Придворное общество - читать онлайн книгу. Автор: Норберт Элиас cтр.№ 70

При более детальном анализе можно было бы установить, что в та кой же противоречивой ситуации, как та, в которой находился этот чело век и фракция его сторонников, пребывало и большинство других групп и корпораций фронды. Для всей этой ситуации, с ее многообразием возможных союзов, где каждый внимательно следил за другим, чтобы этот другой не слишком усиливался, характерна также одна цитата, приведенная у Ранке (по Обери): «Государь оставлял за собой право быть его другом или врагом, по мере того как поведение данного лица давало основания для того или другого…» ^[171]

Желающие могут прочитать у Ранке — восхитительное изложение которого в его существенных чертах едва ли устарело после недавних исследований французских историков — о том, как принц, благодаря новым союзам внутри страны, союзу с испанцами и общей враждебности почти всех слоев общества к Мазарини, еще раз добивается успеха, как он, благодаря собственной храбрости и благосклонности военной удачи, побеждает королевскую армию в Сент-Антуанском предместье, как парижские горожане с готовностью открывают ему городские ворота и как в то самое мгновение, когда он хочет уже утвердить свое господство, когда он раздает руководящие посты своим друзьям и приверженцам ^[172], среди парижских горожан тут же берет верх страх перед этой слишком большой властью принца. Стремление урезать королевскую власть, чрезмерно усилившуюся и ставшую особенно ненавистной из-за личности Мазарини, отступает при виде растущей власти принца, перед страхом за собственное положение, которое до сих пор было гарантировано властью законного короля, страхом изменений существующего порядка. И, в конце концов, горожане отворачиваются от своего союзника. Баланс сил между социальными группами страны постепенно восстанавливается под окончательно обеспеченным господством легитимного короля.

Структура этих битв и той фигурации, колебания в которой они выражают, иллюстрируется тем самым с определенной стороны в изложенном выше смысле: группы и корпорации вступают между собою в союз, но каждая из них опасается, что другие обретут слишком большую власть. Каждая из них чувствует угрозу для себя от приращения власти другой. Франция расколота на слои и группы, из которых ни одна не обладает достаточной социальной базой, чтобы получить абсолютный перевес над другими. Это ставит все их более или менее в зависимость от короля как социального миротворца, как единственного гаранта покоя и относительной безопасности от угрозы со стороны соперников. Если эта напряженность между приблизительно равными по силе социальными группами предоставляет монарху исключительные шансы, то растущее поступление королевских доходов из страны и распоряжение войском, которое он оплачивает с помощью этих денег и которое, в свою очередь, обеспечивает ему прямо и косвенно регулярное поступление доходов от основной части общества, — все это позволяет королю использовать этот баланс сил и обеспечить себе значительное пространство власти.

15.

«Людовик XIV, — говорит Ранке, имел счастье, подобно Генриху IV, возвратиться вновь в роли освободителя от незаконной власти, которая тяготила каждого и удовлетворяла лишь немногих или же совсем никого».

Не одно только счастье помогло ему в этот момент. В этом социальном поле узурпатор власти получил бы сколько-нибудь значительный шанс на успех лишь в двух случаях: либо если бы соотношение социальных сил уже сильно изменилось и он принял бы власть, стоя во главе нового усилившегося слоя как бы в качестве харизматического властителя; либо же если бы сам он настолько превосходил короля в финансовой и военной силе, что оказался бы в состоянии не только нанести решающее поражение королевской армии, но смог бы подавить также сопротивление всех групп, заинтересованных в сохранении существующего состояния равновесия. Если же не было ни того, ни другого, то весьма велика была вероятность того, что развившаяся к тому времени фигурация всякий раз заново стабилизировалась бы примерно на прежде достигнутом состоянии равновесия, и всякий вновь появляющийся властитель должен был казаться властителем незаконным, т. е. несущим в себе угрозу существующему состоянию равновесия и, таким образом, шансы такого узурпатора были, в конечном счете, весьма невелики по сравнению с легитимным королем, даже если этот последний был дискредитирован теми, кто, действуя его именем, стяжал себе всеобщую нелюбовь.

Здесь, с определенной стороны, обнаруживается социологическое значение законности, или легитимности, короля в этой фигурации людей. Наследование власти от короля-отца к королю-сыну, как известно, часто отвергали как бессмысленное, потому что в этом случае принципом отбора для властвующих лиц служила не пригодность, а одно лишь происхождение. С социологической точки зрения этот способ выбора государя в старой, еще в значительной мере приверженной традициям Франции, несомненно, выполнял специфическую функцию. В этом поле со свойственным ему неустойчивым равновесием состоятельных и политически активных слоев он давал известную гарантию того, что король будет заинтересован в поддержании существующего порядка. Этот порядок, далее, предоставлял каждой из элитных групп гарантию того, что король не будет чрез мерно односторонне связан с интересами ее противников, поскольку ему, в отличие от узурпатора, не было необходимости бросаться сперва в борьбу социальных групп в поисках союзников, чтобы достигнуть власти. Законное происхождение королей дистанцировало их от всех социальных групп страны в равной мере. При этом даже не так важно, так ли это было в действительности. Решающим было то, что в сознании различных групп, а также и в собственном сознании короля его законное происхождение поднимало его над противостоянием соперничающих сторон. В социальном поле, в котором слои и группы удерживают примерное равновесие влияния, ни одна из групп не потерпит ставленника других групп в качестве властителя, но в то же время, если это высшие слои общества ^[173], ни один из них не желает ни свержения существующего порядка, ни продолжительных волнений. Поэтому в подобных полях «законность» происхождения короля, в конечном счете, представляется каждой из групп гарантией того, что властитель, пришедший к власти на основе действующего права, не будет обязан другим группам за то, что они возвели его на трон, и не будет односторонне вовлечен в обслуживание их интересов. Можно проанализировать с этой точки зрения положение Генриха IV, или Людовика XIV, или, скажем, — как своего рода контрпример — стоящую на грани легитимности ситуацию регента ^[174]: повсюду мы обнаружим, что события развиваются закономерным образом, который предопределен специфическим многополюсным балансом сил в данной фигурации. Чем сомнительнее легитимность, чем в более отдаленной степени родства состоит новый властитель со своим предшественником, тем в большей мере он оказывается принужден укреплять свое положение на троне, заключая союзы с теми или иными группировками, и тем значительнее, вместе с этим, угроза другим группам и существующему балансу сил в этом поле.