По велению Чингисхана - читать онлайн книгу. Автор: Николай Лугинов cтр.№ 116

Cтраница 116

Усуйхан, неугомонная Усуйхан – ты ли это валишься с ног от одуряющей усталости? Устало не только тело, но и нечто скрытое в сосуде тела – вино, называемое душой. Несметные богатства крепости Лигили, какие и во сне не могли присниться, так и стоят перед глазами, как от долгого созерцания речной воды, когда смеживаешь веки. Девушки-служанки двигаются как осенние мухи, они тоже устали, но голоса их еще полны серебра и взоры сверкают самоцветами. Им нравится разбирать несчетное богатство и кто знает, о чем мечтают они за этим занятием? И Усуйхан не намерена обделить оставшихся в ставке хотун подарками. Она запасла для каждой пусть небольшой, но дорогой подарок: или украшение из драгоценных лалов, или алый коралл, или золотую подвеску, или серебряный кубок с тонкой, как стан девицы, ножкой, с оправленным в скань искрометным рубином. Для перевозки подарков для каждой из хотун понадобилось по два верблюда и по три двухосных арбы. И еще смышленая Усуйхан разделила между хотун слуг – девушек и парней, которые умели готовить диковинные яства.

Для матери-хотун Ожулун она отыскала двух искушенных знахарей и отправила в ставку вместе с женами и отпрысками, вместе с запасами бальзамов и снадобий, серебряных игл, целебных камешков.

Для хотун Борте и ее многочисленного окружения Усуйхан плотно набила мелкими украшениями из индийского жемчуга, из золотых монет четыре дорожные котомки – пусть у той будет всегда под рукой гостинец для любого, кого она захочет одарить. Но особый чайник с двойным днищем Усуйхан повезет с собой: чайник таков, что кипяток в нем долго не остывает, если между первым и вторым днищами заложить горячие угли. То-то диво, подумают, а ведь на самом деле все просто!

Но что делать с Ыбахой-хотун, которую хан подарил Джаргытаю? Что делать с хотун Гурбесу, которая взята лишь потому, что нужно было приручить найманов? Если одаришь подарком, который как бы приравняет их к другим хотун, – обидятся эти другие. Если вызовешь недовольство малостью дара, то возможная обида будет тлеть тайно и неизвестно еще – не сожжет ли этот уголек все более значительное вокруг себя? Подумав, Усуйхан решила приготовить все, как считает нужным, а в ставке посоветоваться с Ожулун-хотун. Она возликовала, восторженная простотой решения. Оставаясь одна, она позволяла себе быть подростком. Ее утомляла необходимость на людях казаться строгой хотун, ей трудно было скрывать живость взгляда и яркую лучистость глаз. Она хоть и пыталась во всем подражать старшей сестре Усуй, но иногда забывалась и впадала в ребячество. Да ведь они с Усуй даром что сестры, а нрав – разный. Усуй – прирожденная хотун и умом, и статью. Усуйхан – былинка в сравнении с сестрой, собранная родителями из каких-то остатков. Одно, может быть, хорошо, что сообразительная и смешливая. Но и при всей своей смешливости Усуйхан, как и ее сестра, ни на миг не забывает, что несет в себе надежду шести татарских родов с того самого момента, когда возлегла на высокое ложе хотун. Хоть и строго запрещена всяческая распря между родами и племенами, но на всех выходцев из татарских племен все же некоторые смотрят словно говоря: «А-а! Так ты из того самого татарского племени, которое не нашло себе прибежища во всем огромном мире!» Поменьше бы за ножи хватались, но ведь своя кровь-то, и кто их, глупых, защитит, кроме Усуйхан– хотун? Кто их, горячих, остудит кроме легкого смешка Усуй-хотун? Что с этим поделаешь? Как бы то ни было, а все-таки и она, Усуй, избранница высших Айыы, потому-то Бог-отец Тэнгри определил ей путь избранных…

Надо стараться. И Усуйхан старалась.

* * *

Ожулун-хотун-хан не побоялась возложить на узенькие угловатые плечики Усуйхан-хотун заботу обо всем внутреннем строе жизни стана в военное время. Малая мошка громче звенит и больней кусает. И Усуйхан – крутой кипяток, не болотная жижа – забурлила, к ней потянулись, как к горячему и чистому ключу, к целебной воде, но силы ее еще не окрепли – она могла и надорваться. Но сообразила: на всех направлениях своих забот поставила джасабылов-распорядителей, и сразу же жизнь пошла, как спокойная речка меж пологих берегов. Вот тебе и татарская дочь! А восьмидесятилетний старец Алгыдай стал ее главным советчиком и главным же над всеми джасабылами стана. Напрасно говорят, что старость глупа. Глупость – подруга всех возрастов. Это верно, как и то, что возраст ума не прибавляет, а вот мудрость – это возрастное. Этот Алгыдай, казалось, мог предвидеть течение жизни, со многими ее воротами, перекатами и шиверами. Он выручал юную хотун и был безгранично предан ей, словно благодаря за наполнившуюся смыслом жизнь.

Примчавшись из Лигили и спешившись, он стряхнул пыль с подоткнутых за кушак пол дорожного халата, привязал коня к коновязному столбу и постоял с закрытыми глазами, словно бы прокручивая в мыслях то, что предстоит сказать хотун. Потом вошел в сурт и после недолгих церемоний и радостных возгласов женщины сказал:

– В Лигили обнаружили еще два богатых схрона. В одном – двести пятьдесят тюков китайского шелка, к радости нашей: из них сто двадцать два – чесуча! Будут нам подкольчужные чесучовые рубашки!

– Надеюсь, ты отдал распоряжение, чтобы чесучу положили отдельно? – спросила Усуйхан-хотун, подавая старику чашу кумыса. – Выпей с дороги, Алгыдай… Я спросила, зная наверняка, что ты все сделал, как подобает мудрому хозяину…

– Да, моя хотун… Твое дело спросить, а мое…

– А твое – выпить кумыса… – постаралась смягчить свою невесть откуда прорвавшуюся подозрительность юная хотун. – Пей, а потом расскажешь…

Кадык Алгыдая заработал, как хорошо смазанный жиром – ни одна капля кумыса не пролилась на его грудь. Хотун взяла из его рук порожнюю чашу и поторопила:

– Ну-ну!..

– Во втором схроне, моя хотун, оказались маленькие серебряные котелки, и я подумал, что они будут полезны для наших доблестных арбанов! Все же остальное – это щиты, боевые доспехи, разные копья и копейца, луки, колчаны! Такие щиты и пальмы, что глаз не оторвешь! Но копья нужно укорачивать – они чересчур длинные для нашего пешего воинства, слишком неуклюжие.

– Раздадим черному войску, – сказала Усуй-хотун.

– И то справедливо! – согласился Алгыдай.

– Скажи: могут быть еще необнаруженные схроны?

– Мне кажется, что из съестного мы обнаружили не больше трети, – прищурился Алгыдай и как бы показал свое истинное лицо – лицо не глупого человека. – Они ведь рассчитывали на долгое сидение в крепости.

– Ищите!

– Хорошо, – сказал старик и глазами показал хотун, что у него есть недосказанное тайное. – Ты сказала, я услышал…

Усуй-хотун не стала отсылать из сурта челядь, чтобы не было разговоров о ее тайнах с Алгыдаем. Она поняла старого лиса.

– Мне бы хотелось осмотреть добычу… Поеду сама, – заявила она.

* * *

Старик Алгыдай по мелочам не стал бы строить глазки хотун и намекать на важность недоговоренного, которое на поверку оказалось бы верблюжьей жвачкой.

– Хотун-хан, – шепнул он, когда вышли из сурта, – я приготовил одну арбу сушеного мяса для Тайман-батыра… А кроме того, простую, но теплую одежду… Мы-то будем в теплых рубашках из чесучи даже под кольчугами, а ему-то сейчас снег да буран – страшней шайтана с шайтаненком! На обратном пути заедем к нему… – И громко добавил: – И никакое золото не заменит хорошего боевого коня!