— Чего орешь, дура?! — рявкнул мужской голос. Слишком высокий для отца Лэрке. Ее брат? Или все-таки парень? — Мало того, что на своей бандуре с утра до вечера тренькаешь, так еще визжишь! А тут люди спят, между прочим!
С этим я не мог не согласиться.
— Вот и иди спать, Марк!
Значит, все-таки брат.
— Ко мне это… птичка в комнату залетела, — сочиняла на ходу Лэрке. — Дрозд. А теперь вылетела уже.
— Птичка, мля, — хрюкнул недовольно голос. — Вот больная на голову! Лечиться тебе пора.
— Иди, пожалуйста, — Лэрке чуть не прыгала на месте от нетерпения. — Я не буду больше шуметь, честно!
Марк еще немного поворчал и свалил. Вот это братик у девчонки! Встретишь такого — поймешь, как хорошо быть единственным ребенком в семье!
Убедившись, что брательник утопал — где-то в доме хлопнула дверь — Лэрке повернулась ко мне:
— Значит, это не Марк тебя впустил.
Я замотал головой.
— А то с него бы сталось, с этого придурка, — она подошла поближе и дернула за одеяло. — Вообще-то это моя кровать.
Я скатился на пол и принялся натягивать кеды:
— Прости, пожалуйста! Я не хотел ничего плохого, правда! Я сейчас уйду.
— Конечно, нет. Ты просто устал прогуливать уроки, решил поспать, и не нашел ничего лучше, как залезть в постель к однокласснице. Еще бы, у тебя же в этом деле опыт! Факинг Белоснежка! — в голову мне полетела скомканная ночнушка, а я с ужасом понял, что мои субботние похождения уже стали известны всему классу. Адамс! Или Матиас… Задушу, блин, всю гребаную семейку!
Я отмахнул в сторону подушку-сердечко и вскочил на ноги:
— Это совсем не то, что ты думаешь!
— Да? А что же это тогда такое?!
— С Наташей все по пьяни было, да и вообще, не знаю, было ли. Не помню ни хрена.
— А сюда та залез на трезвую голову? Не скажу даже, что хуже!
Из глубин виллы донесся рев Матиаса:
— Да заткнешься ты уже, истеричка?! И на кого ты там вообще орешь?!
— На дрозда! — огрызнулась Лэрке и вперила в меня горящий взгляд. — Ты сам полетишь или тебе помочь?
— Сам, — пробормотал я и пошел к окну.
Она молча смотрела, как я вскарабкался на подоконник, как вылез в окно, как выпрямился, пытаясь дотянуться до конька крыши. Вдруг что-то подергало меня за штанину. Я вздрогнул и чуть не оступился.
— Назад давай, — велела Лэрке. — Не хочу быть виновной в твоей смерти.
— Да тут только второй этаж, — бодро возразил я. Но вниз все-таки слез.
Встал столбом посреди комнаты, глаза в ковер. Не знаю, то ли выход идти искать, то ли что. Лэрке подобрала свою ночнушку, села на кровать.
— Скажи, вот на что ты все-таки рассчитывал?
Я покачал головой:
— Ни на что. Мне просто идти было некуда.
Она помолчала. Похлопала ладонью по кровати. Я вскинул удивленный взгляд. Она похлопала снова. Я подошел и сел осторожно на краешек. Поверить сам не могу, что только что тут валялся! Пачкал подушку ее беленькую, простыни…
— Ты очень одинок, да? — спросила Лэрке.
Я оторопел, не знал, что сказать. Она сидела ужасно близко. Полметра всего. Я давно не был от нее на таком расстоянии — с того дня, когда спросил, кого мне убить.
— Открою тебе тайну, — Лэрке сделала многозначительную паузу. — Все люди одиноки.
Она ждала моей реакции, а я просто сидел и смотрел на нее, и не мог наглядеться. В голове звучала фортепьянная музыка. "Примавера" Эйнауди.
— Я читала в одной книге, что люди — они как планеты и спутники, — Лэрке отвернулась к приоткрытому окну, по щекам заскользила тень голубой занавески. — Орбиты спутников иногда пересекаются. Но они не принадлежат друг другу. Спутники принадлежат планетам. Но не могут приблизиться к ним, потому что это означает гибель. И для одного, и для другого.
— Это не одиночество, — возразил я. — Знать, что кому-то принадлежишь.
Лэрке перевела взгляд на меня. В ее глазах трепетала голубая вуаль.
— Тогда я бы посоветовала, чтобы ты осторожнее выбирал себе планету.
А я сказал:
— Не думаю, что мы что-то выбираем.
Она рассматривала меня долго, будто мое лицо было незнакомым ландшафтом, по которому ей предстояло путешествовать, и сказала наконец:
— Можешь приходить сюда, Джек. И спать здесь, если захочешь. Только не лазай через крышу, ради бога. Над дверью гаража лежит запасной ключ. Главное, чтобы Марка не было дома. Просто чудо, что он сегодня тебя не спалил.
Я ушам своим не поверил:
— Правда? Я могу… А… как я узнаю, дома твой брат или нет?
— Обычно он бросает свой мопед у крыльца. Да и слышно за три километра, когда этот придурок свои игрушки или музон включает. Это сегодня он с выходных отсыпается.
— Марк что, работает по выходным? — удивился я.
— Работает? Ха! — Лэрке невесело усмехнулась. — Это лучшая шутка месяца! По клубам таскается с дружками и бухает. А в будни от гимназии косит. Уходит утром, чтобы предки видели, а потом возвращается. Иногда один, а иногда со своими приятелями-дебилами. Когда со школы прихожу, мне терпеть их приходится до полпятого — в это время мать обычно с работы приезжает. Заниматься из-за них не могу. Такой хурлумхай поднимут, что стены трясутся.
— Почему же ты ничего родакам не расскажешь?
— Ага, рассказала одна такая, — она засучила рукав, и я увидел на тонком предплечье лиловые отпечатки пальцев.
Ярость плеснула в груди вместе с болью:
— Это он?! Это этот урод сделал?! — я вскочил и рванул к двери, готовый порвать Марка, как тузик грелку.
— Джек, подожди! — она повисла на мне сзади. — Ты что, спятил?! Ты хоть видел его? Бугай же здоровый…
— Да хоть Халк! Я ему таких навешаю…
— А потом, Джек? — она стукнула меня кулачками в спину. — Ты уйдешь, а мне в этом доме жить. Оставь его! Оставь, или не приходи больше!
Я остановился. Все так. Ей жить в белой вилле. А мне в Стеклянном Замке. Так она его назвала? Кстати, почему? Я как раз хотел спросить об этом, но тут мой взгляд упал на часы, стоявшие на столе. Блин, уже полчетвертого! Себастиан вот-вот с работы приедет!
— Мне надо идти, — я попер к окну. — Меня под домашний арест посадили на всю неделю. Выпускают только в школу.
— Джек!
Я обернулся. Лэрке придерживала для меня открытую дверь:
— Не хочешь попробовать этот путь? Только не топай. Комната Марка рядом.
Капля крови
Когда я пришел домой, мать копалась в корзине для журналов в гостиной.