Что будет?
И я побежала. Ноги подняли меня и понесли быстрее и дальше, чем когда-либо до этого, мимо моря людей, мимо меня самой. Я бежала.
Так бежать было восхитительно. И как-то совсем по-другому. Я не была пустой внутри, я как будто переполнилась. Я все так же слышала свое имя, все так же видела перед собой отца и Маттиа.
– Ты победила, – прокричал Тони мне в ухо.
– Я устала… так устала.
Он обхватил меня руками и отвел в сторону.
– Нор, ты слышала, что я сказал? Ты победила!
Я положила руки на живот и пыталась восстановить дыхание.
– Хорошо, – выдохнула я.
– Хорошо?! Да это великолепно! Я еще никогда не видел, чтобы ты бежала так быстро. Господи, когда ты действительно хочешь, со стороны так круто на это смотреть. Так здорово.
Он все обнимал меня, все похлопывал меня по плечу.
– Я всегда говорил, что из тебя получится чемпион. Если ты захочешь, Нор.
Вдруг я оказалась окружена со всех сторон, меня целовали и обнимали.
И тут я увидела папу и Маттиа. И вдруг расплакалась.
– Что с тобой? – спросил папа с тревогой.
– Она просто устала, – сказал Тони.
– Было так здорово, – попыталась я сказать. Папа бы понял. И Маттиа, наверное, тоже. Было совсем не так, как обычно. Впервые я не убегала от самой себя.
– Да, победа – это прекрасно, – сказал Тони. – Особенно после такой подготовки.
Я покачала головой. Не победа сама по себе, хотела я сказать. Но никто не спросил, что я все-таки имею в виду, все только хлопали меня по плечу и повторяли, что не надо плакать.
Может, они и правы. Может, победа – это действительно прекрасно.
Мы приехали домой. Папа повернул ключ в замке и вошел в дом. Чересчур быстро, мне показалось.
– Долго не задерживайся, – сказал он. Дверь за ним захлопнулась.
На улице было темно и горели фонари.
– Ну что, – сказал Маттиа. – Вот мы и приехали.
Говорит несмело. Переминается с ноги на ногу. Голова набок, волосы свешиваются на левый глаз.
Я сложила руки на груди и прислонилась к входной двери.
– Тебе понравилось? – Я знала, что ему очень понравилось. Так что это был очень глупый вопрос. Но иногда единственно возможные вопросы – это как раз очень глупые.
Он шагнул ко мне. Обхватил ладонями мое лицо и поцеловал меня. Я почувствовала, как кончик его языка касается моих губ, проводит по моим губам. Всего пять секунд. Пять ужасных секунд. И я его оттолкнула.
Он посмотрел на меня с такой нежностью и тревогой, что внутри у меня все растаяло. А я не хотела таять. Я не хотела, чтобы во мне что-то менялось.
Что-либо вообще.
– Ничего не получится, Маттиа. Отпусти меня.
Он взял меня за руки.
– Не отпущу. Все получится.
Я вырвалась.
– До свиданья, – сказала я. Развернулась, пошла вокруг дома к задней двери, больше не оглядывалась.
Он не пошел за мной. А я рассчитывала, что пойдет? Что же я такая глупая, зачем сама ушла?
Мне вдруг захотелось, чтобы опять можно было отключить мысли, перестать быть Нор, той Нор, которая сбивает с толку. У которой столько людей в голове.
Повернуть время вспять. Чтобы вернулась Линда. Рози у моей двери. Маттиа навсегда. Только безопасные игры. И чтобы больше никогда, никогда не было той дрожи, что начинается вдруг – с нуля и сразу на полную мощность.
Как тогда.
Мы пришли на школьную площадку. Там уже стояли все дети из нашей школы, целая армия. Рози сжала мою руку.
– Мы не виноваты, – сказала она. И руку больше не отпускала.
Еще четыре тротуарные плиты – и расстояние между нами и остальными закончилось.
Они расступились, как Красное море. Никто не сказал ни слова. Их взгляды будто прореза́ли насквозь все, чего касались. Море за нами сомкнулось.
– Мы не виноваты.
За детьми стояли учительницы, смотрели на нас с любопытством, улыбались.
– Оставьте их в покое, – сказала одна из учительниц.
Злобный мальчишечий взгляд.
– Они ведьмы.
Его рот приблизился.
– Мне папа сказал. – Тот же мальчишка, с той же злобой.
– Твой папа – придурок. – Это Рози.
Я потянула ее за руку. Это означало: молчи.
– Это правда, мы не виноваты.
– Да, Норочка, мы знаем, – со вздохом сказала та учительница, что до этого велела оставить нас в покое.
– Меня зовут Нор.
Учительница кивнула. Нор так Нор.
– Дети, стройтесь в ряд. Быстро. Урок начинается.
Шум голосов. Море расступилось.
– Звонка еще не было!
– Я сказала, урок начинается. А кто не понял, тот останется после уроков.
Первый день будет хуже всего, предупреждала мама. Потом все станет почти как раньше.
Вслед за Рози я прошла в класс. Быстро провела рукой по глазам и направилась в конец класса. Шмыгнула за последнюю парту рядом с Рози. Здесь мы будем сидеть весь сентябрь. Первый месяц можно выбирать, куда садиться. А потом выбирать будет учительница. Я погладила рукой деревянную парту.
Будет почти как раньше. Мне мама сказала.
Спины сидящих впереди.
– Кто еще раз обернется, будет наказан, – за секунду до этого предупредила учительница.
Сработало: никто больше на нас не пялился.
Рози тихонько постукивала пальцами по скамейке. Пальцы у нее были длинные и смуглые, такие же тонкие, как она сама. Они протанцевали по скамейке в мою сторону и прошлись по моей руке. Я улыбнулась. Хотела бы я быть Рози. Красивых людей больше любят.
Учительница три раза хлопнула в ладоши.
– Закройте глаза, опустите голову и молитесь. В тишине. Начинайте. Пять минут. Не меньше.
Все начали молиться, потому что учительница всегда все видит.
Длинные черные волосы, просила я. Желательно кудрями.
– Мы молимся за Линду, – произнесла учительница. – И за всех, кому ее теперь не хватает.
10 195
Еще десять километров.
Меня догоняют двое бегунов, по одному с каждой стороны. Они настолько близко ко мне, что иногда меня касаются. Я знаю, что сейчас должна быть начеку. Тони меня предупреждал. Некоторым мужчинам захочется тебя раздавить. Они не выносят женщин на своей территории. Можно ли их при этом назвать мужчинами – это уже другой вопрос.