– Ты?! В кого? Я его знаю?
Она кивнула.
– Хорошо, я тебе расскажу. – Она вздохнула еще раз. – В Виктора. А он меня даже не замечает.
Я смотрела на нее с открытым ртом.
– И закрой, пожалуйста, рот, а то ты смешно выглядишь.
– В Виктора?
– Он классный. И всем нравится, между прочим. Только тебе не нравится, и это заметно. И, естественно, он влюбился именно в тебя. Только не подумай, что я никогда на тебя не злюсь. Ты и так почти во всем лучше всех, а еще и Виктор тебе достанется, если ты захочешь.
Виктор в меня влюблен?
– Мне иногда кажется, что ты слепая.
– Мне не нужен Виктор.
– Понятно. Тебе никто не нужен.
Она не улыбается. Она на самом деле так думает.
– Я все время оказываюсь как перед закрытой дверью. Ты захлопываешь ее перед самым моим носом. Не даешь мне войти. Как будто там страшные тайны. Ты на самом деле думаешь, что ты не такая как все? Думаешь, я до смерти испугаюсь, если узнаю про то, что ты так хочешь от меня скрыть?
– Ты не знаешь, о чем говоришь.
– Да ладно тебе, Нор. Глупости. Мир не такой большой, как ты думаешь.
Боже, о чем она? Неужели она знает? Откуда? Ее же там не было? Она не из нашей деревни, она не может знать этих сплетен.
Ну почему папа тогда отказался от своей идеи? Почему мы тогда не уехали в Америку? Мы могли начать новую жизнь, и дело с концом. Были бы там обычными людьми, не сделавшими ничего дурного. А однажды нас бы не стало, и наши новые друзья оплакивали бы нас. Потому что в этой новой стране у нас было бы много новых друзей.
Если бы можно было повернуть время вспять. Если бы можно было стереть все, что пошло наперекосяк. Потому что когда-то все было хорошо. Когда наша улица была целым миром, и в нем хватало места и Рози, и мне. И Линде тоже.
Недалеко от нашей деревни была угольная шахта. Шахтеров не хватало, и их вербовали в Италии и Испании. Так много лет назад приехал в нашу деревню отец Рози. Для итальянцев и испанцев шахта строила целые жилые кварталы, но Эдоардо, отец Рози, не хотел жить там, где все дома похожи один на другой. Первое время он жил у друзей, а когда скопил достаточно денег, купил дом на нашей улице, привел его в порядок и уехал в Италию жениться на матери Рози. После свадьбы они привязали чемоданы на крышу машины Эдоардо и ехали не останавливаясь до самой нашей улицы.
Как и у моих родителей, у них родилось двое детей. Маттиа и Рози.
Рози родилась на несколько месяцев раньше меня. Вообще-то ее звали Розанна, но так ее называл только отец. Маттиа был на два года старше нас и считал себя чуть ли не властелином мира. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы с Рози скоро оказались в обществе друг друга.
Рози была красивая девочка. Она часто говорила мне, что я тоже красивая, но я ей, конечно, не верила. Я была бледная, а она смуглая, у меня были волосы как у всех, а у нее – какие могут быть только у Рози. Длинные черные кудри, и ее мама иногда втирала в них оливковое масло, чтобы они еще больше блестели.
Она была у меня самым любимым человеком на свете. И она говорила, что я у нее тоже.
У нас был дом, где мы могли играть, а еще у нас был лес – за нашими садами. Лес был не очень большой. Сквозь деревья с другой стороны просвечивало футбольное поле.
Это был не наш лес, ни тогда, ни сейчас. Родители не могли бы купить нам лес. «У нас нет курицы, несущей золотые яйца», – частенько ворчал отец, когда мне было что-нибудь нужно. И нет печатного станка, мы не гребем деньги лопатой.
И все же лес был наш. У каждой из нас было свое дерево, на которое мы залезали, когда хотелось залезть на дерево, мы знали, где растут грибы, которые нельзя трогать руками, а где папоротник, под которым якобы живут гномы.
Мы играли в мир, в котором мы хотели бы жить. Мы были совершенно счастливы.
А потом приехала Линда.
Линда – корова. Я часто так думала про себя, но вслух никогда не произносила. Это была наша подружка, а подружек обижать нельзя. Кому же хочется быть похожей на корову?
Она была толще всех, кого я знала. Большая и медленная. И заторможенная. Всюду ходила за нами. Не знаю, ведут ли себя так коровы, но вполне возможно.
То, что она была похожа на корову, нам не мешало. Ничуть.
В один прекрасный день она переехала на нашу улицу вместе с тремя сестрами, папой и мамой. Шестеро, и все такие большие. Линде было семь лет, но она тоже была большая.
В тот вечер мы с Рози позвонили к ним в дверь и спросили, не хочет ли их дочка с нами поиграть. Младшая дочка – но это и так было понятно. И ей разрешили, потому что стояло лето и на улице еще было светло.
Нам шесть лет, сообщили мы. В сентябре мы будем учиться читать и писать. Линда сказала, что давно умеет и читать, и писать, и даже считать, но как бы и не очень и поэтому будет учиться с нами в одном классе. И ей уже семь. Это произвело на нас большое впечатление, и мы молча кивнули. Рози и Нор, представились мы. А во что она больше всего любит играть? В прятки, ответила Линда. Вот и здорово, это мы тоже любим, давайте играть в прятки. Мы решили, что водить будет Рози, и я повела Линду в лес за нашими садами.
В тот вечер я почувствовала, какая Линда мягкая и как жадно она прижимается ко мне всем телом. От этого меня бросило в жар и даже перехватило дыхание. Она спросила, все ли в порядке, и я сказала, что да. Прикрыла ей рукой рот и велела вести себя тихо. Она послушно кивнула. Прямо живой пупс, а не девочка, розовый пупс, такая специальная модель, чтобы щипать.
Она так тяжело навалилась на меня, что я чуть не упала. Я ее оттолкнула. Легче от этого не стало; наоборот, она придвинулась ко мне еще ближе. Того и гляди раздавит.
– Ты мне нравишься, – вдруг сказала она. И улыбнулась такой широкой улыбкой, что я поняла, что действительно ей нравлюсь.
Нам с Рози она тоже нравилась.
Конечно, Рози оставалась моей самой любимой на свете подругой, а я – ее. Но на троих придумать игру легче, чем на двоих. А Линде нравилось все, во что мы предлагали поиграть. Она в свою очередь была страшно рада, что у нее есть мы. Как же она ненавидела своих сестер! И правильно делала, потому что сестры ее тоже ненавидели. Они называли Линду «наша толстуха». Мы с Рози считали, что одного этого уже достаточно для ненависти.
Все три сестры были светловолосые и белокожие. «Высокие стройные красавицы, – говорили про них, но тут же добавляли: – Жаль только, что их младшая подкачала».
А нам было все равно, что Линда толстая.
Каждый день после школы мы играли. Больше всего мы любили играть, как будто мы – это не мы. Иногда я была папой, а Рози – мамой, иногда наоборот. А Линда всегда была нашим ребенком. Иногда мы играли, как будто мы с Рози только что познакомились, и тогда Линда была священником на нашей свадьбе. И никто никогда не проигрывал.