По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 70

– Отец погиб в битве с мэркитами. Остались мать и сестренка, чуть моложе меня.

– Лицом ты похож на Хопсугула-тойона…

– Хопсугул-тойон был моим отцом.

– Он был одним из лучших воинов в нашем роду джаджират! – сказал чистосердечно Джамуха и заметил, что не так уж бестрепетен Болтонгой, если на его юном лице засветился румянец смущения. – Лучшие идут первыми и первыми же попадают под топор войны… Из твоего донесения я понял еще и то, что ты умеешь средь большого птичьего гомона услышать запевалу… Ты можешь стать таким же великим воином, каким был твой отец Хопсугул-тойон, но всякое военное ремесло может развиться в человеке только при настоящем вожде.

Джамуха взял юношу под локоть и провел его к войлочным подушкам, на которых обычно восседали тойоны, приглашаемые на курултай. Оба присели друг против друга.

– Вот так-то, – сказал Джамуха, словно бы мысленно охватывая весь будущий разговор и уже ставя на нем точку. – Слушай же меня, Болтонгой.

– Слушаю, – порываясь встать перед гур ханом на колено, ответил юноша, но Джамуха легким толчком в плечо усадил его на отведенное гостю место.

– Много сделал для меня славный Хопсугул-тойон. Он старался возвысить мое имя, приумножить мои богатства и мое влияние, сам возвышаясь вместе со мной. Когда он погиб, то выяснилось, что ценой своей жизни он повернул ход сражения в мою пользу. Могу ли я позабыть такое, как неблагодарное животное? Из вождя малого джаджиратского рода я превратился в гур хана. Вырос и ты с тех пор, как он погиб, и стал моей стремительной стрелой, моей хитрой лисицей и бьющим соколом. Мои враги давно нашли бы способ расправиться со мной, но я не стал богат, мои богатства не соблазняют их, а такие, как ты, надежно защищают меня, хотя мы и превратились в беглецов, чьи убежища – каменные щели… Я в капкане, и назад мне ходу нет. Говоря о настоящем вожде, я имел в виду…

Болтонгой, кажется, потерял дыхание, когда гур хан сделал мучительную паузу.

– … Чингисхана. Говорю тебе: уходи от меня, обреченного, к нему. Там ты вырастешь в большого тойона.

– О-о-о! – округлил рот и глаза Болтонгой: он испугался того, что услышали его уши. Может быть, гур хан испытывает его преданность? Юноше и в голову не приходила мысль об измене. О самой возможности другой, иной судьбы…

– Нет, нет, гур хан! – заговорил он, стараясь не горячиться. – Я не уйду, пока есть ты: хан для воина – это судьба, это отец и мать! – так меня учили. Даже думать о таком – все равно что плевать на могилу отца!

Джамуха не был бы гур ханом, если б не мог остудить юношеский пыл, подобный тому, что начинал охватывать молодого воина, сидящего возле. Ему даже не нужно было напрягать мысль и облекать ее в высокие слова, чтобы убедить собеседника – сына своего боевого товарища – внять приказу вождя: так мощный лев, лениво ударив хлыстом хвоста по своему мускулистому телу, дает зарвавшемуся сеголетке представление о раскладе сил.

– Если то, что ты сказал – закон для воина, если хан для тебя и отец, и мать, то делай так, как я велю…

– Слушаю гур хан, – склонил голову Болтонгой, но в голосе его Джамухе послышалась сдерживаемая обида. – Ты гур хан, твое слово – закон. Скажешь умри – умру, скажешь иди – пойду…

– Завтра с рассветом отправляйся в путь. С собой возьмешь мать и сестренку. Держите прямо на юг. Думаю, тебе не составит труда отыскать войско Хорчу-тойона и ты не забудешь при его поисках об осторожности. Не нужно, чтобы вокруг тебя роился туман домыслов и чтобы в тебе заподозрили шпиона. Ты знаешь, кто такой Хорчу?

Не поднимая головы, Болтонгой ответил:

– Это тойон менгетей из нашего джаджиратского рода… Исправно служит Чингисхану…

– Так. Назовешь ему мое имя и скажешь: «Брат мой из братьев, тойон Хорчу! Болтонгоя, который передаст тебе это поручение, отправляю с надеждой, что ты сделаешь его своей правой рукой. Меня же одолели худые предчувствия и мрачные предсказания. Я боюсь не за себя, а за судьбу рода. Так стань здешним джаджиратам защитой и надежным укрытием – они не подведут тебя, как и ты, некогда подаренный мной своему андаю, стал моей гордостью. Пусть Господь Бог Христос помогает тебе, а мне уже ничто и никто не поможет!» Я сказал!

– Ты сказал – я услышал! – пробубнил, вставая, Болтонгой, и Джамуха удостоверился в услышанном, заметив в глазах юноши отчужденность, какая бывает у еще живых, но уже тронутых крылом смерти, раненых или обиженных насмерть…

Да и в душе Джамухи, словно кровоточащей все это время скитаний, в душе, из которой он только что вырвал еще одну живую частичку, уже начинала образовываться ткань отрешенности от срединного мира.

Он рванулся было обнять Болтонгоя, но побоялся боли, которую может нанести это человеческое движение души, надорвав тонкую ткань потусторонности и самоотрешения.

– Спеши! – сказал он, указав на выход из сурта.

* * *

Пришла нежная оттепель, задули теплые ветры, стал таять снег выше долин, а вместе с ним таяла и численность войска Джамухи. Неведомо как, слухи о том, что войско Чингисхана прошло мимо, преследуя обескураженных мэркитов и найманов, достигали становища и вымывали его плоть, обнажая скелет, уже явственно видимый внутреннему взору гур хана.

– Джамуха гур хан, мои нукеры готовы поотрубать головы беглецам, – бодрил коня Маргай-тойон, и конь его делал свечу, готовый к изнурительной скачке. – Прикажи: обезглавим вожаков-предателей, а остальных плетьми пригоним в орду!

Любимый конь Джамухи с черной полосой на спине, словно проникаясь мыслями всадника, только переминался с ноги на ногу под седлом и вяло помахивал ухоженным хвостом.

– Оставь им их головы, – отвечал Джамуха. – Пусть теперь отвечают за свои головы сами.

– Да как же так?! Глядя на них, и остальные разбегутся, а?

– Я никого не держу силой: кто хочет – пусть уходит, путь открыт и степь им войлоком! – он глядел на пепелища бивачных костров и осиротевшие коновязи – и это итог его жизни?

Но объезжавший с гур ханом становище старый воин Маргай-тойон не спешил верить словам вождя: он не единожды переживал подобные спады в настроении Джамухи и знал, что тот – не чета простым смертным. В нем жило могущество духов, а с этим нужно родиться, как с линиями на ладони. Один крик гнева такого избранника небес способен поставить на колени целые тумэны врагов – Маргай-тойон всем сердцем верил в это. И он ли один? Вожди всех племен, собравшись на совет против Чингисхана, подняли над собой на белоснежном войлоке именно Джамуху, а не кого-то другого, чьи возможности имеют человеческий предел. Кто-то из союзников уже пожалел о присяге и нарушил ее – не рано ли? Но тот ли Джамуха едет сейчас рядом с Маргай-тойоном и печально озирает тревожное становище, которому придает видимость прочности лишь белый ханский шатер у подножия горы? Этому ли человеку была принесена клятва верности? Такие мысли могли завести далеко, и старый воин тряхнул головой, как при умывании лица холодной водой горной речки, плюнул на ветер слева от себя в маску духов смущения: не-е-эт! Джамуха это Джамуха… И никто не скажет, что он надумал, дабы обернуть поражение победой.