— Это… моя кровать, — напомнила несознательному.
— Ты плакала, — прозвучало в ответ.
— Бывает, — улыбнулась заверительно. — Мы, ведьмы, существа эмоциональные. Спать ступай, охранябушка, и не перечь мне.
В последних словах непререкаемая сталь. Архимаг спорить не стал, поднялся, голову склонил, аки раб опять, и ушел к себе спать, да лег, повернувшись спиной ко мне и прикрывшись почти с головой. Видать обиделся, да не моя печаль в том, мне лес спасать надо, мага этого спасать надо, а потом как-то еще с Лесной Силушкой договариваться… еще не знаю как, потом придумаю.
Одеваться долго не стала — плащ простой неприметный на плечи, капюшон накинула на голову, туфельки легкие матерчатые, верная клюка в руке, и шагнула я от избушки сразу к холму в лесу.
Там уже ждал леший, он моего леса хранитель, он со мной одни сны видит.
Постояли, глядя на холм, подумали. Поразмыслить было о чем — коли вмешаюсь я сейчас, то деревья, могучие великаны, коим еще стоять бы лет сто, а то и двести, погибнут. Да только холм источник подземный разрушает, и рвется он на поверхность, а вода здесь дело нужное — молодым деревцам подмога, мелким зверям питье.
Долго с лешим решали, чего делать то будем, как и дубы сохранить, и источнику путь на поверхность дать. И вот казалось бы волшба дело нехитрое, со стороны оно может и так, а на деле сидим с лешим на земле формулы вычерчиваем, давление воды и силу корней высчитываем, да рассчитать надо так, чтобы и волки сыты и овцы целы. Решили. Дело сладили.
К водяному я пришла пошатываясь.
Постояла, на ветру качаясь аки камыши по берегам заводи, от того видать Водя меня не сразу и увидал.
— Случилось чего? — спросил встревожено, выныривая с глубины.
— Ддддерево, укрепппляла, — языком едва ворочать могла.
Ну да отойдет скоро, лес он великая сила — одной веткой отбирает, другой дает, так что под сосной посижу и в норме буду.
Водяной покивал головой понимающе, вновь на глубину нырнул, вернулся с сундуком, всплеском волны отправил его к моим ногам. Сундук был таков, что на нем и спать можно было бы при желании — крышка плоская, в старину такие сундуки делали и служил он частенько и хранилищем и кроватью хозяевам. Да только этот сундук был не простой — не ведаю, сколько лет ему было, но веяло тьмой, холодом могильным несло, да привкусом крови на губах.
— Зачарованный, — подтвердил догадку мою водяной. — Сам пытался открыть — не вышло.
Кивнула, говорить сейчас трудно было, только позвала лешего мысленно, да клюкой о земь ударила.
***
Под сосной возле избушки я сначала полежала, посидеть не вышло. Полежать долго тоже — охранябушка пришел. Постоял, на меня посмотрел, ушел. Думала спать пошел, оказалось нет — прислал ко мне домового с чаем и бутербродами. Надо же, оказывается хлеб еще остался, я думала весь съели.
Когда перекусила, архимаг все же не выдержал, пришел. Постоял. Посмотрел на сундук, на меня, вопросил:
— Ведьма, этот хран зачарованный. Его не открыть. Попытаешься — все что в нем, уничтожится.
— Не учи ученого, — высунулся из дерева кот Ученый.
Охраняб на него едва ли поглядел, на меня смотрел предупреждающе.
— Спать иди, — послала я его. — С сундуком сама разберусь, не маленькая.
Однако маг даже не дернулся, вздохнул, сдерживая негодование, и хотел было что-то еще сказать, да не успел — я руку к сундуку протянула, дерева мореного коснулась… и осыпалось трухой то дерево, остался только каркас стальной, да замок нетронутый. Охраняб потрясенно на меня поглядел, и произнес только:
— М-да.
— Я же ведунья лесная, забыл? — спросила с улыбкой.
Отвечать он не стал, нагнулся, каркас оставшийся от сундука поднял, книги вытряхнул, а опасное хранилище подальше отбросил. Затем на колено опустившись, быстро книги перебрал, каждую в руках подержал, будто искал чего. Да только не искал — охрану он с них снимал. Чародейские книги, они часто зачарованы, и тому, кто откроет мало хорошего несут, да только архимагу такое нипочем. С каждой книги чары снял, после встал и ушел обратно к избе, оставляя меня сидеть в задумчивости.
— Силен, — заметил леший.
— Двух архимагов сам убил, — тихо сказала я.
Леший суставами потрещал в задумчивости, да и ушел в лес — я дерево укрепила, но следить за ним лешему теперь. Долго следить, до тех пор, пока под корнями исполина не пробьется на поверхность родник, но и на том не все еще, проследить надобно, не размоет ли вода почву, верно ли рассчитали мы все.
Я же снова жестоко эксплуатируя месяц, приступила к чтению — чародейский язык я знала плохо, но он был подобен языку магическому, а вот его уже… я тоже знала плохо. Но мы, ведьмы, народ настойчивый, так что я с энтузиазмом взялась за дело.
***
К спящему архимагу подобралась бесшумной кошкою, скользнула пальцами по покрывалу, осторожно оттягивая, да только…
— Ведьма, ты меня домогаться решила? — вопросил неведомо как проснувшийся охранябушка.
— А то, — подтвердила бодро. — Размножение, оно, охранябушка, куда проще обучения.
— Ну-ну, — хмыкнул маг.
Но не мешал, и то хлеб.
Стянув до пояса покрывало, я рубашку задерла по самую печать, хотя по-хорошему снять бы ее, рубашку в смысле, ну и печать тоже.
Посидела, посмотрела, попросила:
— На живот перевернись, будь так добр.
Охранябушка взял да и перевернулся. На спину. Мне же досталось крайне сомнительное удовольствие встретится взглядом с синими, такими синими, что почти фиолетового оттенка глазами, и взглядом недобрым.
— Ведьма, — тихо произнес маг, — уймись. Эту печать не снять.
Унялась бы, да только:
— Мужик, либо я печать сниму, либо ты мне тут пол леса снесешь и не заметишь! О себе не думаешь, о природе подумай!
Маг выслушал молча, но как высказала все, со спокойной насмешкой произнес:
— Есть третий вариант, ведьма. Ты меня убьешь и войдешь в силу.
У меня от слов его руки опустились. Опустилась на край лежанки его, посмотрела с тихой тоской и едва слышно вымолвила:
— А ты еще не понял, охранябушка?
Посмотрел недоверчиво, а в глазах уже промелькнуло, проявилось подозрение.
— Кевин Ланнерон.
И вроде тихо сказал, а для меня слова его громом небесным прогремели. Как приговор.
Усмехнулась невесело, кивнула, да и повторила просьбу:
— На живот перевернись.
Но архимаг даже не пошевелился, лишь смотрел на меня, а что было во взгляде его — леший разберет. Я не вглядывалась, я отвернулась и запрокинув голову, на месяц посмотрела… не до слез мне сейчас, совсем не до слез.