— Да все равно чего, лишь бы погорячее. Морской пирог остался? — Ему указали на пустое блюдо. — Ничего себе, хорошенькое дельце! Всю ночь на палубе — и ни кусочка пирога!
Когда его несколько умилостивили ветчиной, Стивен спросил:
— Скажите, бога ради, почему вы всю ночь провели на палубе?
— Шкипер не хотел идти вниз, хоть я и предлагал остаться вместо него, и мне неловко было бросить его на палубе одного. У меня благородная натура, — улыбаясь набитым ртом, ответил Герви.
— Значит, мы в серьезной опасности? — воскликнул Стивен.
Еще в какой, заверяли они его с самыми серьезными лицами; им грозит ужасная опасность затонуть, разломиться, врезаться прямиком в Австралию, но есть надежда — очень-очень слабая надежда — встретить айсберг и перебраться на него: может, хоть с полдюжины людей сумеют спастись. Когда они закончили упражняться в остроумии, Герви сказал:
— Шкипер волнуется насчет фор-стеньги. Мы поднимались наверх, чтобы посмотреть на нее — так вы не поверите — за счет давления ветра на нас, пока мы были наверху, фрегат на румб снесло с курса. Сочленение не в лучшем состоянии, и если начнется боковая качка, останется только творить молитву.
— Мистер Стенхоуп просит доктора Мэтьюрина уделить ему минутку, когда будет удобно, — сообщил на ухо доктору Киллик.
Он нашел посла в холодной сумрачной каюте, освещенной «казначейской» свечой. Мистер Уайт, Эткинс и атташе по имени Беркли, все в пальто с поднятыми воротниками, сидели в креслах, под ногами у них плескалась вода, переливаясь то вперед то назад со зловещим журчанием. Стенхоуп полулежал на койке, вокруг в сумраке сновали слуги. Их явно не удосужились покормить, и спиртовки не работали. Все хранили молчание.
Мистер Стенхоуп чрезвычайно благодарен доктору Мэтьюрину за столь скорый приход: ему совсем не хотелось доставлять какие-либо неудобства, но он будет признателен, если узнает, точно ли это конец? Вода проникает сквозь борта, и моряк намекнул его лакею, что это самый ужасный признак. А один из молодых джентльменов подтвердил Эткинсу данную информацию, добавив, что им скорее грозит удар в корму, чем просто потопление, или возможность разломиться на части, хотя никакую возможность не стоит исключать. Что значит «удар в корму»? Могут ли они быть чем-то полезны?
Стивен пояснил, что, насколько простирается его понимание, настоящий риск заключается в получении от волны такого удара, который развернет корабль бортом к ветру, и в таком состоянии следующая волна опрокинет его. Отсюда возникает необходимость поддерживать ход, летя по ветру под всеми возможными парусами и осторожно управляя рулем, чтобы избежать подобных ударов. Кроме того, следует учитывать, что поскольку корабль то поднимается на волне, подвергаясь всей мощи стихии, то опускается в ложбину глубиной футов в пятьдесят, где напор ветра слабеет, и становится невозможным поддерживать прежний ход, благодаря которому корабль движется в желаемом направлении, требуется величайшее искусство в управлении всей совокупностью различных парусов и канатов. Но насколько ему известно, все эти работы выполняются с должным умением, а что до него самого, имея такого капитана, такой экипаж и такой корабль, он не чувствует реальной необходимости бояться чего-либо.
— Капитан Обри не раз повторял в моем присутствии, что «Сюрприз» — лучший фрегат королевского флота для своего тоннажа.
Проникающая вода, конечно, доставляет неудобства, и даже беспокойство, но это обычное явление в таких обстоятельствах, особенно на старых судах — это то, что моряки называют «судно дышит». Еще он предостерег их от излишней доверчивости к словам матросов: «Для них издевки над нами, сухопутными, доставляют своего рода мрачное удовольствие».
Едва миновало ощущение неотвратимой близкой смерти, мистер Стенхоуп снова погрузился в объятия морской болезни, мучавшей его всю ночь. Пока Стивен и капеллан устраивали его на койке, посол, стараясь изобразить улыбку, бормотал: «Как благородно… Совсем не подхожу для морских путешествий…Никогда больше не выйду в море… Если обратной дороги по суше нет, лучше навсегда останусь в Кампонге».
Зато прочие стали шуметь и негодовать. Мистер Уайт выразил мнение, что со стороны правительства было свинством отправить их на таком маленьком судне, да еще с течью. Разве доктор Мэтьюрин не знает, что на море очень холодно? Гораздо холоднее, чем на суше. Мистер Эткинс заявил, что офицеры в ответ на его вопросы отмахиваются или отвечают грубо: он уверен, что капитан должен предстать перед послом с извинениями за их поведение. Вчерашний ужин был самым неподобающим образом прерван — ему необходимо увидеть капитана.
— Вы найдете его на квартердеке, — сказал Стивен. — Не сомневаюсь, он будет счастлив выслушать ваши жалобы.
В последовавшей тишине раздался мрачный голос мистера Беркли:
— И вся наша столовая посуда побилась.
Стивен шел назад в лазарет через хлюпающий, вонючий кубрик, в котором, полностью одетые, спали подвахтенные. Спали вопреки страшной качке и реву, ибо аврал объявляли трижды в течение ночи. В лазарете выявились обычные для сильного шторма случаи: ушибы и кровоподтеки. Одного парня швырнуло на лапу якоря, другой свалился вниз головой в носовой люк, когда тот задраивали, еще один порезал сам себя свайкой. Но ни одна из этих проблем не выходила за пределы умений хирурга. Что беспокоило Стивена, так это тяжелая пневмония у пожилого матроса по имени Вудс. Состояние его и до шторма колебалось на весах, но сильная качка и отсутствие покоя грозили решить исход. Стивен послушал его, пощупал пульс, обменялся несколькими словами с Макалистером и молча закончил обход. Оказалось, что на палубе опять все переменилось. Ветер усилился и зашел на три румба в корму, море стало другим. Теперь помимо регулярной череды мощных валов появилась толчея поперечных волн, они рассыпались, наполняя ложбины брызгами. Общая картина была прежней, но теперь гребни отстояли друг от друга на четверть мили, и стали еще выше, хотя подчас из-за сутолоки между ними создавалось обратное впечатление. Альбатросы исчезли. Фрегат по-прежнему мчался на огромной скорости под удивительно малой площадью парусов, чинно взбираясь на вершины валов. Вопреки тройным найтовым, наложенным боцманом, с палубы смыло баркас, но других повреждений заметно не было. Кроме продольной качки началась и поперечная, и при каждой волне на нос и полубак подветренного борта обрушивались белопенные потоки. Все офицеры были на палубе, притулившись по разным углам. Неузнаваемый в тарполине Боувз подхватил пошатнувшегося при крене судна Стивена и проводил его по лееру к капитану, стоявшему, как и прежде, у пиллерса. Стивен выждал, пока Джек даст распоряжение Кэллоу спуститься вниз и считать показания барометра, потом сказал:
— Вудс, из ютовых, отходит. Если хочешь попрощаться с ним, нужно поторопиться.
Джек думал, автоматически отдавая команды рулевым. Можно ли оставить палубу в такой ситуации? Вернулся Кэллоу.
— Растет, сэр, — прокричал он. — Вырос на два с половиной деления. И мистер Герви просил передать, штурвал дополнительно закреплен.