Полет курицы - читать онлайн книгу. Автор: Иван Солнцев cтр.№ 86

Мне в лицо врезаются тепло квартиры и характерная для нее вонь, к которой я, в общем-то, вполне привык и которую перестал замечать. И тем более странно, что сейчас я ее очень даже замечаю. На всякий случай, осматриваюсь вокруг в поисках мертвецов, прежде чем зайти, доковылять до своего спального места и освободить, наконец, довольно сильно натертую костылем правую подмышку. Большую часть времени я стараюсь упираться в костыль рукой, но этого упорства хватает, от силы, на пол-дня, а потом усталость просто вынуждает простейшим образом упереться в костыль подмышкой, чтобы рука не соскочила, и мой снаряд не прибил кого-нибудь под мои же жалостные просьбы помочь инвалиду Третьей Мировой Афгано-Чеченской войны.

Сегодня, кстати, новогодний вечер. Для кого-то это, может, и играет роль, но на корпоративную квартиру даже небольшое количество алкоголя проносить запретили. Основным аргументом было то, что мы все наверняка перетравимся. Мужик с обожженным лицом тихо всхлипывает весь вечер, теребя свой флакон у всех на виду. Раньше от доставал его только когда был выключен свет. Даже несмотря на собственное уродство, я не могу перешагнуть через омерзение и заговорить с этим несчастным, чтобы помочь его беде. Но когда он хочет встать, а его белая трость падает на пол, я поднимаю ее и подаю в руку калеке – такую же безобразную, как и его лицо. Он молчит и, не прекращая всхлипывать, уходит из комнаты.

Справа от меня теперь прилег Паша. В последнее время он стал более спокойным, даже каким-то потерянным. Я пересекался с ним несколько раз в метро, и мы вроде как скорешились, если это понятие применимо к мужику, который ссыт в угол, а потом показывает на тебя, как на виновного.

– Что-то я давно не видел Колю безногого, – замечаю я, чтобы хоть как-то отвлечь Пашу от мыслей, из-за которых он молча смотрит перед собой, не произнося ни слова.

– Я знаю. Я знаю, – он кивает и потирает толстыми сухими пальцами морщинистое лицо. – Ты только заметил?

– Не скажу, что я вообще за ним следил, – апатично бросаю в ответ.

– Коля неделю назад захотел выйти из дела, – голос Паши дрожит, что для такого горлопана совсем нетипично, и я чувствую недоброе. – Стуканул менту на Елизаровской, что его принуждают – тот его вывел, предварительно отписав куратору, а потом передал ему же снаружи.

Сразу вспоминается рассказ Коли о журналистке. Возможно, с него все началось, и именно тогда Коля начал понимать, что устал, и что может быть другая жизнь. Так началась эта жизнь для него?

– Его сюда привезли. Только в другую квартиру. Сначала хотели показательно, но Хазан был не в духе, – мне кажется, Пашка, суровый мужик в сапогах, отвечая на мой немой вопрос, начинает всхлипывать. – Связали скотчем, как гусеницу, голого, и положили в такую пластиковую бочку с кислотой.

Пауза, в которой я пытаюсь осмыслить услышанное. Вроде, получается, и у меня начинают ныть зубы и сжиматься желудок.

– Коля медленно разложился, типа как переварился.

– Откуда знаешь? – с некоторым раздражением спрашиваю, надеясь на то, что Пашка просто придумал красивую и страшную историю.

– Просто знаю.

– Кто рассказал?

– Я его нес до этой бочки, – с бессильной злобой посмотрев на меня, отвечает Пашка. – Вместе с еще одним нашим. Прямо здесь, двумя этажами выше. Мне даже противогаз дали – держали на подхвате, а там такое парево было, когда его залили кислотой, и они еще окно открыли…

Он прерывается и отворачивается от меня, укладываясь на бок. Я подумываю предложить ему водки из запрятанного у меня под койкой шкалика, но пока сомневаюсь. Стоит ли мне об этом всем рассуждать? Вряд ли. Единственное, что я вижу осмысленным – это взять у сегодняшнего, новогоднего надзирателя свою тарелку новогодней картофельной похлебки, закинуть ее в себя в несколько приемов и отправиться обратно на новогоднюю койку. Как будто я раньше не догадывался, что из этого дела уходят только ногами вперед. Вряд ли это можно считать новогодним сюрпризом.

Сразу после приема пищи я ощущаю себя жутко уставшим и готовым отключиться сразу по падению на койку. Но меня постоянно что-то отвлекает – какие-то шорохи, пуканье, царапанье, и уже где-то к часу ночи я окончательно теряю сон. Наутро, первого января, с остекленевшими глазами и неуверенным перебиранием ногой и костылями, я выгляжу гораздо более несчастным и сильнее побитым жизнью, чем обычно. Жаль, сейчас это не получится использовать в работе.

Кстати, обожженного мужика я больше не видел. Не стану врать или предполагать, что с ним произошло, но в эту новогоднюю ночь он ушел. В метро я его тоже не встречал. Может, оно и к лучшему. А, ну, и Колю тоже не видел. И мне пришлось поверить Пашке. Позже я поверю ему на все сто.

Лицо, которое я вижу в один из характерно теплых для питерской зимы январских дней, знакомо мне даже слишком хорошо. Я далеко не рекордсмен по числу полезных знакомств – о чем говорит одно только мое положение, – но это будет, пожалуй, самым бесполезным. Миша Зефиров – грузчик, некогда подрабатывавший пару недель у нас на складе. Человек, с которым я созванивался лишь для того, чтобы из грязного, подлого и циничного любопытства выслушивать его слезливые жизненные истории. Мужик со смешной фамилией. Я точно знаю, что у него были жена и красавица-дочь. Жена довольно сильно заболела – онкология или что-то в этом духе, – но не ложилась в стационар, а пыталась лечиться народными средствами дома, пока супруг в горестном переживании методично пропивал последнее, что принимали в ломбарде. Жена пыталась хоть как-то заработать на дому, но успеха это не имело. После одной попытки вытрясти в офисе удаленного работодателя свои кровные, Зефирову довольно сильно отделали охранники подвальной конторы, но в полицию она так и не собралась. В итоге, дочь Зефирова сначала ушла на панель, а потом – и вовсе пропала в неизвестном направлении. А Миша, за два года отработавший две недели грузчиком, с горя как-то пошел гулять в мороз, изрядно набравшись, и решил срезать по лесопарку путь домой. До середины пути все было неплохо. Потом Миша задремал, отморозил обе ноги и попал под ампутацию. Теперь, согласно его рассказу, он живет на корпоративной квартире на севере города. Его лицо обезображено шрамами и отеками, губы неестественно выпячены, а военная форма на нем, откосившем от армии с белым билетом, смотрится как-то причудливо.

– Как бизнес-то? – усмехаюсь, выслушав Мишин рассказ – как дела у меня, он спрашивать не будет, даже ради приличия – это мне доподлинно известно.

– А, сейчас уже больше ставят у дороги с табличками «Помогите Христа ради» или типа того. Конкурирую с малолетними цыганками, – немного печально рассказывает мне Зефиров. – Я раньше по Фонтанке гонял, когда в метро смен свободных не было. Но сейчас холодно там. Холоднее, чем на обычных улицах. Да и больше болтал с проезжими, чем работал. Как-то даже от парней с каталогами шлюх по зубам получил за то, что клиентов от мыслей о бабах отвлекал.

Потом он просит у меня сигарету, и мы некоторое время молча курим.

– О, мой куратор, – Миша дергается, как паралитик, быстро всасывает столько дыма, сколько может и выбрасывает окурок на асфальт. – Бывай, брат. Встретимся.