Несравненная - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Щукин cтр.№ 32

В конце концов он нашел такое место – в церковной ограде Никольского храма. Служба здесь давно уже закончилась, прихожане разошлись, следом за ними исчезли и нищие, перебравшись поближе к торговым рядам, и одна лишь согбенная старушка в черном одеянии тяжело катила тележку, нагруженную крупным речным песком, и посыпала этим песком боковую дорожку, раскидывая его маленьким железным совочком.

Николай перекрестился, поднимая глаза на золоченый купол храма, постоял у входа, наблюдая за старушкой, которая упорно, как муравей, продолжала тянуть тележку, и вздохнул на полную грудь – будто невидимый кляп из него вышибло. Тихо, пусто, благостно было в церковной ограде. Ярмарочный шум сюда не достигал, и слышно было, как деревянные колесики у тележки чуть-чуть поскрипывают. Николай прошелся по дорожке, приблизился к старушке и предложил:

– Бабушка, давай я тебе помогу…

Старушка легко разогнулась, взглянула на него добрыми, выцветшими глазами и согласилась:

– А и помоги, родной, если желание имеется. Тащи ее, не поспешай только, а я песочек раскидывать стану, вон как красиво ложится – и глазу приятно, и ногам радостно по такой дорожке ходить. Праздник завтра – Никола-вешний. Святитель наш, за всех заступник. И торговых, и морских людей, и всех хрестьян оберегает. Служба завтра пышная, народу много, вот и порадуемся, помолимся, и ты, сынок, приходи, помолись, попроси Николу, чтобы он тебе счастье помог обрести. Он услышит, Никола всех нас слышит…

И вот так, под неторопливый голос старушки, они засыпали песком дорожку до самого конца. Николай попрощался, вышел из церковной ограды, и показалось ему, что он умылся чистой и прохладной водой, и глаза его после этого, будто обрели новое зрение: открылся окружающий мир ярко и далеко – до самого окоема.

Теперь, уже никуда не сворачивая, он быстрым шагом направился к родителям своего друга, сотника Игнатова, где дожидался его Соколок. Увидев хозяина, конь радостно встряхнул гривой, потянулся бархатными губами, надеясь получить сухарь, но в карманах у Николая было пусто, и Соколок фыркнул, разбрызгивая слюну, словно подосадовал: что, не мог сухарик на ярмарке купить?

– Ладно, не серчай, я тебе хлебушка сейчас вынесу, – Николай похлопал его ладонью по шее, погладил и направился в дом, где его встретили встревоженные старики Игнатовы.

– Николушка! Да где ж ты пропал?! – в один голос, перебивая друг друга, запричитали они. – Обыскались мы тебя! Потеряли! Из полка нарочный был, велено тебе, как объявишься, срочно на службу прибыть! Строго-настрого наказали, чтобы ни минуты не медлил.

Ради пустяков Голутвин нарочного посылать не стал бы – Николай быстро, как по тревоге, заседлал Соколка и вылетел из ограды, даже не попрощавшись со стариками Игнатовыми. Только и успел рукой махнуть, когда они выбежали на крыльцо.

Полковник Голутвин сидел за столиком, вольно и широко расстегнув ворот мундира, вытирал большим пестрым платком пот с крупного лба, морщился словно от дурного запаха и крутил в пальцах длинную папиросу с золотым ободком на бумажном мундштуке, что было верным признаком крайнего раздражения. Курил командир полка очень редко и лишь в тех исключительных случаях, когда требовалось сдерживать самого себя, чтобы не сорваться на крик. Все офицеры это прекрасно знали и, увидев в руках у командира папиросу, старались не подавать и малейшего повода, чтобы раздражение Голутвина не достигло крайнего рубежа и не переросло в гнев. В гневе полковник был страшен, как занесенная над головой шашка.

Николай четко и громко доложил о своем прибытии и замер – руки по швам. Голутвин осторожно положил папиросу на край стола, накрыл ее широкой ладонью, словно хотел спрятать, чтобы сотник не видел, и неожиданно спросил:

– Когда свадьбу играть наметили?

Вот тебе и привет, любезный, – лови оплеуху, чтобы мимо не проскочила!

Чего угодно ожидал Николай, когда летел в полк, сломя голову, но только не этого вопроса. Растерялся, даже в жар кинуло, но врать и изворачиваться не стал, честно признался:

– Не знаю.

– Похвально, сотник, что за нос меня не водите и в заблуждение ввести не пытаетесь. Иначе мне пришлось бы за вас краснеть. Григорий Петрович заезжал, когда из Иргита возвращался, и доложил мне, что сватовство вы своим присутствием не осчастливили. Так?

– Так точно, – отчеканил Николай.

– И отпуск, который я вам предоставил для устройства личных дел, используете по своему усмотрению.

На этот раз Николай благоразумно промолчал.

– Ладно, отложим ваши свадебные выкрутасы до лучших времен, – Голутвин поднял руку, посмотрел на папиросу и снова прихлопнул ее широкой ладонью, – теперь, сотник, слушайте меня внимательно. Даю вам три часа. За это время привести сотню в полную боеготовность, получить патроны, провиант на полторы недели и ждать приказа. Вопросы есть?

– Никак нет!

Голутвин взмахнул рукой, словно выпроваживая сотника из штабной палатки, и тот, козырнув, четко повернулся и выскочил в узкий проем, даже не задев откинутый наружу полог.

Ровно через три часа сотня выстроилась на плацу. Дальше, за сотней, стояли шесть конных повозок, где были уложены и крепко увязаны котлы, мешки с крупой и овсом, топоры, лопаты, веревки, даже сухая береста для растопки – все, что может понадобиться в походе на долгое время. Казаки шепотом переговаривались между собой, поглядывали на своего сотника и все хотели знать – что за тревога случилась? И почему подняли лишь одну сотню?

Но ответа никто не знал, в том числе и сам сотник.

Скоро все прояснилось. К штабной палатке подкатила коляска, из нее выскочил жандармский офицер, а навстречу ему вышел Голутвин. Они недолго поговорили между собой и направились к сотне. Прошлись вдоль строя, внимательно оглядывая казаков и лошадей, затем Голутвин сделал знак Николаю, чтобы тот спешился и следовал за ним. Втроем они вернулись к палатке, и Голутвин представил:

– Ротмистр Остальцов, сотник Дуга. Прошу.

В палатке по-прежнему было жарко, и Голутвин снова расстегнул ворот мундира. Длинной папиросы с золоченым ободком, как заметил Николай, на столике уже не было, видно, полковник ее все-таки выкурил. Теперь на столике лежала развернутая карта, циркуль и два красных карандаша. Один из них Голутвин протянул ротмистру и предложил:

– Будьте любезны, введите сотника в курс дела.

– Докладываю, – ротмистр шагнул к столику, наклонился над картой, – вот здесь, где лес начинается, киргизы, когда гонят свои табуны на ярмарку, всегда устраивают привал, степь прошли и – на отдых, своего рода перевалочная база. Колодцы вырыты, постройки кое-какие имеются. Два дня назад шайка Байсары Жакенова налетела на своих соплеменников, половину из них перебила, другую половину, отобрав у них коней и овец, отправила, как говорится, в родные пенаты. А конский табун исчез вместе с шайкой и с овцами. Задача простая – найти табун, а шайку, естественно, обезвредить.