По волнам жизни. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Стратонов cтр.№ 92

Впрочем, такое же отношение я видел и в среде других технических служащих. Так, когда я, по освобождении из тюрьмы, зашел в Научный отдел, с которым я все еще не прерывал связи и где меня считали своим, — я увидел, что меня боятся, как прокаженного, и что на лицах тех, с кем я говорю, написано нечеловеческое мучение. Я поспешил оттуда уйти.

Тем более я был удивлен, когда в один из ближайших вечеров, с соблюдением всех предосторожностей конспирации, ко мне пришла одна из барышень, служащих в Научном отделе. Звали ее Марией Николаевной, фамилии не помню. У нее завязались, еще при организации Кавказской экспедиции, дружеские отношения с В. Г. Фесенковым, и этим, собственно, объяснялся ее приход ко мне, так как В. Г. отсутствовал.

— Я пришла вас предупредить… Только, ради Бога, как-нибудь не выдайте меня…

— Будьте спокойны! Никак не выдам.

— Сегодня у нас, в Научном отделе, пишется доклад о полном закрытии Астрофизической обсерватории.

— Вот как… Что же выставляется причиной?

— Вы… Ваш арест и предстоящая высылка! Доклад будет через день подан заместителю народного комиссара такому-то, так как Луначарского сейчас нет.

— Большое вам спасибо за предупреждение. И не бойтесь, вас я не выдам.

Положение было серьезное, и надо было действовать немедленно.

Тотчас телеграммами за подписями моей и Орлова, отправленными и в Харьков, и в Новочеркасск, мы настаивали на немедленном возвращении Фесенкова в Москву. Затем, зная, что заместителем народного комиссара, который должен утверждать доклад о нашем закрытии, является товарищ астронома К. Л. Баева, ставший коммунистом, — я отправился к Баеву и уговорил его немедленно пойти к своему приятелю и убедить его в том, что с моей высылкой всякая связь моя с обсерваторией прекращается и что в ней теперь все и вся — Фесенков. Поэтому нет основания на ней сводить счеты со мной. Вместе с тем я пустил в ход Костицына и все его влияние и связи.

Баев успешно справился с поручением. Ликвидация обсерватории была задержана, а с приездом Фесенкова этот вопрос вовсе был снят с очереди. В награду К. Л. Баев был зачислен платным сотрудником обсерватории.

По инициативе В. Г. Фесенкова организационный комитет вынес постановление о зачислении меня постоянным представителем за границей Астрофизической обсерватории. Эта неожиданная любезность мне некоторое время материально помогла за границей. В свою очередь я помогал из‐за границы обсерватории, действуя через представительство Наркомпроса в Берлине, посылкой в наше учреждение разной научной литературы и даже, насколько вспоминаю, и инструментов.

Вместе с тем я поднял в американских кругах вопрос о том, чтобы Астрофизической обсерватории помогли из научного фонда Рокфеллера на приобретение научного оборудования. После длительной переписки я получил от проф. Фроста ответ, что, если я желаю, он обратится с этим делом в фонд. Но он считает нужным предупредить меня о полной безнадежности такого дела, потому что все учреждения, возникшие при большевиках, как бы достойны сами по себе они ни были, в глазах американцев одиозны, и на них ничего ассигновано не будет. Конечно, мне пришлось от этого отказаться.

Уезжая, я запродал Астрофизической обсерватории свою астрономическую библиотеку, приблизительно из двух тысяч книг и брошюр, и коллекцию астрономических диапозитивов в несколько тысяч номеров. Позже, однако, я счел нужным отправить в обсерваторию два заявления, которые я считал отвечающими интересам данного момента для последней. В первом из заявлений я отказывался от уплаты за переданную библиотеку и диапозитивы и просил принять их в дар от меня. Во втором — я отказывался от содержания по должности представителя обсерватории за границей, не отказываясь продолжать делать для нее все, что буду в силах.

Комитет ответил, что библиотеку принимает в дар условно, выделив ее в особый отдел общей библиотеки, на тот случай, если она понадобится мне при возможном возвращении моем в Россию…

При Фесенкове

В течение почти года между Фесенковым и мною шла деятельная переписка. Очевидно, не предполагалось, чтобы я остался за границей до самой смерти, и считалось возможным, что я и возвращусь. Поэтому первое время я был в курсе дел.

Почти тотчас же Фесенков поднял вопрос о преобразовании учреждения: об обращении его в Государственный астрофизический институт. Смысл этой меры был прежде всего в том, чтобы порвать с прошлым, придать такой вид, будто Астрофизическая обсерватория была делом рук Стратонова, а теперь — Астрофизический институт — дело совсем другое. В целесообразности подобного шага сомнений не было, но я возражал в другом отношении: мне не хотелось ломать первоначального плана и отказываться от программы создания центрального института на юге с цепью филиалов до Владивостока. Институт же Фесенкова должен был бы считаться законченным созданием этого учреждения в Москве. Фесенков же считал, что при неимении теперь же, немедленно, надлежащих средств для создания крупной обсерватории в мировом масштабе, нужно от первоначального проекта отказаться и создать только небольшое учреждение, но уже как постоянное, а не находящееся в стадии организации.

Дело из моих рук вышло, осенью 1922 года было составлено новое положение об Астрофизическом институте, а в мае 1923 года оно было утверждено. При этом штат обсерватории, вместе с Ташкенской обсерваторией, был доведен до 45 человек.

Институт при Фесенкове достиг несомненного научного развития. Так, из отчета, напечатанного Фесенковым к пятилетию существования Института (в 1926 году), видно, что за это время сотрудниками института было напечатано 229 разных научных статей, не считая создания «Русского астрономического журнала» ^[151], заменившего начатые при мне изданием «Труды Главной астрофизической обсерватории», которых вышли два тома. На собраниях сотрудников в течение четырех лет было прочитано и обсуждено свыше двухсот докладов и т. д. Рост института продолжался и дальше, вместе с ростом и числа его сотрудников, которых в 1924 году было уже 65 человек. Институт был разбит на пять отделов: фотометрический, кометный, звездной статистики, теоретической астрофизики и астрометрический. Это подразделение не было планомерным, а вытекало из наличия научных сил с теми или другими симпатиями в науке. Затем, ввиду выживания института из предоставленного мною ему помещения в связи с тем, что в жилых домах не могли быть помещаемы учреждения, Фесенкову пришлось бороться с чрезвычайными квартирными затруднениями, пока ему не посчастливилось получить от Главнауки здание по Новинскому бульвару, — бывший гараж, который и был затем приспособлен под помещение института.

Но я еще более расходился с В. Г. Фесенковым в его тактике в отношении Ташкентской и Московской обсерваторий. Ввиду непрекращающейся оппозиции в Ташкенте, в которой участвовали лица, входящие в штат обсерватории, я настойчиво советовал перемешать и людей, и инструменты, то есть ташкентских астрономов и их переносные приборы перевозить в командировку в Москву, а из Москвы командировать в Ташкент наш персонал; таким образом связь была бы фактическая. Фесенков на этот шаг не решался, ограничиваясь одним улучшением научных сил в Ташкенте. Между тем положение в Ташкенте ухудшалось в связи с образованием в 1924 году Узбекской союзной республики, с центром в Самарканде, взамен прежней автономной Туркестанской республики, подчиненной в административном отношении Москве. Под конец новая республика отобрала от института обсерваторию, а Фесенков, видимо, нашего завоевания как следует и не защищал, ибо оно не было более нужным при централизации всего научного внимания на одном московском институте.