Тим опустил взгляд, вспомнив самое важное – знак, наверняка отличающий его Кая, выдуманного или действительно существующего, ходящего по снам, словно у себя дома, от Кая этого, спасшего от каннибала. Не окажись татуировки, Тим разочаровался бы, но одновременно с этим сумел бы отмахнуться от преследующей его мистики – того, во что раньше не верил, а теперь уже и не знал, как следует воспринимать.
Разочаровываться не пришлось. Запястье левой руки – худое, но сильное – обвивала татуировка в виде змеи, кусающей собственный хвост. Уроборос – древний символ, о значении которого можно лишь догадываться, пришедший из столь давних времен, что голова шла кругом от одной лишь попытки осознать его.
– Знак бесконечности и вечности, олицетворение движения без начала и конца – бессмертия, – проследив за его взглядом, сказал Кай и усмехнулся. – Видел уже такой?
Тим вздрогнул. Ему очень захотелось рассказать обо всем, с ним приключившемся. Лишь неимоверным усилием воли удалось сомкнуть челюсти, не позволяя себе поддаться искушению.
– Повернись. Освобождать тебя буду, – велел Кай, не дождавшись ответа.
Тим немедленно повиновался. Спаситель присвистнул и принялся осторожно и быстро распутывать проволоку.
– Держи, – стоило Тиму обрести свободу, Кай тотчас отстранился, похлопал себя по карманам и выудил из левого небольшой флакончик темного стекла и упаковку одноразовых марлевых тампонов. – Обработай руки. И запомни, – добавил он, видя неуверенность и недоумение парня, – нет ничего глупее, чем заболеть из-за лени или идиотских фанаберий, не позволивших вовремя обработать какую-то там мелкую царапину.
Тим кивнул, признавая его правоту. При одной лишь мысли о том, что он мог подхватить в этом гадючнике, пока валялся без сознания, его прошиб холодный пот.
– Вот и умница, я пока осмотрюсь.
Дезинфицирующее средство невыносимо щипало, но Тим стискивал зубы и получал мрачное удовлетворение от процесса самоистязания. Кай прошелся, раскидывая кости. У книжных переплетов он остановился надолго.
– Знаешь, что это?.. – спросил он, быстро пролистывая один том и переходя к другому, и, не дожидаясь ответа, сказал: – Черненая человеческая кожа. Если ублюдок следовал традициям, то и книги писал кровью, костяным пером.
– Это был какой-то сумасшедший… – наконец, выдавил из себя Тим. – Вряд ли он вообще умел писать.
– Ошибаешься, – Кай кинул том на пол и наступил каблуком, придавив знак перевернутой пятилучевой звезды, словно тот был ядовитой гадиной, которой ни в коем случае нельзя дать уползти. – Впрочем, в каком-то смысле все мы здесь немного не в своем уме, – и, коротко рассмеявшись, добавил: – И ты… и я.
– Алиса в Стране чудес…
– Дополнительный плюс к тому, что я спас тебя, – усмехнулся Кай.
– С чего бы вдруг?
– Оказывать услуги образованным людям в разы приятнее, чем Иванам, родства не знающим и наук не ведающим.
Наверняка последние слова тоже принадлежали кому-то из классиков прошедших эпох, но Тим не смог вспомнить, кому именно. Кай повел плечом и нахмурился, видимо, наткнувшись в тексте на описание чего-то интересного.
– Хотя в последнее время я не гнушаюсь и этим, – задумчиво сказал он. – Взглянешь?
– Нет!
– Правильное решение. – Он кивнул и кинул тома, которые держал в руках, в костер, а тот, который валялся на полу, пнул.
Тим выдохнул сквозь зубы. В нем сейчас боролись два противоположных чувства. С одной стороны, он привык относиться к книгам как к средоточию мудрости, богатству, достойному очень бережного обращения. Однако с другой – прекрасно осознавал: ничего хорошего в этих конкретных томиках содержаться не могло априори. Все, конечно, зависит от таланта автора и восприятия читателя. Кай вряд ли лишится рассудка, взглянув на написанное, но лишний раз лучше не рисковать: безумие умеет заражать не хуже идей.
Костер весело затрещал, запылал ярче, дохнул почти нестерпимым жаром, и парень вынужденно отступил к холодной стене. Кай же остался на месте. Происходящее нисколько не тронуло его; спокойно взирая на то, как языки пламени из красных стали зеленоватыми и даже синими, он улыбался одной стороной рта. Понятно, что цвет изменился из-за повысившейся температуры горения, но выглядело все равно зловеще.
Минута… другая. Постепенно стало легче дышать, но Тим не спешил отлипать от спасительной стены. Запах паленой кожи и гари вытеснил смрад гниения, пожалуй, его даже можно было назвать приятным.
Кай отмер, подошел к трупу, подхватил топор и отодрал от стены неправильный крест, с остервенением вгоняя лезвие в потемневшее дерево.
– Падаль…
– А… – на этом слова закончились.
– Я не мусорщик и, упаси вышние силы, не экзорцист или инквизитор, но подобной дряни в метро не место! – воскликнул Кай, и дремавшее до этой поры эхо подхватило и унесло слова. Лишь когда останки перевернутого креста нашли упокоение в костре, он заговорил вновь: – Ты видел то, что сталось с Борисом Петровичем Забугорским-Дунайским, профессором филологии и философии, несколько лет назад покинувшим Полис.
– Полис?..
Кай кивнул.
– Легенда-то в общем малоинтересная: брахман, нашедший не то знание и свихнувшийся на этом поприще.
– Кто?..
Кай фыркнул, но все же пояснил:
– В Полисе наличествует интересная кастовая система. Имеются военные и брахманы, или брамины, это уж как угодно, – ученые-теоретики или практики. Они считаются хранителями знаний – единственными в своем роде.
– На первый взгляд все неплохо выглядит, – признался Тим.
– Верно. Если бы эти ученые не занимались откровеннейшей ерундой, строя планы просвещения заблудших путем проповедования пустых лозунгов… – Он прервался, припоминая или придумывая фразу более показательную: – Вроде мы за все хорошее против всего плохого. А если бы не искали химер, то им и вовсе цены бы не было.
– Химер?.. – переспросил Тим.
Кай со вздохом прикрыл веки и поинтересовался:
– Настолько все плохо? Откуда ты?..
Тим прикусил губу и сипло выдавил:
– Издалека.
– Вижу.
– И… со мной действительно не все хорошо, раз я даже шума выстрела не услышал, – признался Тим. На самом деле волновало его не только это, но сошло для перевода темы в более безопасное русло.
Кай фыркнул, открыл глаза, окинул его хитрым, прожигающим взглядом и поинтересовался:
– Про патрон Гуревича слышал?
– Угу… – выдохнул Тим и сел, а вернее, осел у стены: ноги отказались держать. – В мае сорок третьего изобрели и изготовили патрон, который стрелял без шума, дыма, запаха и отдачи. Между поршнем и пулей находилась жидкость, которая проталкивала ее через канал ствола. Объем жидкости соответствовал объему канала, и поршень, переместившись до дульца гильзы, упирался в него и запирал пороховые газы внутри замкнутого объема. При этом пыж вытеснял воду из гильзы, вследствие чего пуля двигалась со скоростью истечения жидкости. В результате отсутствовала звуковая ударная волна, а низкая начальная скорость пули исключала и возможность возникновения баллистической волны. Выстрел получался практически бесшумным.