Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт - читать онлайн книгу. Автор: Рассел Хобан cтр.№ 49

Кляйнцайт вышел из Подземки, свернул на улицу, двинулся вверх по склону. Серое небо. Зябкий ветер. Кирпичные дома, двери, окна, крыши, трубы, медленно взбираются по склону шаг за шагом.

Он остановился перед домом. Старый красный кирпич и восходящая сырость. Старый тенистый дверной проем, выкрашенный охрой. Старые выкрашенные в зелень трубы, льнущие к фасаду, ветвящиеся, как лозы. Старые зеленые перила оград. Стертые ступени. Окна ничего не видели. Сбрендив в кирпиче своем, старый дом вставал на дыбы, словно слепая лошадь.

Будь домом моего детства, сказал Кляйнцайт.

Обои заплакали, ковры вспотели, воздух заскорузл от запаха старой жарки. Да, сказал дом.

Кляйнцайт облокотился на зеленые шипы ограды, подняв голову, взглянул в серое небо. Я не очень молод, сказал он. Мои родители, верно, уже умерли.

Отправился на кладбище. Наискось растет высокая трава, стертые камни. Мертвое кладбище. Я не так стар, сказал Кляйнцайт, ну да ладно.

Серость прекратилась, солнечный свет поступал сверху так жестко, что трудно было хоть что-то увидеть. В траве кипел ветер. Буквы, вырезанные в камнях, почернели от времени, потускнели тишиной, могли сложиться в любые имена или никакие вообще.

Кляйнцайт встал перед камнем, произнес: Будь моим отцом.

Моррис Кляйнцайт, сказал камень. Родился. Умер.

Будь моей матерью, сказал Кляйнцайт другому камню.

Сэди Кляйнцайт, сказал камень. Родилась. Умерла.

Говорите со мной, сказал Кляйнцайт камням.

Я не знал, сказал отцов камень.

Я знала, сказал материн.

Спасибо, сказал Кляйнцайт.

Он подошел к телефонной будке. Отличное место цветы выращивать, подумал он, вошел внутрь, возложил руки на телефон, не набирая номер.

Брат? – спросил Кляйнцайт.

Никто не может тебе ничего рассказать, произнес голос из предместий.

Кляйнцайт вышел из телефонной будки, вошел в Подземку, сел в поезд. Реклама сказала: ВАМ БЫ ЛУЧШЕ СТАТЬ ПОЧТАЛЬОНОМ.

Он вышел из Подземки, свернул в конный двор, занятый двумя «ягуарами» типа Е, одним «бентли», одним «порше», разнообразными ярко окрашенными «мини», «фиатами», «фольксвагенами». Остановился перед белым домом с синими ставнями. По бокам входной двери – черные каретные фонари.

Больше не твои, сказали синие ставни.

Пока, папуля, сказали два велосипеда.

Кляйнцайт кивнул, отвернулся, миновал газетный киоск, мельком взглянул на заголовки. ПЛАЧЬ-КА, БОГА РАДИ. Он вернулся в больницу.

Вокруг койки толстяка шторки задернули. С ним были Мягти, Складч и дневная медсестра. Две сиделки вкатили предвестник. Кляйнцайт услышал, как толстяк сопит.

– Я чувствую полноту, – выдохнул толстяк. Тишина.

– Кончился, – сказал Складч. Сиделки укатили предвестник. Шторки раздвинулись с той стороны, где Кляйнцайта не было. Вышла дневная медсестра, посмотрела на него.

– Я… – произнес Кляйнцайт.

– Что? – спросила сестра.

Хотел сказать толстяку, подумал Кляйнцайт. Сказать что? В его памяти не осталось ничего такого, что ему сказать. Лишь боль от А к В, увольнение в конторе, прием у доктора Розоу, приезд в больницу и дни в больнице. Больше ничего.

Это что, сказал Лазарет. И что это. Это то, что есть что.

Назавтра Лазарет выпустил когти, снова втянул их, сделал бархатные лапки, убрал их, сместил тушу свою с одной ягодицы на другую, скрестил ноги, поиграл с цепочкой для часов, покурил трубку, безмятежно покачался в кресле.

Сказать тебе кое-что, мальчик мой? – спросил Лазарет.

Скажи кое-что, ответил Кляйнцайт, тараканом увиливая от одного полоза кресла-качалки, что опускался раздавить его.

Так, сказал Лазарет. Сильно ли ты расстроился, когда я съел Очага и толстяка?

Кляйнцайт поразмыслил про них. Чем были имена их? Вернее, есть до сих пор. Имена не умерли, имена плыли дальше пустыми лодками. Имя толстяка было – и есть – М. Т. Поппс. А какое имя носил Очаг?

Сильно? – произнес Лазарет, покуривая трубку.

Что? – спросил Кляйнцайт.

Расстроился, что я их съел.

Легкий завтрак, я полагаю, сказал Кляйнцайт.

А ты кое-что смыслишь, сказал Лазарет. Ты умен.

Куда деваться, ответил Кляйнцайт, высматривая себе мышиную норку поменьше.

Да, сказал Лазарет и стал одной бесконечной черной пастью. Даже о зубах не позаботился. Просто одна бесконечная черная пасть, зловонное дыхание. Кляйнцайт юркнул в норку. Если тут такие норы, подумал он, то мыши должны быть с быков.

Скажу тебе кое-что, произнесла пасть.

Да, скажи мне кое-что, ответил Кляйнцайт.

Может, у тебя квартиры, и дома, и улицы, и конторы, и секретарши, и телефоны, и новости каждый час, произнесла пасть.

Так, ответил Кляйнцайт.

Может, у тебя промышленность, и карьера, и телевидение, и сигналы точного времени по Гринвичу, произнесла пасть.

Так, ответил Кляйнцайт. Это славная текстовка. Так и поет.

У тебя даже, может, на телефоне несколько кнопок, а в кармане одни лишь пачки десятифунтовых банкнот, и скользишь ты по улицам в «роллс-ройсе» «Серебряная тень», произнесла пасть.

Нагнетается славно, сказал Кляйнцайт. Но не перестарайся. Выдай-ка мне теперь, знаешь, ударную концовку.

Пасть зевнула. Я забыла, что хотела сказать, произнесла она.

Ну, тогда приветик, сказал Кляйнцайт.

Приветик, отозвалась пасть.

Рыжебородый нашел еще один лист желтой бумаги. Чистый с обеих сторон.

На чем мы остановились? – спросил он бумагу.

Штучка, больная до пятен? – предположила бумага.

Не помню, произнес Рыжебородый. Ибсен это сказал – или Чехов?

Любой, сказала бумага.

Любой сказал, что если в Первом акте ты намерен показать револьвер в выдвижном ящике стола, то тебе прям-таки лучше что-нибудь с ним сделать к концу Третьего.

То драма, сказала бумага. А это желтая бумага.

Ну да, сказал Рыжебородый. Устал я от этих выкрутасов. Чаю?

И два сахара, пожалуйста, ответила желтая бумага.

Рыжебородый пошел по коридорам Подземки, свернул сям, свернул там, добрался до двери с надписью ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, вытащил из кармана ключ, отпер дверь. В комнате не было ничего, кроме лампочки, свисающей с потолка, да раковины у стены.

Из скатки и сумок Рыжебородый вытащил электрический чайник, фарфоровую чашку с блюдцем, ложечку, нож, пакетик чаю, пакетик сахару, пинту молока, полфунта масла, банку клубничного варенья и четыре фруктовые булочки. Включил чайник в розетку, приготовил чай, съел фруктовые булочки, намазав их маслом и клубничным вареньем.