты зверем – раз не сожрал раньше, значит, и теперь не сможет.
Очередной сон ему не понравился. Тим находился на краю ямы, в которой копошились бледные голые тела – и не понять, люди или черви. Вонь здесь была всеобъемлющей, щелкали кнуты, а воздух гудел то ли от стона, то ли от своеобразной молитвы.
«По полю черному Антихрист идет, бесову секиру в руке несет, секирою тои он бож люд повергает, души его отцу своему отправляет, кто ему дорогу преграждает, никого не щадит, смертно гнобит, а кто ему путь расчищает, того щедро одаряет. Имя ему Ирод Бес, да не простои он повес, а сын Сатанини да мати Иродианин. Нима!» – вплыло в уши настолько отчетливо, что Тим дернулся и проснулся.
Появление хозяина пещеры он едва не пропустил. Тот шаркал ногами, кряхтел и бубнил себе под нос одно и то же. Одетый в серую робу, подпоясанный порванными штанами, он оказался человеком, и подобное пугало значительно сильнее, чем если бы он являлся зверем или мутантом. С другой стороны, с ним можно было попытаться договориться. Наверное.
Тим пока не выдавал себя, исподволь наблюдая за сумасшедшим. Человеческой речью он владел, но насколько хорошо? В том, что выжил он за счет каннибализма, сомнений не возникало, однако оставался первостепенный вопрос: убивал ли он сам или питался трупами?