Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 74

Если бы, иными словами, дворяне решились жить за счет своих натуральных доходов и отказаться от денег, от всего того, что можно было приобрести за деньги, если бы они могли довольствоваться тем, чтобы стать своего рода благородными крестьянами, тогда, как считал автор процитированного отчета — венецианский посланник Дуодо, — они могли бы жить вполне благополучно.

Но именно потому, что многие дворяне этого не хотели, потому, что они боролись за поддержание своего дворянского состояния, они устремлялись ко двору, в непосредственную зависимость от короля. И таким-то образом решился исход того, что — с определенной точки зрения справедливо — называют борьбой между королем и дворянством. Звенья цепи, которой было сковано дворянство, смыкаются: дворяне нищают, потому что должны, в силу определенной сословной традиции и соответствующего общественного мнения, для поддержания своего социального положения и престижа жить на ренты и не заниматься профессиональным трудом; соответственно, по мере обесценения денег они не могут идти в ногу с требованиями, соответствующими стандарту жизни зарабатывающих свой хлеб буржуазных слоев; они — или, точнее говоря, большая часть их — оказываются перед альтернативой: избрать жизнь, похожую на жизнь крестьян, но жизнь, во всяком случае, весьма убогую, уже никак не отвечающую их претензиям на социальную значимость как дворян, — или попасть в плен двора, а тем самым на новой основе сохранить свой социальный престиж. Одной части дворян это удается, другой нет. Перестройка дворянства, конституирование его на основе придворного дистанцирования, которое невозможно не заметить уже при Франциске I, осуществились не вдруг. Эта трансформация не была завершена еще и при Генрихе IV. Дело в том, что этот приток непридворной, т. е. провинциальной и сельской, знати ко двору и попытки выдвинуться из презираемого провинциального дворянства в круг придворного общества никогда не прекращаются совершенно на протяжении всего периода ancien régime, только выдвижение это становится все более трудным делом.

Двор эпохи денежного хозяйства, поскольку он еще только вырастает из прежнего натурально-хозяйственного двора, пребывает еще в процессе становления, представляет собой своего рода резервуар, в который вливаются определенные социальные потоки. Чем больше заполняется этот резервуар, тем меньше людей из лагеря провинциально-сельского дворянства, да и из лагеря буржуазии могут попасть в него с этими потоками. Так формируется социальный круговорот, замкнутый на двор, и в нем постепенно, после многих колебаний в ту и другую сторону изменяется распределение давления, пока, наконец, внутренние напряжения не разорвут всю эту систему.

20.

Правда, поначалу требование к крупному и мелкому дворянству постоянно пребывать при дворе, если оно желает королевской милости, еще не составляло части сознательной политики короля. Генрих IV не располагал еще даже и средствами для финансирования столь огромного аппарата двора, для раздачи придворных должностей, высочайших щедрот и пенсий в том объеме, как при Людовике XIV. Он вообще еще не стремился столь сознательно, как Людовик, к тому, чтобы сделать двор дворянским местом, учреждением социального обеспечения для знати. Эта фигурация еще пребывает в бурном движении. Дворянские семейства опускаются, буржуазные выдвигаются наверх. Сословия сохраняются, но между ними существует значительная флуктуация, разделяющая их перегородка полна щелей. Личное усердие или нерадивость, личная фортуна или неудачи определяют в эту эпоху возможности того или иного семейства нередко в такой же степени, как первоначальная принадлежность его к той или иной социальной группе.

Затем каналы, ведущие в придворное общество извне, из слоев непридворных, постепенно сужаются. Королевский двор и придворное общество медленно превращались в мир, нравы и обычаи которого, вплоть до манеры говорить, одеваться и даже до телодвижений при ходьбе и жестов в разговоре, приметно обособились от нравов и обычаев всех непридворных миров. Для людей, не выросших в «воздухе двора» или не получивших с ранних лет доступа в придворный круг общения, становилось труднее, чем раньше, выработать в себе черты характера, которыми придворные аристократы отличались от непридворных дворян и непридворных буржуа и по которым они узнавали друг друга.

По мере того как французский королевский двор все больше превращался в четко отличающуюся от других формацию общественной элиты, в нем как непременный атрибут этой растущей социальной обособленности развивалась в то же время и особая культура придворного общества. Протоформы этой придворной элитарной культуры — поведения, манеры говорить, любить, художественного вкуса — существовали уже в средние века не только при дворах королей, но и при дворах территориальных властителей более низкого ранга, причем зачастую именно при этих последних они бывали наиболее ярко выраженными. Если не пожалеть на это труда, можно было бы с большой степенью точности проследить, как то, что можно назвать «придворной культурой», вырастает постепенно в качестве одного из аспектов развития придворного общества как элитной формации, отчетливо выделяющейся из общего социального поля. Подобное исследование могло бы немало способствовать тому, чтобы понятие «культуры» — которое сегодня употребляется так, как будто то, что называют «культурой», есть некий феномен, свободно и независимо от людей витающий в воздухе, — было вновь поставлено в связь с развитием человеческих обществ, в рамках которого только и возможно действительно изучать и объяснять культурные феномены, или, иначе говоря, общественные традиции. В XVI и XVII веках придворная культура постепенно стала во многих странах определяющей, потому что придворное общество — в особенности во Франции — по мере нарастающей централизации государственной системы стало определяющей формацией общественной элиты в стране. Процесс выделения и обособления придворного общества более или менее завершился при Людовике XIV. В эпоху его правления значительно сократились возможности доступа ко двору для буржуа и для провинциальных дворян. Но и в эту эпоху они не закрылись совершенно.

Очень медленно и весьма постепенно шло формирование характера двора как организации, служащей для жизнеобеспечения дворянства, и в то же время как инструмента господства короля над ним. Это происходило по мере того, как вовлеченные в процесс группы во множестве открытых и тайных конфликтов вновь и вновь испытывали относительную силу своей зависимости друг от друга и границы своих возможностей. Людовик XIV, в конечном счете, пользуясь прочностью своей центральной позиции, просто использовал те шансы, которые выпали на его долю в этом социальном поле — и сделал это, конечно же, с большой силой и решительностью. Может быть, мы лучше поймем, какие шансы это были, если прочтем петицию, озаглавленную «Просьбы и статьи ради восстановления дворянства» (Requestes et articles pour le retablissement de la Noblesse), с которой дворяне 10 февраля 1627 обратились к предшественнику Людовика XIV.

В начале ее говорится, что, помимо помощи Божией и шпаги Генриха IV, именно дворянству обязана корона своим сохранением в такое время, когда большинство других слоев могло бы дать увлечь себя к мятежу, но что, несмотря на это, «оно (дворянство) пребывает в как никогда более жалком состоянии… его тяготит бедность… праздность делает его порочным… угнетение довело его почти до отчаяния» ^[188].