Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт - читать онлайн книгу. Автор: Рассел Хобан cтр.№ 57

– Как там результаты Шеклтона-Планка? – спросил он. – Боюсь, гипотенуза не желает поддаваться, – ответил доктор Розоу. – Неподатлива у вас гипотенуза, перекошена больше обычного. – Мягти и Складч покачали головами от тщетности попыток урезонить гипотенузу.

Кришна пожал плечами, словно бы полагая, будто против гипотенузы можно перекоситься больше, чем вперекос.

Вы ведь поговорите с гипотенузой, правда? – взглядом спросил Кляйнцайт. Заставите ее хорошо себя вести?

Щелк, сказала Память. Выиграли еще: задира с мерзкой харей, который каждый день грозил вам кулаком и поджидал после школы. Однажды вы с ним сцепились, но быстро сдались. Вот он, уже не потеряется: Фолджер Буйян, отныне снова ваш. Фолджер корчил рожи, щерился желтыми зубами, тряс кулаком, одними губами произносил: сцапаю тебя после школы.

Спасибо, поблагодарил Кляйнцайт. У меня и впрямь богатые воспоминания: похороны отца, задушенный котяра, Фолджер Буйян. Было и кое-что еще, правда же? Что-то, когда это было? В тот день, когда умер толстяк, М. Т. Поппс.

Не жадничай, сказала Память. Этого тебе пока не полагается.

– И разумеется, – произнес доктор Розоу, – гиперболо-асимптотическим пересечением теперь объясняются ваша потеря тангажа и двенадцатипроцентная полярность. – Лица Мягти, Складча и Кришны показали, что их это не удивляет.

– И кванты, – сказал доктор Розоу. Кляйнцайт теперь рассматривал кванты как армию муравьев-воинов, пожирающих все на своем пути. – Там, где у вас асимптотическое пересечение, можете быть уверены – кванты окажутся неподалеку, – продолжал доктор Розоу. Больше похожи на тех жутких охотничьих собак, что живьем сжирали гну, подумал Кляйнцайт. Мягти, Складч и Кришна пометили себе.

– Да, – сказал доктор Розоу. – Сейчас все становится по местам, и следует ожидать закупорки стретты. Я б сильно удивился, если бы на этой стадии не закупорилось.

Может, я и трус, подумал Кляйнцайт, но в конце концов – мужчина и не могу безропотно сносить всю эту стретту. Он попробовал возроптать.

– Прежде никто ничего о стретте не говорил, – произнес он. Какой смысл, подумал он. Я сам себе напророчил эту стретту, а даже не знаю, где она или что делает.

Никто не удосужился ответить. Из обычной порядочности все дружно отвернулись от Кляйнцайтова испуга.

– Ну хорошо, – произнес доктор Розоу. – Будь вы на двадцать лет старше… Сколько вам сейчас?

– Сорок пять. – Ему на ум вновь пришел кот. Двадцать лет как сдох.

– Так, – сказал доктор Розоу. – Будь вы на двадцать лет старше, я бы сказал – живите с этим, знаете ли. Диета и так далее. Зачем в таком возрасте наказывать свое нутро. Но раз так, то я не против схватиться с этой штукой пораньше, если это значит, что сейчас у нас положение лучше для того, чтобы позже избежать нескончаемого регресса.

Раньше, позже, подумал Кляйнцайт. Я уже сейчас ощущаю в себе нескончаемый регресс.

– С какой это штукой? – спросил он.

– Как раз к этому подхожу, – ответил доктор Розоу. – Я за полную зачистку: долой гипотенузу, асимптоты и стретту, пока они снова не взбрыкнули. Хотят грубой игры – что ж, мы сыграем грубо. – Блеском в глазах Мягти, Складч и Кришна показали, что дерзость доктора Розоу вызывает у них уважение.

– Долой, – повторил Кляйнцайт. – А что они делают? В смысле, их же для чего-то туда поместили? – Сорок пять лет они в организации, подумал он. А теперь ни с того ни с сего: большое спасибо и всего хорошего. С другой стороны, очень мало сомнений в том, что они решили меня доконать.

– Не до ужаса много нам известно о гипотенузе, асимптотах и стретте, – сказал доктор Розоу. Трое врачей помоложе одним коллективным взглядом признали, что доктор Розоу зрит в корень. – Само собой, гипотенуза – прямая, соединяющая А и В, отвечает за то, чтобы ваш угол оставался прямым. Хорда. Это неплохо, я считаю, до тех пор, пока у вас стоит. Поскольку гипотенуза работает двадцать четыре часа в сутки и триста шестьдесят пять дней в году, вовсе не стоит удивляться, что со временем накапливается напряжение. Когда гипотенуза, поддерживая в вас прямой угол, начинает перекашиваться, вы можете испытывать вспышки от А к В. И вот тут я уже, знаете ли, говорю: пора, господа. Гипотенузе пора на выход. Некоторые мои коллеги отмечают, что за ее удалением неизбежно следуют отупение или обострение. На это я отвечаю: что с того? Можете, конечно, держаться за свой прямой угол и дальше, пока вокруг него все рушится, и где тогда окажетесь?

Нигде, сказали лица Мягти, Складча и Кришны.

– Асимптоты, – продолжал доктор Розоу, – кажутся чисто рудиментарными, у них якобы нет иной функции, нежели не встречаться с кривой, к которой постоянно приближаются. Я подобного не одобряю. Я говорю так: если не собираешься встречаться с кривой, зачем же к ней приближаться? Само собой, возникнет напряжение, и кое-кто из нас переносит его лучше, чем другие. Если же мы попробуем отклониться от напряжения, настанут изменения в оси и тангаже, пока со временем не возникнет двойная дивергенция – и вот вам, пожал-те, асимптотическое пересечение. Тогда-то люди ко мне приходят и говорят: «Боже мой, доктор, мне совсем худо, я ночей не сплю». Легко догадаться, каков мой ответ: нет асимптот – нет и пересечения.

Несомненно логично, сказали улыбки на лицах трех молодых ординаторов.

Доктор Розоу деликатно опустил взгляд, поднял свой стетоскоп, будто собирался в него петь, вновь его отложил.

– Стретта же, старина, знаете, ну – тут никуда не денешься. Быть может, мы уже не в расцвете юности, и нас гнетет не одно, так другое – и однажды утром мы просыпаемся и вдруг осознаем стретту. Со временем, видите ли, фуговая система уже с некоторым трудом разводит тему и ответ, и если вводные поступают слишком быстро, это весьма напоминает воскресную пробку на М4. А у вас непременно закупоривается стретта. А раз единственная функция стретты – регулировать поступление вводных, если у нее закупорка, она ни к чему. У вас возникает небольшая одышка, и вам кажется, будто внутри все громоздится сзади, а вы в то же время совсем не можете двинуться вперед, чтобы этого избежать. Само собой, это огорчает, не говоря уже о том, что дальше будет хуже. Я же говорю вот что: сделайте это со стреттой, пока стретта, что называется, не сделала это с вами.

Голос доктора Розоу превратился в долгий и увесистый воскресный день, сквозь который Кляйнцайт дремал, как муха в янтаре. К концу его речи настало утро понедельника – перемена не обязательно к лучшему. Кляйнцайт отдувался, и ему казалось, будто у него внутри все громоздилось сзади, а он в то же время совсем не мог двинуться вперед, чтобы этого избежать. Поразительно, как точно доктор Розоу знает, каково это, подумал Кляйнцайт. Жаль, что я с ним познакомился. Бог знает, что дальше взбредет ему в голову, а я это почувствую.

Я не знаю, сказал Бог. Я же не врач. Это между вами с Розоу. Слышать его Кляйнцайт не мог.

– Многое можно сказать как за, так и против, я думаю, – сказал Кляйнцайт доктору Розоу. Но все врачи ушли. Шторки вокруг его койки раздвинули. Верх пижамы уже на нем. Он проверил небо на предмет аэропланов. Ничего.