В течение пары дней после поставленного диагноза «рак» Аннели пережила давящий страх смерти, который нашел отражение в ней в виде пассивного гнева, в очередной раз направленного на юных чертовок, столь незаслуженно паразитирующих на обществе и транжирящих впустую свое и чужое время. С помощью этого гнева и всплывших в памяти издевательств из их уст в ее адрес Аннели сформулировала для себя нехитрую мантру: «С какой это стати им позволено жить, а мне – нет?» И эта мантра помогала ей.
Аннели чуть ли не улыбалась, направляясь в больницу за собственным приговором. Ведь решение уже было принято ею.
Если ей суждено умереть, то пускай и они сдохнут!
Консультация вылилась в пространную беседу, которая проходила словно в тумане, так как Аннели никак не могла сосредоточиться на всех этих немыслимых, но вполне реальных словах. Такие понятия, как сигнальные лимфоузлы, сцинтиграфия, рентген, электрокардиограммы и химиотерапия, проскальзывали мимо ее сознания. Она просто сидела и дожидалась окончательного и бесповоротного приговора.
– Ваша раковая опухоль не содержит эстроген-рецепторов, а потому мы не можем лечить вас антигормонами, – сказала врач, тут же разъяснив свои слова. Мол, данная опухоль имеет третью степень злокачественности, а это самый опасный тип рака; в то же время размеры опухоли незначительны, так как ее удалось вовремя выявить, и после операции наверняка все будет замечательно.
Это длинное предложение, оканчивающееся словами «и после операции наверняка все будет замечательно», настораживало.
«Наверняка будет»! Что, черт возьми, стоит за этим «наверняка»?
Операция прошла очень быстро. В среду в восемь часов утра Аннели взяла больничный «из-за простуды». Подготовка к анестезии была назначена на девять ноль-ноль, операцию провели спустя пару часов, и ближе к вечеру она уже была дома. Все эти пертурбации обрушились на ее прежде совершенно размеренный образ жизни, и Аннели с трудом справлялась с эмоциями. Результаты гистологического анализа пришли, как назло, в пятницу, тринадцатого, через два дня после операции.
– В сигнальном лимфоузле не обнаружено раковых клеток, – огласили ей результат, в то время как сердце выпрыгивало у нее из груди. – Все указывает на то, что с большой вероятностью вас ожидает долгая счастливая жизнь, Анне-Лине Свенсен. – Врач даже позволила себе слегка улыбнуться. – Мы провели операцию с сохранением грудной железы, так что вы можете рассчитывать на быстрое заживление, если будете внимательно следовать нашим указаниям. А затем мы проведем реабилитацию.
* * *
– Нет, я все никак не поправлюсь. Дурное дело эта простуда. Конечно, я могла бы прийти в офис, но боюсь заразить окружающих. Так что можно мне выйти на следующей неделе, чтобы уж точно выздороветь?
Начальница отдела как-то нерешительно ответила ей в телефонную трубку, что опасность заражения была бы совсем некстати в их конторе, а потому пускай Анне-Лине как следует лечится дома. А в офисе будут с нетерпением ждать ее возвращения после Троицы.
Аннели положила трубку и почувствовала, как ее губы расплываются в улыбке. Она испытывала страх смерти и поэтому решила отомстить девушкам, которые не представляли собой никакой ценности для общества, – а теперь оказалось, что она, судя по всему, пока не умирает. Ей предстоят сеансы облучения, от которых пересохнет кожа и нахлынет жуткая усталость, но какое отношение имеет все это к ее плану мести в отношении Ясмин, Камиллы, Мишель и как там зовут остальных, будь они прокляты? Никакого!
Мантра есть мантра, и ее никак нельзя было отменить, в этом Аннели была убеждена.
Тем же вечером она нарушила предписания, полученные от врача, и опустошила бо́льшую часть бутылки коньяка, оставленной какой-то доброй душой после одной-единственной вечеринки, устроенной Аннели давным-давно. И в опьянении, в которое погрузил ее ферментированный виноград из пыльной бутылки, обрела прежнюю злость и негодование. С этого дня она больше не будет вести себя как жертва. Она будет ходить на все предстоящие процедуры, ничего не объясняя на работе, а если кто-то поинтересуется, где была Анне-Лине, когда та опоздает после одного из сеансов лучевой терапии, скажет, что обращалась к психологу за помощью в преодолении последствий давнего стресса. Такое объяснение будет принято любым руководителем подобного центра.
Аннели вновь рассмеялась и поднесла полупустой бокал к свету люстры. Нет-нет, отныне она станет думать только о себе и обслуживать исключительно собственные потребности. Хватит возиться с неугомонными девицами, занимающимися всякими непотребствами! И хватит упаднических мыслей о том, что надо сдаться и начать подыскивать себе место на кладбище! Теперь она заживет полноценной жизнью и не станет мириться с чьим бы то ни было недопустимым поведением.
О, какие роскошные сценарии являлись ее внутреннему взору! Под влиянием хмеля Аннели детально представляла себе каждый из них. Она только и думала о девицах и их придурочных матерях, которые годами доводили своих отпрысков до полной никчемности и которых теперь она готова повергнуть в шок.
– Они выросли абсолютными ничтожествами! – орала Аннели, так что дрожали двойные стекла в окнах.
Она прилегла на диван, корчась от смеха, и замолчала только тогда, когда ощутила пульсацию в области постоперационного шва. Проглотив две болеутоляющие таблетки, Аннели завернулась в старое ватное одеяло.
А завтра она спокойно поразмыслит над тем, каким образом уничтожить этих сучек, и добудет список адресов самых никчемных и бесполезных девушек в Копенгагене.
* * *
Перед ней лежала стопка из пятидесяти страниц, распечатанных из «Гугла», с информацией о том, как проще и безопаснее всего угнать автомобиль. Множество любопытных сведений и мелких подробностей выглядели невероятно логичными, стоило лишь выучить назубок то, что непременно надо знать автоугонщику для удачного осуществления своего плана. Как только азы науки начнут отскакивать от зубов, можно приступать к изучению необходимого арсенала для проникновения в закрытую машину и запуска двигателя без ключа зажигания.
Единственное преступление, которое Аннели смогла вспомнить из своего прошлого, заключалось в том, что она не сообщила кассирше из «Факты», когда та вернула ей слишком много сдачи. Ну и черт с ним, всегда успокаивала она себя, ибо госслужащие типа Аннели уж точно не могли позволить себе сорить деньгами. Но угон автомобиля с целью убийства человека – это все-таки совсем другое дело. От одной мысли об этом она приходила в неописуемое волнение.
На подобную идею ее натолкнуло уголовное дело, широко освещаемое в прессе. На Борнхольме преступник на машине наехал на девушку, так что в результате столкновения та оказалась отброшена на ветви стоявшего рядом дерева
[7]. Аннели живо представила себе эту картину. На раскрытие того убийства понадобилось двадцать лет и счастливое стечение обстоятельств, и это в такой малонаселенной местности, как Борнхольм! Так что, если предпринять то же самое в Копенгагене, городе с миллионным населением, и соблюсти все меры предосторожности, кто, черт подери, сможет догадаться, что это сделала именно она?