– Выслушают и отправят дальше, в метрополию. По всем их правилам мы правы – их губернатор без вины изгнал и ограбил подданных Небесного Правителя. Но кто соблюдает правила по отношению к добыче? А решить, что мы не добыча, не во власти вице-короля. К тому же Филиппины – ворота к островам пряностей. Донам не удалось продвинуться дальше этих ворот… но отказываться от них или делиться ими под свою ответственность? Отошлют. В метрополии все будет зависеть от вещей, которых мы пока не видим. Но отчасти затем и поедут люди – смотреть.
Дракон подливает гостям вина. Сам он уже давно пьет горячую воду. Когда он опускает руку, чтобы взять кувшин, видно, что на запястье у него болтается странное украшение, судя по блеску – золотое, как бы браслет из сцепленных угловатых человеческих фигурок. Браслет слегка позвякивает – у фигурок свои серьги, браслеты, нагрудники – где-то в три волоса толщиной, качаясь, они ударяются друг от друга. Такого не было в манильской добыче. Уже темнеет, скоро подробностей будет не разглядеть…
– Ищете следы ковки? Это литье. Все сделано в одну отливку. Не знаю, каким образом. Этот народ назывался тибтя, теперь там Новая Гранада. Интересные подарки делает этот священник, Сотело. Мне понравилось.
Гость думает, что ему такая откровенность тоже бы понравилась: вряд ли этот Сотело не понимал, что делает, когда дарил правителю Сэндая напрочь неподобающее украшение работы мастеров, чей народ перестал существовать благодаря соотечественникам Сотело. Не первым. Не последним.
– Вы по его совету назвали себя в документах посольства таким варварским словом… рей?
Миура все же десять лет прожил в Присолнечной. В лице он не изменился. Но веки дрогнули.
– Нет, – качает головой Дракон. – Впрочем, как мне было себя называть? Я же не фудай, не владетель из «внутренних», не вассал Токугава. Тут подошло бы слово «герцог»… Но я – тозама, внешний. Никому не вассал. И власть моя не имеет иных источников, кроме воли богов, постановления Небесного Правителя, моей крови… и согласия моих подданных меня терпеть. Самовластный, наследственный, независимый правитель – король.
«И это я считаюсь на островах безрассудным человеком», – закатывает глаза гость, которого только что вежливо назвали… герцогом. Можно было бы обидеться, да гость не вчера родился и не стал бы заводить опасный разговор, не изучив местность досконально. Герцог, дукс, в древности у южных варваров – военный командующий, формально подчиненный гражданскому правителю, но полностью независимый, после того как ему даны полномочия. Гость, Санада Нобусигэ, очень не прочь был стать герцогом… да, всей Присолнечной, меньше неудобно.
– Вы хотите сказать, что не намерены подчиняться власти господина сёгуна?
– Если бы я хотел сказать это, – еще вина? – я бы сказал. Мои предки были назначены сюда повелением Небесного Правителя. Сёгун – военачальник, покоритель варваров – управляет военными и невоенными делами страны для Небесного Правителя и по его приглашению. Те распоряжения, что он отдает в этом качестве, я обязан выполнять… как выполняли предки Токугавы Хидэтады приказы великих министров.
Хозяин не добавляет: «тоже моих предков», – это и так ясно.
– Зачем вас прислали сюда, Санада-доно? Нет, я задал вопрос не так – зачем сюда прислали именно вас?
– Часть совета – самая неразумная – надеется, что вы убьете меня, чтобы закрепить за собой преимущество, сёгунат избавится от опасного человека, и война все же начнется. Не могу сказать, – гость вдыхает дым над заливом, – что они ее так уж хотят, но непонимание и неизвестность пугают их больше. Ваши люди, кажется, допускали даже, что кто-то может поторопить события – они так трогательно охраняли меня по дороге… – Гость перебрасывает плоскую чашку из ладони в ладонь, жидкость остается, где была. – Другие думают, что мое присутствие окажется достаточной угрозой: у армии сёгуната есть полководец, не уступающий вам, и вы придержите свои амбиции… хотя бы на время. Вы часто поступали так раньше. Третьи, – чашка опять меняет руку, – думают, что мы с вами сговоримся в пользу Тоётоми против Токугава… или во всяком случае меня можно будет потом в этом обвинить и избавиться от меня, от нескольких моих друзей, а главное, от одного юноши, который ныне стоит в порядке наследования третьим, поскольку закон и обычай не различают родных и усыновленных. А старший сын господина сёгуна не только зол и полубезумен, но и слаб здоровьем, а средний слишком любит риск – пытается дружить со старшим. Право, самое время убирать третьего, пока он не сделался первым, и тем, конечно, спасти дом Токугава. Четвертые, – гость шумно прихлебывает, – мечтают погубить не столько мальчика, сколько всю ту клику реформистов, которая – вашими стараниями, кстати, и этого никто не забыл, – собралась вокруг Хидэтады. А пятым очень интересно, какое предложение вы сделаете мне.
– Предложение?
– Я читал отчеты, – трезвым голосом сообщает гость. – И опросил всех, кого мог. Вы любите… предлагать. Но направление движения менялось и у тех, кто отказался. Например, один мой старший друг – он теперь монах и, в отличие от меня, всерьез, – так вот, он очень сильно переменился с тех пор, как умер.
– Он поумнел, – цедит хозяин Сэндая. – Сейчас бы мы его так не поймали. И до земельной реформы он тогда бы не додумался. Не догадался бы искать долгосрочной поддержки так низко, у крестьян. Но он не отказался. Он как раз согласился.
– Даже так? Кстати, он был единственным, кто отговаривал меня от поездки.
– Мерит своим опытом. Думает, что вы не вернетесь. Что ищете?
– Пытаюсь угадать, откуда ваша светлость вытащит карту Китая, она довольно большая.
Хозяин смеется, роняет чашку, дует на обожженные пальцы, снова смеется.
– Вы оставляете много простора поэтическому воображению, Санада-доно. Раз так, объясняйте, почему Китая.
– У нас уже есть трамплин. Даже три трамплина – Рюсун, Цусима и Такасаго, куда вы так резво гоните переселенцев. Через сколько побережье Такасаго сможет служить перевалочным пунктом для армии и флота – через четыре года? Через пять? И перед нами открыто побережье Фуцзяна. И с такой базы даже корыта китайской постройки смогут подниматься вверх по Янцзы… Мин слабеют, года не проходит, чтобы по округам не случилось десятка восстаний. Это у нас мятежи и стычки не колеблют основ, у них такое значит, что трещит по швам сама страна. Кроме того, Нурхачи на севере почти подавил сопротивление своих сородичей и реформирует армию, а к династии Мин у его соплеменников довольно большой счет, больший даже, чем у жителей Чосона к нам. Когда он рискнет объявить себя каганом, мы, возможно, увидим нового Чингисхана… Если рассчитать все правильно, мы сможем прийти не как завоеватели, а как спасители. Придворную проблему это тоже решит. Тайко хотел завоевать материк для себя – его приемный сын не будет ли естественным правителем для тех земель, что мы возьмем? Тогда сёгуну не нужно будет опасаться ни самого мальчика, ни его открытых и скрытых сторонников – они еще долго, поколениями, будут зависеть от поддержки из дома. Горячие головы утекут из страны, внутренняя война станет почти невозможна. И главное: железо, рис, лес – все, что нам нужно, чтобы ничей флот никогда не смог искать у нас Индии. Но для этого нам нужен мир с Испанией сейчас – и нужно, чтобы южные варвары не считали нас варварами, а видели в нас почти свою, христианскую страну – вы же за этим отправляете посольство не только к императору, не только к торговым городам, но и к папе? Со временем, когда мы сможем поставить на Куросиво сотни таких кораблей, как тот, что сейчас строится, и упасть на Новую Испанию, это они будут искать с нами мира, но пока он нужен нам… Так?