Американская интервенция в Сибири. 1918–1920. Воспоминания командующего экспедиционным корпусом - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Сидней Грейвс cтр.№ 30

Автор этой статьи выражал мысль, ставшую в 1919 году общепринятой в мире. Если бы тогда Соединенные Штаты послали в Россию войска и начали сражаться с какой-то российской группировкой, это означало бы войну, и теперь Советы были бы в состоянии требовать возмещения ущерба, причиненного в результате использования военной силы, и они бы, без сомнения, это сделали.

Если бы я послал американские войска на помощь японцам, как требовал генерал Юи, американцы перестали бы быть сторонними наблюдателями зверств, совершаемых в Сибири, и стали бы их участниками. Естественно задать вопрос, что такого сделали эти так называемые большевики и чем можно оправдать решение генерала Юи отправить японских солдат, чтобы уничтожить их? Они были русскими и находились на территории России, которой ни одно государство не объявляло войны. Они занимались своими делами и не угрожали ни жизни, ни здоровью, ни собственности союзников.

Тем из наших людей, которых очень вдохновляла мысль о необходимости бороться с большевизмом независимо от утвержденной американской политики, я могу сказать, что никогда не мог определить, кого можно причислить к большевикам и почему он большевик. Согласно мнению японских представителей в Сибири и их русских марионеток, большевиками были все русские, которые по своей воле не взялись за оружие и пошли сражаться за Семеновых, Калмыковых, Розановых и Ивановых-Риновых, хуже которых не сыщешь даже в анналах преступного мира Соединенных Штатов. Согласно мнению британских и французских представителей, все русские, которые не взялись за оружие, чтобы воевать за Колчака, были большевиками. Но в настоящее время ни одна нация в мире не желает признавать вышеперечисленных господ или каких-то других как де-факто или де-юре лидеров российской власти.

Вскоре после того как приехал во Владивосток, я познакомился с японским генералом Накаямой. Судя по всему, он был самым важным из японских чиновников, за которым не были закреплены какие-то определенные обязанности, как за другими японскими генералами. Он всегда держался очень вежливо и обходительно и оказывался на переднем крае во всех дискуссиях независимо от их предмета. В американской штаб-квартире его назвали генералом японской политики. Однажды он пришел ко мне с предложением, что раз уж Япония и Соединенные Штаты так тесно связаны в своей деятельности в Сибири, было бы желательно, чтобы военные представители обеих стран знали о том, что другие сообщают своему правительству. Он предложил, чтобы я рассказывал японцам обо всех важных донесениях, которые отправляю в Вашингтон, а они рассказывали мне о том, какие донесения отправляют в Токио. Я, конечно, понимал, что они не станут показывать мне никаких сколько-нибудь важных депеш, и он явно недооценивал мой здравый смысл, если полагал, что я покажу ему донесения, которые шлю в Вашингтон.

Тем не менее я решил поиграть в эту игру и сказал ему, что считаю его предложение замечательным, но мне кажется, что будет справедливо, чтобы в соответствии со схемой, предложенной Накаямой, они показали мне первую депешу. Я ожидал, что они покажут мне какое-нибудь безобидное сообщение, и намеревался ответить ему тем же, но эта удивительная договоренность так никогда и не была претворена в жизнь.

Через месяц или около того Накаяма вернулся в Японию. Уже не секрет, что его действия казались предосудительными некоторым другим иностранным представителям, и по общему мнению, японское правительство отозвало его назад не для того, чтобы выразить свое удовлетворение. Однако вскоре мы поняли, что японскому правительству его действия не представлялись предосудительными, поскольку из генерал-майора его произвели в генерал-лейтенанты японской армии. Мистер Карл Акерман в своей книге «По следам большевиков» называет его генерал Людендорф японской армии.

В следующий раз я услышал о нем 16 марта 1919 года, когда получил телеграмму от американского военного атташе в Токио, где говорилось: «Японский Генеральный штаб сообщает о десяти американских дезертирах, перешедших на сторону красногвардейцев на северо-востоке от Владивостока, и еще одном, который был пойман. Генерал-лейтенант Накаяма из японского Генерального штаба попросил о личной встрече со мной и выразил серьезную обеспокоенность по поводу будущих отношений японских и американских войск в Сибири в связи с (здесь пропуск), а американцы нет. Он имел в виду, что мы не оказали помощи генералу Ямаде на Амуре, а также недавнее дезертирство американцев, перешедших на сторону большевиков. Он весьма многозначительно спросил, что будут делать американцы, учитывая вновь утвержденный план по охране железной дороги, если большевики ее перекроют. И будем ли мы помогать им, останемся в стороне или начнем содействовать их врагам большевикам. Он был явно против того, чтобы ваши войска были размещены в Чите или Маньчжурии».

Это яркий пример обвинений, с которыми пришлось столкнуться американцам не только там, где делались фальшивые заявления, которые можно было опровергнуть фактами, но и повсюду, где ни одна из сторон дискуссии не знала фактов и не могла разумно обсуждать проблемы, возникавшие в Сибири.

Заявления Накаямы граничили с оскорблением и, по моему мнению, не заслуживали дипломатичного ответа. Я ответил на телеграмму: «У нас есть всего шесть американцев-дезертиров. Тот, о котором говорилось, что его поймали, так и не был возвращен мне. Ложные утверждения стали таким обычным делом, что я не поверю словам о его поимке, пока не увижу его лично. Накаяма не знает, что дезертировавшие американцы перешли на сторону большевиков. Это типичное ложное заявление. Его вопрос о том, что я буду делать при определенных обстоятельствах, граничит с оскорбительными намеками, характерными и для других действий, являющихся вмешательством в дела, касающиеся исключительно Соединенных Штатов. Я намерен охранять свою часть железной дороги так, как считаю нужным, и это не должно волновать другие нации до тех пор, пока я успешно справляюсь со своими обязанностями. Вчера генерал Инагаки сообщил мне, что они получили приказ не вступать в столкновения с большевиками за исключением тех случаев, когда на них самих нападают, или если это необходимо для предотвращения беспорядков в стране. Я не понимаю, почему Соединенные Штаты не могут послать свои войска в Китай или в Сибирь, не получив соизволения Японии. Она была бы крайне возмущена, если бы кто-то извне попытался вмешаться в размещение ее войск в этих странах. Я не считаю, что у них есть какие-то более весомые интересы в Маньчжурии или Сибири, чем у Соединенных Штатов. Японский штаб во Владивостоке проинформировал меня, что они снабжают Калмыкова оружием и снаряжением. Ни у большевиков, ни в любой другой армии нет человека хуже, чем Калмыков, который недавно заявил, что рад находиться под командованием генерала Юи».

В конце марта 1919 года ночью во Владивостоке по приказу Иванова-Ринова белые арестовали вице-президента областного земства, редактора местной газеты и еще двух человек, а в 5 часов утра их отправили на запад в тюремном вагоне. Во Владивостоке было хорошо известно, что этих четверых отправили к Семенову на казнь.

Вскоре после этого в американскую штаб-квартиру пришли жены троих из этих людей, которые хотели встретиться со мной. Я попросил офицера, пришедшего ко мне с докладом, объяснить им, что это происшествие меня не касается и что я ничего не могу сделать, но их ответ не удовлетворил, и они отказались уходить, пока не встретятся со мной. Утром, когда, встав в обычное время и проходя мимо своего кабинета, я увидел, что женщины до сих пор там, я вошел туда и объяснил им, что мы не можем вмешиваться во внутренние конфликты русских. Меня поразило, с каким спокойствием и решимостью держались эти женщины.