Показания леди Хейторнтуэйт стали, по общему мнению, самым волнующим и драматичным эпизодом допроса свидетелей. Эта маленькая высохшая женщина всегда держалась в стороне от публичной жизни мужа. Она жила почти так же уединенно, как покойная миссис Майлз, смерть которой мистер Миллз накануне дня двойного дознания признал самоубийством, совершенным в состоянии временного помрачения рассудка. В своем сердце леди Хейторнтуэйт уже давно развелась с мужем и, как следствие, вела себя весьма эксцентрично, если не вызывающе. Проявлялось это главным образом в том, что она металась по магазинам в городе с авоськой и покупала продукты на день. Когда-то, в прежней, более скромной жизни с дорогим, давно почившим отцом, на леди Хейторнтуэйт, которая звалась тогда Деборой Кросс, лежали все заботы по дому. После замужества она на время оставила привычку ходить за покупками, но потом вернулась к ней. Так она пыталась пережить вновь счастливые дни прошлого. Вдова сэра Калеба откровенно заявила мистеру Саймону Миллзу, что последние двадцать лет знала, кто убил Сайкса. Покойный супруг поделился с ней своей ужасной тайной в минуту слабости – очевидно, на него нашло затмение. Позднее он опомнился и пригрозил ей жестокой расправой, если она выдаст его хотя бы словом, а в заключение привел железный довод: жена не может свидетельствовать против мужа.
Смерть сэра Калеба принесла облегчение многим. Например, молодой Хейторнтуэйт бросил пить и поступил на службу в военно-воздушные силы. Несколько раз ему доводилось совершать вылеты в район Рура, и, когда случалось бомбить какой-нибудь литейный завод, он чувствовал себя в родной стихии. Его мать, окруженная всеобщим сочувствием и симпатией, предпочла тем не менее покинуть дом печали и страха и переехала в небольшой городок в Суссексе.
Сад Хейторнтуэйта, который сэр Калеб задумал как мемориальный парк самому себе, так и не стал местом прогулок горожан: городской совет за недостатком средств разбил землю на участки и сдал в аренду. Заслуженный инспектор Энтуистл, чья роль в расследовании помогла призвать к ответу змею, пригретую на груди Хаттеруорта, стал благодаря своему геройству местной знаменитостью и был единогласно избран президентом клуба «Пушной зверь и птица». Оказанную ему честь Энтуистл ценил особенно высоко, поскольку прежде этот почетный пост занимал покойный Хейторнтуэйт, глава большинства объединений в долине, включая и те, о чьем существовании он не подозревал.
Завод вместе с оборудованием, купил какой-то синдикат, и с уходом в мир иной вечно раздраженного, замученного совестью рыцаря атмосфера в кабинетах и цехах изменилась. Даже завзятые подхалимы, которые всю жизнь лебезили перед покойным боссом, хотя и не проводили его в последний путь (сэра Калеба похоронили без всякой шумихи, в скромной могиле), заявляли позднее во всеуслышание, что новое начальство на голову выше старого и работать на него одно удовольствие.
Волнения и пересуды вокруг трагических событий в Хаттеруорте быстро улеглись. Окажись здесь случайный приезжий в начале января 1941 года, он удивился бы, услышав, что не так давно это тихое местечко потрясла череда жестоких смертей и скандалов. Людей занимали другие заботы, шла война, они трудились для фронта, стремились к победе, оплакивали погибших, жадно следили за новостями, пока мир все глубже погружался в хаос, и история прошлых дней оказалась забыта. Время несло с собой иные тревоги, радости и печали, новые труды и тяготы.
Литтлджон с женой тихо уехали в Лондон вскоре после окончания разбирательства. Поезд прибыл в Уотерфолд с опозданием более чем на два часа: пришлось пробиваться через заносы, а временами ползти по обледенелым путям. За прошедшие дни снега намело еще больше, и Литтлджоны задержались на платформе похожего на террасу вокзала в Уотерфолде, чтобы в последний раз полюбоваться великолепной панорамой Пеннинских гор, окутанных толстой белой мантией. Литтлджон вез с собой крупный сверток, который накануне отъезда вручил ему Саймон Миллз. Перед тем как уйти из жизни, миссис Майлз набросала письмо своему поверенному, в котором распорядилась, чтобы детективу досталась картина «Дорога через пустошь», висевшая на стене у нее в комнате. Первое, что сделал Литтлджон, когда вернулся в восстановленную после бомбежки квартиру в Хэмпстеде, – повесил акварель в столовой. Картина не только восхищала его как произведение искусства, но и напоминала об отважной пожилой даме и об одном из самых странных дел, какие ему приходилось распутывать.
Смерть знахаря
С помощью хорошего хирурга он мог бы исцелиться и оказаться ослом.
Ваша пьеса в извинении не нуждается. Какие же извинения? Раз все актеры умерли, бранить некого…
[28]
Глава 1. Полицейский
Почтенные, сей вид не ясен вам?
Дивитесь: скоро все вам станет ясно
[29].
Констебль Меллалью, страж законности и порядка в деревне Столден, сидел у себя дома в гостиной и серьезно, сосредоточенно изучал газету. Его ноги в носках покоились на каминной доске. Очки в стальной оправе сползли на мясистый нос, похожий на луковицу. В зубах торчала короткая трубка из верескового корня, и он с удовольствием пускал дым в потолок. Летний вечер близился к концу, наплывали сумерки, и констебль подносил газету ближе к глазам. Иногда он довольно усмехался, сам не зная зачем – просто выражал радость, – да отхлебывал пиво из стеклянной кружки, стоявшей рядом. После каждого глотка Мелланью выпячивал широкую нижнюю губу, заправлял усы в рот и обсасывал с них капли. Констебль был рослым плотным мужчиной, и каждый раз, стоило ему сделать движение, кресло под ним угрожающе трещало. Без пиджака и ботинок, с дымящейся трубкой в зубах, за кружкой доброго пива, полицейский наслаждался свободой – у него было все, что нужно для счастья. Жена уехала вместе с сестрой в ближайший городок Олстед, чтобы выплакаться всласть перед экраном кинотеатра, а трое детей отправились с ватагой других ребятишек и учительницей собирать наперстянку для нужд фронта. Констебль Меллалью блаженствовал в тишине и покое, словно проказливый мальчишка, и считал оставшиеся драгоценные минуты одиночества. До возвращения семейства оставалось полчаса. К тому времени блюстителю порядка следовало надеть мундир и ботинки, иначе миссис Меллалью нашлось бы что сказать.
Жена констебля бесконечно гордилась высоким положением мужа, Уильяма Артура, но еще большее восхищение вызывало у нее новое служебное жилье. Год назад местный полицейский участок представлял собой маленький домик, в котором едва помещалось растущее семейство Меллалью, что уж тут говорить о заключенных под стражу, но затем власти графства решили построить для полицейского новый коттедж: с тремя спальнями, кухней, гостиной, камерой для задержанных, теплицей и ванной, где из крана текла горячая и холодная вода. Миссис Меллалью так привязалась к новому жилищу, что уговорить ее выйти хотя бы ненадолго удавалось с трудом. Казалось, она боится, что, стоит ей скрыться из виду, как какой-нибудь завистливый сосед немедленно захватит одну из комнат и обоснуется там, а то и вовсе похитит дом – увезет на волшебном летающем ковре. Еще миссис Меллалью ожидала, что муж будет выглядеть таким же свежим и опрятным, как новенький коттедж, поэтому констеблю редко дозволялось даже расстегнуть верхнюю пуговицу на мундире. Будь ее воля, она настояла бы, чтобы Уильям Артур постоянно носил шлем – символ своей высокой должности! Послабления допускались лишь на время работы в саду. Констеблю казалось, будто огород тянется на многие акры, когда он, обливаясь потом, выкапывал картофель, мотыжил фасолевые грядки и рыхлил землю под цветочными бордюрами.