– Я… – снова начал было Исмаил-бей, но кади тут же жестом приказал ему удалиться.
А когда Исмаил-бей все же попытался остаться, двое янычаров вошли через другую дверь, схватили его за руки и вытащили наружу.
– Проваливай! – крикнул один из них.
Исмаил-бей кипел от гнева, но не мог дать волю своим чувствам. Спор с янычарами означал бы его конец и пожизненный позор для его дочери. Исмаил-бей отряхнул одежду, развернулся и ушел. Один из янычаров насмехался над ним, говоря, что он впал в немилость у великого визиря и теперь был всего лишь второстепенным драгоманом Великой Порты, который сохранил звание бея исключительно благодаря отдаленному родству с султаном.
В отчаянии Исмаил-бей вернулся в квартиру, отведенную для него, его дочери и ее рабыни. По дороге в Белград он нанял себе молодого слугу-грека, который, как ему показалось, был христианином. Грек как раз отправился за чем-то в город, поэтому Исмаил-бей мог свободно поговорить с Мунджей. В противном случае он захлебнулся бы от ярости.
– Султан недостоин сидеть на троне, который когда-то занимали сам Осман, великий Мехмед и Сулейман Кануни. Он предоставил Кара-Мустафе свободу действий и закрывает глаза на его преступления. Те, кто мог бы восстановить нашу империю до прежних размеров, подвергаются гонениям, а на их место приходят недостойные люди!
– Неужели все так плохо, отец? – испуганно спросила Мунджа.
– Все еще хуже! – Исмаил-бей глубоко вздохнул и рассказал ей об аудиенции, которую рассматривал исключительно как фарс. – Султан не сказал мне ни слова. Вместо него все время разговаривал этот болтун кади. Клянусь тебе, его устами вещает не падишах, а Кара-Мустафа!
Мунджа так не думала. По ее мнению, Мехмед Четвертый относился к аудиенциям как к рутине, которую он должен вытерпеть, прежде чем вернуться к своей комфортной жизни во дворце Топкапы в Константиние. Разве султан в состоянии побеседовать с несколькими десятками людей, которые просили его о том, что он никогда не смог бы осуществить?
В этот момент Мунджа пожелала, чтобы Кара-Мустафа потерпел неудачу в этой военной кампании. Тогда, сказала она себе, ее отец сможет вернуть благосклонность падишаха и занять место, подобающее человеку его уровня.
21
Первые подразделения огромной армии снова были на марше, и Мурад Герай призвал татар отправляться в дорогу. Его наездники находились в приграничных районах, и им не терпелось совершать набеги на вражеские деревни, грабить их и брать людей в плен. Поскольку Исмаил-бей все еще официально числился переводчиком Мурада Герая, его пребывание в Белграде подошло к концу.
Накануне того дня, когда хан хотел двинуться дальше, в дверь маленькой квартиры, предоставленной Исмаил-бею, постучали. Исмаил-бей побледнел, потянулся к кинжалу, взглянул еще раз на дочь и наконец приказал слуге посмотреть, кто стоит снаружи. Если это злодеи Кара-Мустафы, он заколет Мунджу, а затем покончит с собой.
Но вместо страшных янычар в помещение вошел евнух из султанского гарема. Он не сказал ни слова, просто поклонился и положил на пол три шелковых кисета размером с кулак. После этого евнух ушел, не попрощавшись и оставив Исмаил-бея и его дочь в замешательстве.
Когда слуга закрыл дверь, Исмаил-бей поднял по очереди все три кисета. Они были не очень большими, но при этом довольно тяжелыми. Когда он открыл первый, там засверкало золото. Однако Исмаил-бей не стал пересчитывать монеты, вместо этого он положил на маленький столик первый кисет и развязал второй. Он был наполнен серебром. Развязав третий мешочек, Исмаил-бей удивленно фыркнул.
– Что там, отец? – обеспокоенно спросила Мунджа.
Вместо ответа Исмаил-бей протянул кисет ей. Заглянув туда, Мунджа увидела множество драгоценных камней. Она не могла бы сказать, сколько стоили эти алмазы, рубины и сапфиры. Но в любом случае это был щедрый подарок, и сердце девушки преисполнилось надеждой.
– Значит, султан все еще благоволит к тебе!
Исмаил-бей горько рассмеялся:
– Если бы султан ко мне благоволил, он дал бы мне должность, занимая которую, я мог бы выразить ему свою благодарность и верность. Однако этот подарок показывает, что мне не следует больше ему докучать.
– Что же нам теперь делать? – спросила Мунджа.
Ее отец пожал плечами:
– Я по-прежнему должен помогать Мураду Гераю в качестве драгомана, ведь этого приказа никто не отменял. Следовательно, завтра мы отправимся в путь вместе с татарами.
– Но как ты поступишь с этими камнями?
Исмаил-бей взял кисет с драгоценностями, заметив при этом жадный взгляд нового слуги.
– Сходи принеси воды и попробуй раздобыть дыню, – приказал он греку.
Тот, казалось, хотел что-то сказать, но потом молча кивнул и вышел на улицу.
Убедившись, что слуга не подслушивает под дверью, Исмаил-бей подошел к дочери и положил руку ей на плечо:
– Эти кисеты – последний подарок султана и одновременно знак того, что он больше ничего для меня не сделает. Поэтому мы должны бережно с ними обращаться. Я только что заглянул в глаза своему слуге и прочел в них ту же алчность, что и у Назима. Тот хотел подчинить своей воле тебя, грек же позарится на наше золото…
– Мы должны всегда носить кисеты с собой, – сказала Мунджа.
– Они слишком тяжелые. К тому же это не обезопасит нас от воров. – Исмаил-бей немного подумал, а затем тихо рассмеялся. – Я возьму серебро, потому что во время военного похода у нас наверняка появятся расходы. Золото же и драгоценные камни ты вошьешь в подол своих платьев.
– Не всех, – возразила Мунджа, – а лишь одного, а также в подол плаща. Может случиться так, что мы будем вынуждены оставить свой багаж. Но эти сокровища не будут потеряны.
– Сделай это, только так, чтобы слуга ничего не заметил, – сказал Исмаил-бей. – Дитя мое, мы оба желаем поражения Кара-Мустафе, но этого не произойдет. Он собрал армию, какой еще не видывал свет.
21
В Вене Эрнст Рюдигер фон Штаремберг увидел, как карета императора проехала в ворота, и тайком трижды перекрестился. Только благодаря увещеваниям отца Марко д’Авиано им удалось уговорить Леопольда покинуть город. Император решил поехать в Линц, и, таким образом, хотя бы некоторое время он будет в безопасности. Кроме того, находясь там, он сможет уговорить немецких князей предоставить свою армию, для того чтобы прогнать турок, прежде чем они завоюют Вену.
– Вы выглядите задумчивым, Штаремберг. Вам следует радоваться тому, что его величество решил последовать нашему совету. – Карл Лотарингский подошел к нему и улыбнулся.
– Я рад этому, – ответил Штаремберг. – Поскольку его величество назначил меня комендантом города, я хочу надлежащим образом выполнять свои обязанности. Останься император в Вене, он как верховный главнокомандующий не отдал бы этого приказа, если бы его не убедили десятки дураков вроде Хауэнштайна. Не хочу показаться непочтительным, но если бы турки появились перед Веной при таких обстоятельствах, они заняли бы ее в течение недели.