Король без королевства. Людовик XVIII и французские роялисты в 1794 - 1999 гг. - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бовыкин cтр.№ 78

г-н граф де Пюизе много раз предлагал Королю уйти в отставку и просил принять её, если ему не предоставят не только в отношении Бретани, но и в отношении всего королевства неограниченные полномочия, которые в определённом смысле сделали бы королевскую власть абсолютно незначительной, и Его Величество решил эту отставку принять .

Провал высадки на Кибероне не только нанёс роялистам существенный ущерб, но и заставил их понять, что одно локальное восстание, сколь бы значимым оно ни было, не в силах воспламенить всю Францию, и ни появление принца крови, ни ненависть к Конвенту здесь ничего не меняют. Оно также показало, что на настоящий момент у эмиграции нет сил для того, чтобы отвоевать страну. Необходимо терпение, кропотливая работа по координации всех роялистских группировок и чётко продуманные планы. Но более всего необходимо завоевать на сторону монархии местное население.

Восстание в восточных департаментах так и не началось, генерал Гош без труда справился с высадившейся на Кибероне армией эмигрантов. Однако всё это не означало, что то стремление к восстановлению монархии во Франции, о котором шла речь применительно к первой половине 1795 г., не сохранялось в полной мере и после смерти Людовика XVII. «Без сомнения, число роялистов росло» , - писал про это время Ш. Лакретель, очевидец происходивших событий. Он явно не преувеличивал, то же самое тревожило и депутатов Конвента. 21 сентября Инар, находившийся в миссии в департаменте Вар, делился с Сийесом своими мыслями: «Именно нынешняя организация Республики и недействующая социальная машина в целом составляют силу роялизма и приведут к тому, что он может рано или поздно восторжествовать» .

Об опасности роялизма непрестанно писали и газеты. 1 фрюктидора III года (18 августа 1795 г.) в опубликованной в Moniteur статье говорилось:

Из Парижа. Все знают - как в Париже, так и по всей республике, каким новым опасностям подвергаются прямо в эту минуту патриоты и республика. Внутри страны все клики объединились, эмигранты возвращаются, шуаны и дети Иисуса появились в этой коммуне. Все их действия учитывают ту почётную бедность, которую французский народ столь долго терпит ради свободы.

Со всех сторон аристократия поднимает голову и дышит старым ядом даже на батальоны вооружённых сил. Наконец, говорят, что все партии, имевшие своих главарей с самого начала революции, пришли в движение, тогда как национальная партия остаётся нема и подавлена [...]

Вот короткое воззвание, которое распространяется в этот момент в деревнях вокруг Парижа и которое уже добралось до департамента Сена-и-Уаза:

«Французский народ, возвращайся к религии твоего законного короля, и у тебя будут мир и хлеб» .

Вместе с тем, читая различные газеты той эпохи, трудно избавиться от ощущения, что многие из них если и не симпатизировали роялистам, то по крайней мере делали все, чтобы вызвать подобные симпатии у населения. «До каких пор вы будете оставлять общественное мнение на милость газет, продавшихся аристократии и роялизму?» - спрашивал один из жителей Нерака в письме в адрес Комитета Общественного спасения . И его не сложно понять.

Для того чтобы быть в курсе всех новостей монархического движения, не надо было состоять в переписке с эмигрантами - хватало чтения газет. Там были опубликованы и подробные сведения о Веронской декларации, и обращение принца Конде к армии по случаю смерти Людовика XVII , и сообщение о том, что Конде отслужил заупокойную мессу по скончавшемуся мальчику , и даже письмо Папы Пия VI к Людовику XVIII . Широко обсуждались и роялистские мятежи - такие как восстание в Руане . Способ подачи материала также весьма показателен: в статье о Веронской декларации читаем, например, что новый король «обещает снисходительность и прощение: он требует восстановления древней монархии, которую представляет как единственный гарант свободы и собственности» . А памфлетисты могли позволить себе и большее, вплоть до того, чтобы высказаться в пользу Бурбона «как государя легитимного (какой бы худой монарх он ни был)» .

«Роялизм завоевывал общественное мнение, - отмечают Фюре и Д. Рише. - Слабо маскируясь, он утвердился практически в большинстве газет» . Однако подобная ситуация требует, на мой взгляд, отдельного комментария. Как могло случиться, что Конвент, жестко подавляя все выступления против своей власти и осознавая роялистскую опасность, одновременно закрывал глаза на промонархическую пропаганду?

Прежде всего, несомненно, велась и контрпропаганда, другой вопрос, в какой мере она достигала своего результата. На стремление связать воедино революцию, республику, отсутствие реальной свободы и нестабильность депутаты Конвента отвечали точно нацеленными контрударами. Выступая в Конвенте 1 фрюктидора (18 августа 1795 г.) от имени Комиссии одиннадцати, Боден говорил:

Для вас, роялистов, которые не могут представить себе Францию без господина, перед которым вы склоняете свои рабские головы, настало время дерзко поднять их на глазах остальной нации. Испробуйте по отношению к ней все интриги и все способы соблазнить её, чтобы вернуть обратно под то же ярмо. Представьте ей картину революционных бедствий: наша кисть не затушевывает её, мы делаем всё, чтобы с ними бороться и чтобы не допустить их возврата. А вы, что предложите вы своей родине? Новую революцию со всеми её ужасами, примеров которых вы немало найдёте и в истории монархии, которая вам видится, тем не менее, единственным убежищем от революционных волнений и единственным способом обеспечить всеобщее спокойствие .

Революционные пропагандисты пытались сыграть и на иных струнах: для того ли народ делал Революцию и преодолевал все трудности, чтобы сейчас добровольно отказаться от своих завоеваний? В качестве одного из примеров можно привести расклеенное в Париже и тогда же появившееся в прессе письмо некоего солдата Северной армии по имени Фронд, в котором говорилось:

Король для тех, кто сражался с тиранами и победил их! Для того чтобы вы добились своего, вам надо извести всех патриотов, назвав их террористами. Да, мы внушаем ужас (terreur) всем врагам нашей революции .

Правда, эффект прокламации скорее всего был снижен опубликованными тогда же сомнениями в том, что этот текст действительно написан солдатом; его авторство приписывали депутату Конвента Ж.-Б. Лувэ .

Ещё одним инструментом контрпропаганды было принижение значимости роялистского движения. Настоящий роялизм - иллюзия, замечал Bulletin républicain. Те, кто кричат о его опасности, хотят лишь анархии и гражданской войны. «Кто будет сегодня настолько сумасшедшим, настолько лишенным здравого смысла, чтобы поверить в возвращение старого порядка вещей таким, каким он был?» Промонархические настроения становились и объектом для шуток. Так, Le Censeur des journaux публикует из номера в номер диалоги между «Роялистом» и «Умеренным» такого, например, содержания:

Р.: Говорят, что надо быть либо идиотом, либо мошенником, чтобы верить в возможность республики.

У.: А мне кажется, что надо быть и тем, и другим разом, чтобы такое говорить .

Важнее, однако, иное: вопрос о цензуре был непосредственно завязан на проблемы свободы печати. Когда 12 флореаля (1 мая 1795 г.) по докладу М.Ж. Шенье был принят декрет, предусматривавший изгнание из страны за речи против Конвента или в пользу восстановления монархии и направленный в том числе против свободы печати , в прессе разразился скандал. Галлэ в из Courrier universel саркастически восклицал: