Рейс - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Лойко cтр.№ 7

Она вновь макнула ладони в вонючее масло и продолжила растирать ему ноги, поднимаясь своими сильными, теплыми, мягкими ладонями все выше и выше. Через несколько минут Евгений Тимофеевич резко приподнялся на диване и привлек ее к себе. Своей колыхавшейся грудью она раздвинула ему колени, привычно крепко обхватив руками его талию. Ее дыхание стало прерывистым, она тихо постанывала в такт движениям головы. Он гладил ее густые каштановые с редкой проседью волосы. Потом вдруг прижал ее к себе еще сильнее обеими руками, застонал, несколько раз дернулся всем телом и вновь упал на подушки, прерывисто и громко дыша.

Надежда еле заметно перекрестилась, вытерла губы обратной стороной ладони и начала с любовью надевать ему на ноги толстые носки из шерсти «горных козлов», которые связала в деревне ее сестра-рукодельница.

Через некоторое время после того, как традиционный массаж был привычным образом завершен, Книжник пришел в себя, встал, облачился в широкий и длинный до пят махровый халат, затянул туго пояс и, не сказав Надежде ни слова, направился к двери. Раскрасневшаяся домоправительница, не глядя на него, уже стояла на четвереньках с тряпкой в руке и подтирала мокрый кафельный пол возле бассейна и хот-таба.

— Откуда в нем только силы берутся? — шепотом вымолвила она сама себе с улыбкой. — Иссох ведь весь, батюшки мои. После смерти сыночка-то любимого. Как сам еще живой?.. — улыбка съехала с ее лица, и женщина заплакала в голос.

Поздний ребенок, единственный сын Книжника, тридцатитрехлетний Сашенька, юрист по образованию, которое включало в себя и Гарвардскую школу экономики, вернулся, против воли отца, из Америки семь лет назад и стал при родителе кем-то вроде консильери в их теперь уже общем семейном бизнесе. «Папа, я не хочу, чтобы ты провел остаток жизни в русском Алькатрасе», — сказал он как-то полушутя, оправдывая свое решение.

И действительно, после Сашиного возвращения пребывание Книжника на свободе явно, как он сам порой шутил, затянулось, несмотря на усиливавшийся ото дня ко дню ментовский и особенно чекистский беспредел. Книжник был совсем не в восторге от новой власти. «“Кум” должен в лагере банковать, а не в стране», — однажды чересчур откровенно высказался он на одной большой сходке год назад. За этот год шесть из двенадцати титулованных воров, ее участников, уже отправились на нары или насильно в мир иной. Еще четырем пришлось срочно рвануть за «бугор». Книжник же называл себя «последним из могикан». Фенимора Купера он еще на второй ходке, когда у него только проснулась страсть к чтиву, прочел от корки до корки.

Переодевшись из халата в новенький темно-синий «Адидас» без пузырей на коленях, старик устроился в своем офисе под двумя натюрмортами Сезанна (он до сих пор не вполне был уверен, что это оригиналы, а не подделки, удивляясь про себя, как можно «так хреново рисовать такими погаными красками» и отчего это приличные неглупые люди отваливают за такую мазню такие бабки) и включил телевизор. В новостях традиционно показывали очередную артиллерийскую перестрелку на Донбассе.

— Какое, на хер, фашистское кольцо? — в сердцах бросил он невидимому голосу, бубнящему из ящика про «фашистское кольцо окружения», неуклонно сжимавшееся вокруг «города-героя Донецка». — Уроды, совсем края потеряли! Куда лезут? Ну как можно с голой жопой воевать! Даже с Хохляндией! Дебилы, б…дь, кумовские!

В этот момент запиликал вайбер. Арчик из солнечного Лос-Анджелеса подтверждал последние сведения. Выключив телевизор и надев очки, Книжник одним указательным пальцем, путаясь, настучал ответное сообщение: «Товар нужен свжм. Не портите его. Смныч все объяснт. Верю в тебя, брат. Ты стрика не подведешь. Привет маме. Поцелуй девшку от меня». Исправлять не стал — и так поймут.

— Сука ментовская, ну вот и нашел я тебя на краю земли, — вполголоса, но твердо, как приговор, произнес Книжник. — Наконец-то срисовали тебя, голубок красноперый. За общак, само собой, ответишь по полной. А за Сашу, падаль, я тебе сам лично горло грызть буду, мусор!

Книжник встал, посмотрел на часы, налил себе стаканчик «Эвиан» комнатной температуры. Не снимая очков, открыл шкафчик бюро над столом, достал жестяную коробку из-под леденцов, извлек оттуда таблетку престариума 5 мг — от давления, таблетку кордарона 200 мг — от сердечной аритмии, таблетку амоксиклава 625 мг — от обостренной простаты, две таблетки линекса — от дисбактериоза, и таблетку сиалиса 5 мг — чтоб, как говорится, «и хер стоял, и деньги были». Все это «счастье» он проглотил одной пригоршней и запил большими глотками воды.

Включив настольную лампу, Книжник уселся поудобнее в кресло, открыл книгу своего любимого писателя из новых, некоего Феликса Озорного, и начал читать с заложенного места, шевеля губами, почти вслух:

«Ефросинья налила Наташе еще чаю и поведала еще одну страшную историю:

— Мы с мужем снимали дачу — ну, не дачу, чердак в большом загородном доме, километров восемьдесят от Москвы. У хозяев жила кошка. Ей было одиннадцать лет, и она никогда не рожала. А тут вдруг родила. Трое котяток мертвыми вышли, а один — живой. И маленькая дочка хозяев стала реветь и упрашивать родителей оставить котеночка с ними жить. В конце концов хозяин сказал: “Ладно, котенка оставим, но тогда от кошки избавимся — двух кошек мне в доме не надо”. Ну, слово хозяина — закон, и жена хозяина попросила нас — а мы как раз уже съезжали — взять с собой в машину кошку и где-нибудь по дороге ее… того. Ну, оставить. И я (будь я проклята!) согласилась.

Сорок километров кошка лежала на заднем сиденье — не дергалась, не трепыхалась, — и просто выла. Жуткий звук. И через сорок километров я уже не могла выдержать, сказала мужу: “Остановись”. Он тормознул, я взяла кошку (она не дергалась, не сопротивлялась), вынесла ее на обочину и аккуратно уложила в траву. Как уложила — так она и оставалась лежать и только продолжала выть. И этот вой стоял у меня в ушах все следующие сорок километров до города.

Потом…

Следующие одиннадцать лет были самыми страшными годами в моей жизни. Наш с мужем брак — лопнул (я застала его с молоденькой девкой прямо в нашей супружеской постели). Моя мать умерла от рака — умирала долго и в жутких мучениях. Мой сын заболел тяжелым диабетом и просто стал инвалидом в свои двадцать два года. Я… ну, неважно.

Хозяин дачи сдох по пьяни (он вообще был непьющим, но возвращался с посиделок с друганами-ветеранами, где чуток выпил) — задохнулся в собственном гараже, заснул и забыл выключить двигатель “Нивы”. Хозяйский сын, двадцатилетний парень, вернулся из армии, пошел гулеванить с дружками, и какой-то дружок, шутя, ему “засадил под сердце финский нож” (действительно, финский). Была перерезана аорта (очень редкий случай), и он истек кровью за десять минут до того, как приехала “скорая”. Жена хозяина мотыжила огород и поранила мотыгой ногу — ей эту ногу трижды отрезали по куску (все выше, и выше, и выше…), но все равно умерла от гангрены. Не тронуло только дочку хозяев — ту самую, которая упросила оставить котенка.

Господи!.. Она же не выла. Она (или какое-то оно) говорила мне: “Не делай этого — я ведь достану! Я всех достану! НЕ ДЕЛАЙ!”