– Намекаешь на то, что она намыливалась в Финку?
– Посмотрим… вот, у нее в паспорте финская виза проставлена – недавно обновлялась, всего месяц назад!
– Для питерца это нормально: у тебя что, нет такой?
– А зачем мне? Я за границу не езжу, отдыхаю на местных курортах… Гляди, она все подготовила – и паспорта, и страховку на авто. Кстати, где ее машина?
– Пока неизвестно, но я объявил ее в розыск: такую приметную тачку обязательно найдут, рано или поздно.
– Ну, по крайней мере, мы знаем одно: Уразаева еще в Питере!
Шеин, в который уже раз, прошелся по холлу, после чего вошел в гостиную, где копошились несколько человек в резиновых перчатках.
– Есть что-нибудь? – спросил он громко, чтобы все его услышали.
– Нет, – отозвались сразу несколько голосов.
– Она не жила в этой квартире, – добавил тот же опер, который отдал Дамиру документы Уразаевой. – Думаю, было бы гораздо удобнее, если бы ты объяснил, что именно мы ищем!
– Если б знал, обязательно поделился бы с вами, – буркнул Антон. – Проблема в том, что я понятия не имею!
Он прошелся вдоль стен. Жилплощадь только называлась жилой: в гостиной стояло единственное кресло, а рядом расположился стеклянный столик – вот и вся мебель.
Прохаживаясь взад-вперед по комнате, Шеин обратил внимание на отсутствие в комнате плинтусов.
Руки у него, как говаривала мама, росли из правильного места: в каждом браке Антон занимался ремонтом самостоятельно, чем, по первости, приводил бывших жен в восторг. Ну и что, что тянулся ремонт намного дольше – из-за нехватки средств на качественные стройматериалы и недостатка времени, – зато все делалось с любовью и желанием обустроить семейное гнездо. Жаль, что в личных отношениях Антон не так успешен! Он фанател от передач об интерьерах и ремонтах. Как-то раз в одном таком шоу какой-то «продвинутый» дизайнер рассказывал, что современные тенденции напрочь отвергают привычные плинтусы. Любой строитель скажет, что плинтус – неотъемлемая часть интерьера, как из-за особенностей напольных покрытий, так и с точки зрения практичности в эксплуатации.
Антон знал, что при укладке паркета или ламината «замковым» способом необходим компенсационный зазор в несколько миллиметров от стены, который нужно чем-то прикрывать. Современные технологии предполагают скрытые плинтусы, которые кажутся единым целым со стеной.
Из той же передачи Антон узнал, что скрытый плинтус бывает как с накладками из анодированного алюминия, дерева или стали, так и вовсе без накладок. Такие плинтусы создают эффект нависающих стен, в том числе с подсветкой.
В гостиной Уразаевой, похоже, использовался как раз такой метод – только без подсветки.
Опустившись на колени, Антон пошуровал рукой в углублении между стеной и полом. Ничего. Собственно, что он надеялся обнаружить? Маргарита Уразаева не была иностранной шпионкой (по крайней мере ничего такого о ней не известно), поэтому если в доме и имелся тайник, то вряд ли такой замысловатый…
Стоп! Его ладонь, продвигаясь вдоль зазора, наткнулась на какую-то выпуклость. Через мгновение Шеин извлек на белый свет крошечный металлический предмет.
– Что это? – поинтересовался участковый, заглядывая ему через плечо.
– Флешка, – ответил Антон, испытывая чувство сродни тому, которое посещает археолога, неожиданно наткнувшегося на царское захоронение в кургане, где до этого находили лишь глиняные черепки. – Вы тут продолжайте, а я – в Комитет!
Ощущая себя первооткрывателем и успешным кладоискателем одновременно, Шеин, прихватив Дамира, покинул квартиру.
– Слушай, у тебя планшет с собой? – спросил он Ахметова, пока они спускались вниз по лестнице, решив не дожидаться лифта. – Боюсь, не доживу до Питера: хочу прямо сейчас посмотреть, что на флешке!
* * *
Гараж Диду являлся одновременно и мастерской, и местом для силовых тренировок: помимо мотоцикла, в нем хранились разнообразные инструменты и стояли тренажеры. Кабардинец обожал своего Boss Hoss, да и вообще всех «железных коней»: для него не было большего удовольствия, чем погрузиться в их недра, чтобы что-то подправить, подкрутить или подмазать.
Помещение находилось в идеальном состоянии: Мономах сказал бы, что здесь чисто, как в операционной. Если не считать пятен крови на полу и человека, сидящего прикованным к радиатору в лучших традициях девяностых.
– Вот этот перец, – сказал Диду, потирая больное плечо: видимо, в нелегкой схватке со здоровенным амбалом он тоже пострадал.
Но амбалу досталось больше: у него были разбиты нос и губа, и кровь размазалась по всему лицу, отчего его повреждения казались серьезнее, чем на самом деле. Запястье правой руки, похоже, тоже было сломано или как минимум вывихнуто – профессиональный взгляд Мономаха машинально ставил диагноз.
– Зачем ты его сюда-то приволок? – спросил он Диду.
– А куда его было тащить – к тебе домой? – пожал плечами кабардинец.
– В полицию…
– Да? – вступился за Диду Гурнов, почти полностью протрезвевший и с интересом и возбуждением взиравший на арестанта. – Чтобы его тоже «замели» – за компанию?
– Но мне-то что с ним делать? – недоумевал Мономах.
– Давайте вместе его допросим? – предложил Диду. – Я пытался, но он отказывается говорить!
– Ты его пытал, что ли? – испугался Мономах.
– Да нет, что ты! – отмахнулся кабардинец. – Если бы его пытал, он бы все мне выложил!
– Так ты хочешь, чтобы мы его… профессиональненько, так сказать? – предположил Иван, хищным взглядом окидывая стены помещения в поисках подходящего инструмента.
– С ума спятили?! – отшатнулся Мономах. – Мы что, бандюки?
– Ну, он-то точно из таких! – скривился Диду.
Все время перепалки арестант, сидя на полу, переводил злобный взгляд с одного собеседника на другого, пытаясь определить, кто из них является «слабым звеном».
Решив, что это Мономах, он просипел:
– Доктор дело говорит! Вам придется меня отпустить: нет у вас доказательств, что я пытался на кого-то там напасть – имейте в виду, я буду все отрицать! Это ваш чечен – он сам на меня напал, избил до полусмерти и ограбил!
Диду рванулся было вперед, но длинная, цепкая, как грабли, рука Гурнова мягко его остановила.
– А я его помню! – вдруг дошло до Мономаха. Ну конечно, как он мог забыть мужика, который ему угрожал: наверное, все дело в том, что кровь, заливающая пол-лица, да распухшие нос и губы сначала помешали опознанию. Стоило задержанному заговорить, как все сразу встало на свои места: этот голос Мономах не спутал бы ни с чьим другим! – Это ведь он приходил в больницу, а ты, Диду, его шуганул!
– А-а… ну да, – согласился кабардинец. – Точно, это он!