По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 169

– Мы, скрывать не буду, сильно встревожены сосредоточением в этих местах невиданных доселе по численности монгольских войск. Что будет дальше, чем все это обернется? Не зря же монголы стягивают сюда войска, перебрасывая их даже через пустыню Гоби?

– Тревога ваша обоснованна, – купец Сархай еще больше вытянул свою гусиную шею. – Война ничего, кроме беды, никогда не приносит. Везде и всюду войну сопровождают смерть, слезы и голод.

– Но никто разрешения начать войну у нас не спрашивает, – сказал Чао-Линь. – Это всегда как гром с небес или дождь: нужно исходить из обстоятельств. Но во время ливня хорошо тому, кто захватил с собой зонт, или заранее присмотрел дерево, под которым можно спрятаться.

– Вот так всегда! – потряс Сархай кулаком. – Хотим добра, думаем о богатстве, и ведь каждый здесь скажет, что не только для себя: хотим, чтобы все жили в сытости и достатке. А чуть эти воины взялись за мечи, наострили копья и стрелы, помираем от страха, будто мы твари бездумные и бессловесные! Да кто они такие без нас, кто им дал право так с нами обращаться?!

Гневная тирада Сархая не вызвала у друзей никакого отклика. Только Чао-Линь чуть кашлянул в сложенную ладонь.

– Здесь, вблизи Великой стены, на рубеже страны, – заговорил он, скосив глаза куда-то в сторону, – приходится хорошенько подумать, прежде, чем сказать. Вам, иноземным купцам, может казаться, что если кто-то не нуждается в вашем товаре, то не обращает на вас внимания. Не сомневайтесь, что каждое ваше слово берется на учет, как бусинки нанизываются на нить.

Купцы накрепко сомкнули губы, сгорбились, как по команде: стали похожи на сусликов у дороги. Теперь кашлянул Сархай. Распрямился, как селезень перед гусыней.

– Пока жив человек, нельзя запретить ему думать и высказывать свои мысли. Там, где руководствуются запретами, жди беды. На страхе долго людей не удержишь. Страна, где все подданные вслух говорят лесть, а гадости прячут глубже в душу, обречена на гибель. Это истина, в которой я не раз убеждался за долгие годы странствий. Я всю жизнь торгую оружием, хорошо знаю военных. Для них война – главный смысл жизни, средство наживы, возможность добиться чинов и должностей. Если мир длится долго, они начинают вырождаться. Так что расплодишь слишком много военных – они все сделают, но обязательно доведут дело до войны. К тому же, видя, как множится твое войско, соседи тоже начинают спешно вооружаться из предосторожности.

– Ну, что мы-то можем сделать?! Протестовать?! – рассмеялся купец Махмут. – Собака лает – караван идет!

– Пусть! Но собака должна лаять, корова – мычать. А человек должен вслух высказывать свои мысли! – горячился Сархай. – Нельзя жить с камнем на сердце!

– Мы все страшно опасаемся, что начнется война, – попытался перевести разговор на спокойный лад Чао-Линь.

– А тебе-то что особо тревожиться?! – рубанул Сархай. – Пусть военные тревожатся, охрана! Что, у тебя своих забот мало? Твое дело – руководить улусом, растить урожай! Это – твой путь. У нас другой путь – торговля. Если хочешь быть живым и здоровым, оставь войну – военным. Пусть они оспаривают первенство. Тогда и не надо будет за слова свои бояться!

– Но ведь ты только что…

– Да. Я говорил лишь о природе войны, – Сархай все еще не уступал. – А если нет никакой возможности остановить войну, приходится только отойти в сторону…

– Вроде так и получается… – Чао-Линь только и смог, что согласиться обескураженно, не находя, что противопоставить такой логике.

– Война все равно, что стихийное бедствие, пожар или наводнение, в живых остается лишь тот, кто заранее определил, подготовил пути спасения, – спокойно объяснял Махмут. Любо-дорого было смотреть на его могучее сложение: уж такой-то богатырь, наверняка, знал надежный способ спастись от любой беды.

Чао-Линя поразили не слова купцов, известно – язык без костей, а их странное спокойствие. Ведь каждому понятно: если разгорится война, любому человеку сложно будет выжить в обстановке паники и общего смятения. Кому, как не купцам, знать про это. Но почему они так спокойны? Видимо, им ведомо что-то такое, о чем он даже не подозревает. Что именно?

Купцы – такая человеческая разновидность, которой неважно, кто победит, а кто погибнет. Они, подобно питающимся падалью птицам, обозревают все со стороны. Дармовая добыча появится, когда по любую, а еще лучше – сразу по обе стороны Стены, начнется голод.

Для них заботы о войне и мире – пустое дело. Торговать, подсчитывать барыши – вот их интерес!

Известно, что истина – это правда, о которой все много пекутся, но мало кто при этом не гребет, как курица, под себя. А мысль, высказанная искренне, во весь голос, звучит порой нелепо, хуже того – кажется опасной.

– Да и мы часто встреваем во что-нибудь, не понимая сути, – добавил Махмут, мрачно поглаживая густую, окладистую, рыжеватую, с проседью, бороду. – Ничего никому даром не дается, и нам, купцам, чтоб чего-то достичь, всю жизнь приходится трудиться в поте лица, бегать, рыскать, словно зверь, не зная отдыха, по всему миру. А сколько поклонов надо отбить, сколько унижений вынести, чтобы нажить состояние! И всегда существует опасность разом лишиться всего! Поэтому, ради сохранения своего нажитого имущества, приходится, в любом случае, принимать сторону более сильного.

– Все имеет свои русла и берега, – вступил в разговор Игидэй. – Конечно же, лучше не прыгать с головой в омут, а сплавляться по течению, держась берега.

– Если подходить к жизни по учению о мудрости, то, наверное, вы правы, – закивал Чао-Линь. – Вы, купцы, люди свободные, можете выбирать: плыть, сидеть на берегу или вообще уйти в иные земли. А нам, слугам императора, что ни нагрянь, приходится лезть в полымя, подставлять голову, воочию видя и понимая всю опасность положения. Не могу же я уйти, убежать, бросить своих людей на произвол судьбы?!

– Ты можешь скрыться за Стеной.

– Как я могу убежать обратно, если сам добровольно вызвался выехать за пределы Стены, чтобы успокоить жителей вверенного мне улуса? Это была моя воля, мое решение, с которым согласился император. Убегать не стану. Я – глава улуса, обязан сделать все возможное, чтобы не допустить больших жертв и разрушений, попытаться договориться с той и другой враждующей стороной.

– Ха-ха, – не сдержал смеха Махмут. Он посмотрел на Чао-Линя совсем другим, очень мягким и жалостливым взглядом. – Кто во время военной суматохи станет слушать твои слова, даже если они трижды разумны. Никто не посмотрит, глава ты или нет. Махнет мечом, и вопрос решен! Война не навечно, когда-то она кончается. Как после буйной грозы светит солнце, так после войны опять начнется жизнь. Послушай доброго совета: уйди за Стену, и ни во что не вмешивайся, не лезь, будто тебя и нет!

– Нет, – пережив некоторое внутреннее борение, твердо произнес Чао-Линь. – До сих пор я разделял судьбу своих людей, их горести и радости. Люди доверяют мне, как отцу родному. Для них я – наместник императора, его лицо, душа, поступки. Пока они верят мне, они верят в него, верят в Великий Китай, верят, наконец, в разумность всего сущего. И теперь я намерен разделить их участь, как равный им и первый из них. Да и пожил уж я на этом свете, – светло заулыбался Чао-Линь. – По указу Алтан-Хана и велению Будды и Тэнгри буду стоять за свой улус. Что бы ни случилось, буду стоять до конца.