По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 295

Ах, если бы Курбан сразу сказал ему о возникшем недоразумении, не промолчал!.. Можно было бы сразу же принять меры к тому, чтобы ложное толкование не легло на бумагу, вовремя вмешаться. И тогда намного бы легче было разбираться с этими нелепостями на другом, высоком уровне.

И как можно подозревать человека, который не раскрывал мешок и не видел, что там внутри, не был даже сразу предупрежден о том? И какой вор-мародер стал бы хранить мешок, полный драгоценностей, среди боевого снаряжения, разного имущества и без присмотра?..

Надо было сразу же вскочить на коня, как только до него дошли первые слухи, и объясниться с расследователями на месте. Но Аргас услышал о беде слишком поздно, да и то не сразу поверил слухам, даже уверен был, что смогут и без него разобраться в столь очевидном деле. А оно вон как обернулось… Из-за предельной занятости всех больших тойонов, тем паче во время войны, толкователями законов становятся подобные Санджыю-сюняю ловкачи. Почему, из-за чего он состряпал такое совершенно надуманное, по сути бездоказательное обвинение? Наверняка, тут сыграли решающую роль и желание выделиться таким громким, редким среди монголов делом, завоевать себе славу рьяного блюстителя Джасака, и заурядная зависть… Как это так, парень почти на десять лет моложе его, а уже тойон-мэгэнэй?!.

Иначе как объяснить такой явный оговор, грозящий смертью невинному и бесчестием целому роду?..

* * *

С того самого дня, как услышал эти невероятные слухи о Курбане, старик Аргас потерял и сон, и покой, перестал, как говорится, чувствовать вкус еды. К тому же, и все встречные тойоны, давние знакомые считали должным спросить его об этом деле, растравляя рану, и каждый раз старику казалось, что вместе с воспитанником подозревают в чем-то сокрытом и его…

«Не знаешь, что и сказать им, когда и самому мало что известно толком… Время-то какое – военное! – говорил он себе. – Когда ничтожная даже провинность вырастает едва ль не в преступление, когда всё внимание людей обострено и готово преувеличить всякий пустяк, увидеть в любой невольной ошибке предательство, корысть, угрозу… Их можно понять, но разве должна от этого страдать правда?..»

Слухов и предположений с каждым днем становилось все больше. Хотя многие и понимали, что рано делать из всего этого какие-то определенные выводы, но было и злорадство среди завистников, соперников Курбана, были и те, кто всегда радуется, что кому-то плохо, что не они одни нечисты на руку…

Вся жизнь Аргаса, считай, прошла на войне, но ни разу, хвала Небу, еще не был он ни в чем обвинен, ни разу не нарушал повелений закона, приказов высших тойонов и хотун. Не особо вдаваясь во все сложности требований Джасака и указаний свыше, он просто руководствовался родовым обычаем, соображениями долга и честности, привычкой повиноваться старшим. Основные установления Джасака опирались на человеческую, на монгольскую именно родовую мораль, и он не видел, не чувствовал в этом никакого себе утеснения, ущемления своей свободы и самостоятельности.

Все кажется простым и ясным лишь до поры до времени, но, если начинают копаться, вникать во всевозможные подробности и тонкости какого-либо дела, и тут обнаруживается, что невозможно разрешить всё лишь с помощью Джасака, что он ограничен и не может учесть всего, в жизни этой ведь столько сложностей, столько всего переплетено и связано. Даже самые обыкновенные промашки можно превратить всеми судебными условностями в нечто серьезное и подлежащее строгому наказанию, особенно если давать им превратное или предвзятое толкование, пользуясь еще и непроверенными, а то и несуразными показаниями… вот в чем беда.

Несколько раз навещал он стан и, наконец, с трудом сумел поймать Джучи, рассказал о случившейся беде. Джучи, уже собиравшийся опять куда-то отправляться, даже слез с коня:

– Нет, ну надо же этим крючкотворам так вцепиться в него!.. Ведь Курбан один из самых лучших моих мэгэнэев, я так на него надеялся… нет, не верю! Давай, старик, езжай в Ставку, поговори настоятельней, скажи о моем мнении. Надо обязательно вызволить парня. Я тоже буду его везде защищать, насколько это в моих силах. Поручи тумэн своим заместителям и оставайся там столько, сколько нужно будет. А здесь без тебя управятся.

– Ты сказал – я услышал. Спасибо, что правильно понял и решил с этим. А то я уже не надеялся застать тебя в такое горячее время…

– А как мои мальчишки там? – Джучи не терпелось узнать о своих двоих сыновьях, состоящих на обучении у Аргаса. – Обещал сразу же сообщать мне обо всех замечаниях им или нарушениях, но вот что-то молчишь…

– А что говорить про то, чего нет? – улыбнулся Аргас. – Если нет замечаний, значит, с ними все в порядке, от других не отстают. Старший немного медлителен, бывает и гневлив, а младший, Батый, очень бойкий, уверенный и умный паренек.

– Ну, ладно, коли так, – Джучи сдержанно кивнул на добрые слова о сыновьях. – Младший уж слишком шустрый, тот еще егоза, от него всего можно ожидать. Ты будь с ним построже.

– Да нет уж, на баловство да озорство времени у них никак не остается. Да и когда баловаться, если столько приходится быть в походах-переходах? А в местах расположения стоят на постах стражи, помогают с грузами и готовкой еды, пасут коней… да мало ль дел. Столько у них обязанностей, что трудно сосчитать, избегались, исхудали совсем.

– Ничего, это на пользу им…

Получив разрешение своего молодого командующего, Аргас немедленно отправился в Ставку, терять время нельзя было никак.

* * *

В военное время походную Ставку охраняли, конечно же, усиленно, со всякими предосторожностями. Высокопоставленные сурджуты, невзирая на чины и должности, допытывались у каждого о цели прибытия, о времени и месте выезда сюда, о сроке пребывания. С высшими тойонами Ставки встретиться было очень сложно не только по занятости их, но из-за того еще, что все держалось в тайне: никогда не скажут, кто, куда и зачем поехал, когда будет, даже и спрашивать не стоит.

Давно известно, что во время войны меняются не только направление людских мыслей и поведение их, но даже и нравы. И Аргасу сразу стало видно со стороны, насколько велики эти изменения. Если раньше он приезжал сюда только по вызову вышестоящих начальников, то сейчас как бы прибыл сам, со своей особой целью. Наверное, поэтому все эти военные хлопоты, боевая штабная суета теперь словно бы враз отдалились от него.

Он смотрел на возбужденных, воодушевленных победами и озабоченных новыми задачами вооруженных сослуживцев какими-то отчужденными глазами, все это почему-то казалось теперь неестественным ему, каким-то нарочитым, даже наигранным. Да, все их мысли заняты одной только войной, с утра до ночи только о том и говорят, интересуются только тем, что происходит там, у осажденных крепостей, в схватках, преследованиях, порой и временных отступлениях. Почти бесполезно их спрашивать о чем-то другом, смотрят на тебя непонимающими глазами, удивляются: о чем это ты? Суд… какой такой суд? Ах да, Курбан… Нет-нет, сейчас не до этого, подождет твой суд!..

Но суд не собирается ждать, дело там идет своим неумолимым чередом, и можно навсегда опоздать со своей правдой.