Я никогда не - читать онлайн книгу. Автор: Малика Атей cтр.№ 49

– Я никогда не занимался сексом в душе, – сказал Ануар, когда до него дошла очередь.

Мы с Каримом выпили.

– Там же скользко. – Бахти посмотрела на меня озадаченно. – Можно поскользнуться и что-нибудь себе сломать.

Нет, Карим крепко держал мои икры.

– Эта игра себя изживает, – сказала Анеля и поднялась со своего места. – Со своим туалетом и всеми типами помещений, в которых вы занимались или не занимались сексом, вы достигли ее дна.

– В чем вообще смысл, я так и не понял, – подал голос Вова.

– Я поехала. – Анеля вышла в коридор.

Бахти с Ануаром переглянулись веселыми взглядами детей, которые довели-таки классного руководителя, и Ануар попытался остановить Анелю.

– Анелька, это же прикол. – Он вышел за ней. – Темы бывают разные, мы же не будем весь вечер об этой говорить.

– Тема, – возразила ему Анеля, – всегда одна и та же: кто хуже, тот и лучше.

– Мы же не выбираем победителя, – растерялся Ануар.

– Да? – со слезами в голосе переспросила Анеля и хлопнула дверью.

– Кора, верни ее, – сказала Бахти. – Она никого больше не послушает.

– Я думаю, на сегодня все. – Я хотела, чтобы Вова ушел, думая, что все уходят, и мы могли бы поговорить.

Ребята отменили такси, пока Вова был в туалете, он уехал первым, и мы вернулись в зал.

– Ты считаешь, она права? – расстроенно спросила Бахти.

– Нет. – Я понимала, почему уязвлена Анеля, но она могла бы и не выставлять нас в подобном свете перед полузнакомым человеком, не говоря о том, что игра в присутствии Юна ей казалась неизменно интересной. – Я не собираюсь считать себя поверхностной или испорченной только потому, что мне нравится один вечер в неделю обсуждать секс. И если кто-то начинает говорить на другие темы, не только о сексе, это никогда не бывает Анеля.

– Тоже правда, – вздохнул Ануар. – Просто мне не нравится чувствовать себя виноватым перед ней.

– Потому что ты сам считаешь, что виноват? – спросил Карим. – Или потому что она обвинила тебя – ну, предположим, не тебя лично, но тебя в том числе?

– Наверное, второе, – ответил Ануар. – Хотя какая разница, одинаково неприятно и хочется исправить.

– По-моему, она оскорбилась на присутствие Вовы, – сказала Бахти. – Ей показалось, что мы его ей пропихиваем. То есть мы его не пропихивали, но, может, она подумала, что раз Юна нет, мы теперь ей сватаем Вову.

После слов Анели во мне клокотала ярость. Не потому, что она взяла и испортила вечер, ради которого я весь день провела на кухне. Не потому, что сплетник Вова пойдет рассказывать, что случилось, всем нашим общим знакомым, и уж точно не потому, что я боюсь, что Анеля не придет в следующий раз, но потому, что меня это возмутило идейно. Все в моей семье были жуткими ханжами, и видеть проявление ханжества в друзьях – нет, я на это не согласна. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что Анеля, не задави ее другие упоминанием акне и секса в душе, сказала бы, что никогда не видела работы Лукаса Кранаха Старшего ^[61] вживую, и, например, Карим бы выпил, и она спросила бы, какие они, что ты почувствовал? Но на деле Анелю раздирают желания, которым она не находит выхода, и вопросы, на которые она не решается узнавать ответы. Она приходит на эту игру исключительно и только потому, что игра на львиную долю состоит из рассказов о сексе, – а после обвиняет нас в том, что мы говорим о нем?

Мое чувство стыда велико, но мой стыд живет во мне, сберегая от нестоящего, а не идет впереди меня, закрывая мне обзор.

– Она вернется, – сказала Бахти. – Все будет в порядке.

И она действительно вернулась, но больше ничего в порядке не было.

Не раз и не два я спрашивала у Бахти, зачем она продолжает видеться с Баке, когда она думает это прекратить и как, по ее мнению, я должна смотреть в глаза Ануару. Бахти находила временно солидные ответы. Они вертелись вокруг полного отсутствия денег у ее родителей – ее отец лишился работы и уже много месяцев не мог найти другую, потому что никто не хотел нанимать пятидесятилетнего человека с судимостью, – и еще порой мелькали слова о молодости и несерьезности Ануара.

Но я считала, что она не права. Я считала, что в любой момент у нее может все развалиться и она никогда не перестанет сожалеть. Я хотела переубедить ее, но стоило мне завести разговор в этом направлении, как она смывалась и потом пару недель не оставалась со мной наедине.

В какой-то момент я поняла, что убедить ее – усадить ее перед собой, прочитать ей лекцию и заставить все изменить – я не смогу. Никому и ничего не возможно втолковать логически. Можно надавить и заставить – пользуясь властью или авторитетом, близким родством, – но только когда такое, получается принуждение, за которое тебя будут винить до конца своих дней.

Единственный путь, в который я верила и который не казался мне психологическим насилием, – натолкнуть ее на определенную мысль, сказать ей, что я думаю, не прямым текстом. Я перебирала в уме подходящие способы. Мне нужно было что-то не слишком завуалированное, когда бы она совсем не врубилась, но мне не улыбалось и быть рупором правды. Не потому, что это неприятная роль, не потому, что был шанс, что она возненавидит меня, – просто потому, что я проверяла на многих, очень многих людях – увещевания не работают. Одни будут делать вид, что внимательно слушают, но в действительности не прислушаются, и ты только потратишь время и энергию, другие начнут тут же отрицать, третьи сразу попросят не лезть в их жизнь. Самые распространенные варианты – два первых.

В четверг мы с Каримом сходили на фильм, настолько перегруженный стереотипами, что они, как писал Умберто Эко ^[62], «праздновали воссоединение» ^[63], и мне требовалось противоядие. Я случайно вспомнила кадр с Анной Маньяни ^[64] из ленты Росселлини ^[65] «Рим – открытый город» ^[66], я видела этот кадр десять лет назад в одном из старых выпусков Вога, посвященном итальянскому кино. Мне понравилось название, и я поставила его.