Может, подарить его Линде?
Я надела кольцо ей на палец. Взяла ее руку и стала ее растирать. Вдруг поможет. Лазарю ведь помогло. Вот только я не Иисус.
Врач установил смерть. У нее сломался шейный позвонок и задел сонную артерию. Вокруг Линды натянули красную ленту. «Многие лета» – вспомнилась мне песенка, и тут я заплакала.
Мама плакала без перерыва. Папа не плакал, но был белый как полотно. И Линда была такая же белая, даже в темноте было видно.
Полицейские отвели нас в участок. Моим родителям разрешили пойти вместе с нами. Я всегда хотела посидеть в полицейской машине. Только не в тот вечер. В участке мы повторили свой рассказ.
– Это просто была игра, – сказали они, – следов насилия нет.
Значит, мы не сделали ничего плохого. Можно было идти домой.
Рози так и стояла передо мной. Я села на кухонный стол. Она молчала, раскачиваясь из стороны в сторону. Я набрала воздуха, чтобы что-то сказать.
– Да ладно тебе, Нор. – Она подошла ко мне и облокотилась о стол. Подняла голову и посмотрела на меня. Глазами той Рози, которую я так хорошо знала. Рози с блестящими глазами, с которой я придумывала увлекательнейшие игры. Рози, которая и после случая с Линдой ездила со мной в школу на велосипеде, болтая без умолку, но глаза ее, казалось, всё темнели с каждым днем, потому что у школьных ворот нас опять поджидали. Рози, которая заталкивала меня в класс и обещала, что все будет хорошо.
– Ты до сих пор его носишь, – сказала она потом.
– Но оно больше не меняет цвет. Чего бы ни случилось, оно больше ни разу не стало ни голубым, ни сине-зеленым.
– Ничто не вечно. Уж я-то знаю. Знаешь, что Арнаут мне сказал? Что он вообще-то хотел остаться со мной, но на самом деле это я сама хотела, чтобы он ушел. Что за бред, Нор. Если любишь человека, его ведь от себя не отталкиваешь?
Я подумала о Маттиа.
– Нет, так бывает.
– Я этого не понимаю. Честно, не понимаю. – В ее словах звучало отчаяние. – Почему так происходит?
– Не знаю. Любить может быть очень тяжело.
– А раньше мне так нравилось…
– А мне разве нет? Сначала умерла Линда. А потом мы с тобой поссорились. В первые несколько лет я так по тебе скучала. Я думала, умру от горя.
– Я тоже, – сказала она. – У меня до сих пор так бывает. Что я чуть не умираю от горя. И я даже не знаю почему. Боюсь даже думать об этом.
– Может, до конца это никогда не пройдет, – тихо сказала я.
Мы одновременно вздохнули.
– Ну мы с тобой даем, сидим тут одни. Вместо того чтобы веселиться. У тебя же день рождения.
Она обняла меня за плечи и близко-близко притянула меня к себе. А потом сказала:
– Я тебе завидую.
Я все верно расслышала.
Я почувствовала, как мой язык тяжелеет, становится большим неподвижным камнем. На несколько минут можно забыть о разговорах, это уже проверено. Но сейчас все было по-другому. Сейчас можно было не говорить. Все и так хорошо.
– Пойдем, – позвала она. – Нас уже все потеряли.
Мы вошли в гостиную.
Через три часа у всех были красные лица. Было далеко за полночь, и такого шумного дня рождения у меня не было еще никогда.
Первым собрался уходить Тони.
– Пойду-ка я домой, – сказал он и спросил у жены, идет ли она с ним. – Только, чур, ты ведешь, – добавил он.
– Я не умею водить машину, – ответила она. – Ты же знаешь.
– Тогда придется идти пешком.
– Я вас отвезу, – предложил Маттиа. – Я не пил.
– Молодец, пацан. – Это опять Тони. – Так и надо, Нор. Не давай ему спуску.
Я посмотрела на него в ярости. Он рассмеялся и хлопнул меня по спине.
– Больно, – накуксилась я.
– Не прикидывайся. Кто в силах справиться с собакой, вполне может выдержать хлопок по спине.
Я только кивнула и стала подталкивать его к выходу. Он три раза поцеловал меня, прежде чем сесть в машину рядом с Маттиа.
– Садись пока на заднее сиденье, дорогая, мне еще надо попрощаться с этой красоткой.
– Тони, иди поспи, – сказала я ему.
– Я совсем чуть-чуть выпил, – вздохнул он.
Он обнял меня так крепко, как будто мы прощаемся навсегда.
– Это будет твой год, – сказал он мне.
– Да, да, – ответила я.
– Ты отличная девчонка. Мир еще узнает о тебе.
– Давай уже, Тони.
– И ни о чем не беспокойся, – продолжал он.
Он сел в машину.
– Я скоро вернусь, – пообещал мне Маттиа.
Я кивнула.
– Я устала, – сказала Рози, когда Маттиа отъезжал от дома. – Пойду домой. Завтра увидимся, хорошо?
Поцелуй в щеку, и она ушла.
– Посуду завтра помоем, – сказала мама. Странно. Мама никогда не ложилась спать, пока на кухне не наведен безупречный порядок. – Петер, пойдем уже наверх. Свет потом выключи, Нор. Когда пойдешь спать.
Они оба поцеловали меня на ночь и поднялись наверх.
Я осталась в гостиной одна. Я не могла лечь спать, потому что Маттиа обещал вернуться. Вдруг я поняла, почему мама решила не убираться на кухне. И почему Рози вдруг устала.
1 195
Пошел последний километр.
Кажется, совсем недавно, только что, боль переходила от колена к селезенке, а потом – к икре левой ноги. И вот уже все по-другому. Больше не получается отвлечься, загнав ноготь глубоко под кожу, до крови. С какого-то момента уже ничего не получается. Дышать – все, что я могу. Дышать и бежать. Остальное не важно. Я знаю, что перестать дышать невозможно. И все равно боюсь, что это произойдет. Может произойти все что угодно, если тело откажется сотрудничать.
Последний километр. Я всегда думала: когда я уже пробегу так много, дальше все пойдет само собой. Я просто соберу волю в кулак и добегу. Но так не получается. Меня не окрыляет мысль, что я уже так близко. Я вдруг вспоминаю истории о тех спортсменах на марафоне, кто сдался за несколько сотен метров до финиша. И только сейчас понимаю, что это возможно. Что-то в тебе отказывает и постепенно отравляет все остальное. И в итоге ты вырубаешься.
– Ты добежишь, Нор! – кричит человек, чей голос я узнаю из тысячи. Могу даже попасть в «Книгу рекордов Гиннеса». Узнайте голос Маттиа из миллиона других голосов.
Он по нескольку часов ездил рядом со мной на велосипеде. И каждый раз я думала, что люблю его еще больше. Хоть мы и молчали. Я бежала, он ехал. Иногда светило солнце, иногда шел дождь. Был он, и была я, и этого было достаточно.