Джек на Луне - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Русуберг cтр.№ 52

Елка. На елке человечек в штанах и бейсболке. Рядом что-то вроде башни, а из окошка свисает принцесса. На ней розовый колпак и вуалька. Мило! Пусть ребенок не смог дуб нарисовать, но в остальном все очень-очень. Интересно, а Лэрке это творчество видела?

Я почувствовал, как к щекам приливает жар, и попытался потушить его энергетиком. Ладно, пойдем искать комнату братишки.

Сказать, что в логове Марка был срач — ничего не сказать. Обычно я думал, что срач — это у меня. Но тут я вошел в мир постапа. Пол скрывался под многоуровневым слоем пакетов от чипсов, пустых кокакольных и пивных банок, грязных носков, драных журналов и хрен знает еще чего. На столе творилось примерно то же самое. Наиболее чистым местом оказалась кровать, представлявшая собой гнездо из нескольких одеял и подушек, из которого торчал кончик ноутбука со свисающими наушниками. Хоть гандоны использованные на люстре не висели, и то ладно.

Найти в этом хаосе чистый листок бумаги — миссия повышенной сложности. Я вернулся в комнату Софии, вырвал страничку из альбома по рисованию. Взял черный карандаш и написал крупными буквами: "Тронешь еще раз хоть пальцем сестру, ушлепок, и узнаешь, что такое боль!" Конверта обнаружить не смог, поэтому просто сложил листок вчетверо, надписал: "Марку" и пошел обратно в его дыру. Кое-как догреб до койки, воткнул записку под крышку ноутбука. Ничего, сунет нос в комп, сволочь, — найдет!

Потом зашел в комнату Лэрке. Сел за пианино, открыл крышку и беззвучно заскользил пальцами по клавишам, которых так часто касалась она. Отворил дверцы шкафа и трогал ее одежду — блузки, юбки, платья. Джинсы она носила не так часто, хотя тут лежали и они. Прижимал к лицу тонкие маечки, но запах был не тот — просто ароматизированный кондиционер для белья. Тогда я подошел к кровати: на спинке висела кофточка Лэрке. Такая с вывязанными цветами по вороту и рукавам. Уткнулся в нее лицом — точно! Осенняя сирень. И там, под мышками, сладкий такой девичий запах.

Наполненный ее ароматом повалился на постель. Под одеяло на этот раз залезть не посмел, просто прилег сверху. Лежал и не думал ни о чем. Мне просто хотелось остаться здесь навсегда. Вот так, в этой сирени, тишине и покое. Нет, не совсем. Пусть еще звучит музыка. Пусть Лэрке сидит на своем крутящемся стульчике — спина прямая, в вырезе майки видны худенькие ключицы, руки порхают по клавиатуре, как мотыльки. Пусть она играет. Пожалуйста, для меня.

Я закрыл глаза, представляя ее там, перед пианино.

Дверь открылась. Легкие шаги по ковру. Плюхается на пол школьная сумка. Шаги останавливаются около кровати. Она смотрит на меня? Господи, сон это или реальность? Реальность не может быть, потому что еще рано. Лэрке должна быть в школе. Я не решаюсь открыть глаза. Я дышу ровно. Я не двигаюсь.

Рядом со мной подается матрас. Я чувствую бедром ее бедро. От него идет тепло. Я очень стараюсь дышать спокойно. Я слышу ее дыхание. Оно слишком быстрое. Будто она только что бежала по лестнице. Будто она боялась опоздать. Идут минуты. Она дышит реже, легче. А потом вдруг звуки прерываются. В этот момент ее пальцы касаются моей щеки. Там, где когда-то была ссадина от падения с велика. Я не выдерживаю. Глаза распахиваются сами. Она испуганно втягивает воздух ртом.

Некоторое время мы молчим. Просто смотрим друг на друга и не говорим ни слова. Я не хочу прерывать это молчание. Нет, я не буду первым.

— Джек.

В ее губах это имя превращается в заклинание. В красивейшее волшебство. Я скован. Я порабощен.

— Я думала, ты спишь.

— Сплю, — наконец я могу говорить. — И вижу чудесный сон. В нем ты сидишь здесь, разговариваешь со мной. А потом садишься за пианино и играешь.

Ресницы Лэрке дрогнули, в глазах сгустился темный янтарь:

— Что играю, Джек?

— "Примаверу", — говорю я, не задумываясь. — "Примаверу" Эйнауди.

Она встает и идет к инструменту. Откидывает тяжелую крышку. Ее пальцы касаются тех клавиш, которых только что касался я. Наши пальцы сплетаются в музыке. И время останавливается.

Весь вечер я пытался подловить момент, когда Себастиан останется один. Как назло, мать к нему липла, как туалетная бумага к жопе. Потому что жопой он и был — опять всю дорогу вонял. То суп пересолен, то телек орет, то на люстре пыль, то чего я в гостиной болтаюсь, когда мне уроки надо делать.

Письмо из коммуны насчет психолога, обнаруженное ма в почтовом ящике, домашний климат не улучшило. Мать, конечно, тут же кинулась к Севочке: не может ли он с его знанием законов и связями меня от этого дела отмазать. На что отчим ответил, что не может, а даже если б мог, не стал. Потому что такому неблагодарному, эмоционально неуравновешенному и деструктивному подростку, как я, психолог просто необходим. Это я уже с лестницы слышал, где затаился после того, как меня изгнали. После такой заявы ма с отчимом конкретно закусились, хоть и культурно, без ора. Сидели потом каждый на своем диване. Один делал вид, что книжку читает. Вторая — что смотрит "Отчаянных домохозяек".

Мать сдалась первой. Пошла вся несчастная спать. Я нырнул в койку, чтоб не спалиться. Слышу — за ней Сева топает. Пошебуршался чего-то и в ванную. Я в стиле ниндзя прокрался по коридору. Дверь толкаю — не заперто. Думаю, ладно. Сейчас или никогда. Захожу и задвижку за спиной опускаю.

Себастиан стоит в халате, зубы чистит. Увидел меня в зеркале в одних труселях, глаза выпучил и мне сквозь пену:

— Джек, ты не видишь? Здесь занято! Если невтерпеж, внизу туалет есть.

— Я сюда не за этим, — говорю.

Чувствую, начинает меня поколачивать. Задвижка так и жжет ладонь, так что я ее отпустил. Спиной к двери прижался.

Сева рот ополоснул, ко мне поворачивается:

— А зачем же? — у самого морда безразличная, но в глазах интерес.

— Я… — голос сел, так что пришлось откашляться. — Я хотел прощения попросить. За субботнее.

— Да ну? — отчим приподнял бровь. — И ты что, серьезно думаешь, этого будет достаточно?

Я мотнул головой.

— Нет, я… — Фак! Фак! Фак! — Я все понял. Я больше так не буду. Я… — смотрю в его глаза и вижу: они стеклянные. Как у чучела. Глаза человека, вставленные в череп хищника. И то желание, что проблескивает в них тревожным маячком — оно тоже оттуда, из мира монстров. И тогда я понял, чего он хочет. Понял, каких слов он ждет. И заставил себя сказать это.

Я снова лежал в кровати, но меня не отпускала дрожь. Я то напрягал мышцы, то пытался расслабиться — ничего не помогало. Руки-ноги жили своей собственной жизнью, нижняя челюсть тоже. Еще я мерз, хоть и закатался в одеяло, как мумия. "Приходи завтра в башню ровно в десять. Дверь будет открыта. Разденься, сядь на диван и жди меня". Вот что сказал Себастиан, гладя меня по лицу. Я стоял перед ним на коленях, глаза жгли бессильные слезы, и я старался не моргать, чтобы они не побежали через край.