«Путевая» часть книги включает живописные описания перехода границы совместно с мнимыми «контрабандистами», которые вызывают явное восхищение автора. В «Трех столицах» Шульгин отрицает наличие у него каких-либо иных, кроме поиска сына, мотивов столь опасного предприятия, хотя в шутку и называет себя шпионом: «Я приехал подсмотреть, как живет и работает Россия под властью коммунистов».
Первоначально книга Шульгина вызвала среди эмигрантов огромный интерес, поскольку в политических кругах за рубежом автор ее имел репутацию человека объективного и принципиального — написал же он в книге «1920-й год»: «Белое движение было начато почти что святыми, а кончали его почти что разбойники», признавая, что проклял не Белую армию, «а тех отступников Белого дела, которые запятнали белые знамена грабежом и насилием». Стремясь по мере возможности всю жизнь служить Правде, Шульгин позднее был вынужден также признать: «Красные, начав почти что разбойниками, с некоторого времени стремятся к святости…»
Чем же было вызвано столь резкое изменение отношения эмигрантских кругов к автору «Трех столиц» — от восхищения до насмешки?
Дело в том, что в конце апреля (напомним, что книга появилась только в январе того же 1927 года) стало известно: Шульгин, тщательно стремившийся, по его словам, избегать «лап ОГПУ», с самого первого шага вручил свою жизнь и судьбу… в руки пресловутой Лубянки.
А началась эта поистине детективная история более чем за год до описываемых в книге событий.
Летом 1925 года в берлинской квартире генерала Алексея Александровича фон Лампе, являвшегося представителем бывшего командующего Добровольческой армией юга России генерала Врангеля, в присутствии генерала Евгения Константиновича Климовича, бывшего начальника Московского охранного отделения, заведующего Особым отделом и даже директора Департамента полиции, а впоследствии и начальника контрразведки Добровольческой армии, а также бывшего сенатора Николая Николаевича Чебышева и, наконец, самого Василия Витальевича Шульгина произошла долгожданная встреча с представителем нелегально действующей в Советской России антибольшевистской организации.
Гостя, мужчину лет пятидесяти, с золотым пенсне на носу, с внешностью и манерами большого петербургского чиновника, представил сам хозяин квартиры: «Знакомьтесь, господа: Фёдоров Александр Александрович».
На самом деле это был агент Иностранного отдела ОГПУ Александр Александрович Якушев, ключевая фигура чекистской операции «Трест», ставшей с 1925 года головной разработкой ОГПУ. Шульгину он показался «интеллигентным, смелым, энергичным, весьма информированным о внутреннем положении России и полным веры в ее национальное возрождение». К слову сказать, теплые дружеские чувства к Якушеву Шульгин, несмотря ни на что, сохранил на всю жизнь, а умер он во Владимире в 1976 году в возрасте девяноста восьми лет.
«Россия, господа, — обратился Фёдоров-Якушев к присутствующим, — несмотря на большевистский гнет, не умерла. Она борется с коммунизмом и в конечном счете изживет его…»
В этот и последующие годы лже-Фёдоров и другие посланцы МОЦРа в Париже, Берлине, Таллине, Варшаве и других европейских столицах неоднократно встречались с бывшим послом России во Франции В. А. Маклаковым и великими князьями Николаем Николаевичем и Дмитрием Павловичем, а также с многочисленными представителями иностранных разведок и руководителями белой эмиграции, в том числе созданного Врангелем Русского общевоинского союза (РОВС): генералами Кутеповым, Миллером, фон Лампе, Климовичем и другими. Но это, однако, совсем другая история, не имеющая отношения к судьбе Шульгина.
Гость упрекал собравшихся на квартире фон Лампе в бездеятельности (в чем они и сами упрекали друг друга), выступал против террора (как и каждый из присутствовавших на той встрече, хотя другие эмигранты, входившие в Союз русских террористов Кутепова, и стремились к кровопролитию), ратовал за возрождение Российской империи, правда, не очень представлял, как это можно осуществить.
Шульгину запали в сердце его слова: «Если, господа, кому-нибудь из вас угодно было бы лично посмотреть, что делается в России, и проверить мои слова насчет того, что она живет, несмотря ни на что, то — милости просим. Разумеется, мы не можем гарантировать абсолютной безопасности, но достаточно сильны, чтобы гарантировать безопасность относительную…»
По каналам «Треста» в Россию действительно уходили эмиссары, в частности, племянница генерала Кутепова Мария Владиславовна Захарченко-Шульц, неоднократно пересекавшая границу и благополучно возвращавшаяся в Париж и Берлин; проследовали по нему также личный друг военного министра Великобритании лейтенант Сидней Рейли и известный террорист Борис Савинков, шокировавший эмиграцию своим отрытым письмом «Почему я признал Советскую власть?».
Ходатаем за Шульгина перед МОЦР выступал сам Евгений Константинович Климович, ведавший в РОВСе всей разведывательной работой в России.
Провожать его на вокзал в маленьком сербском городке в сентябре 1925 года (на подготовку перехода границы потребовалось четыре месяца) пришла вся русская колония, включая самого генерала Врангеля — таков был эмигрантский обычай. Согласно официальной версии, Шульгин отправлялся в Польшу, в свое бывшее имение.
На перроне его напутствовал Климович: «Я Якушеву верю, иначе не стал бы вам помогать. Но не до конца…» Генерал понизил голос и попросил Шульгина поподробнее разузнать о «Тресте» («Трест» — это псевдоним, присвоенный в Париже и Берлине действовавшему в России МОЦРу).
Не только частный интерес, но и желание своими глазами увидеть членов этой организации и понять механизм ее деятельности подвигли Шульгина, который служил Белому делу не за страх, а за совесть (и, между прочим, имел солидный опыт разведывательной работы), на опасное путешествие в Россию.
Из Варшавы Шульгина вел (точнее — вез) член «Треста» и сотрудник ОГПУ Ланский. А пересечь границу свежеиспеченному советскому ответственному работнику И. К. Шварцу (в «Трех столицах» — Эдуард Эмильевич Шмитт) помог сотрудник ОГПУ Михаил Иванович Криницкий (выведенный в книге под псевдонимом Иван Иванович). Во время поездок в Киев и Москву Шульгина сопровождал Сергей Владимирович Дорожинский (Антон Антонович): «Тонкое сухое лицо в пенсне, которое блеснуло, как монокль… Он был бы на месте где-нибудь в дипломатическом корпусе».
Дорожинский, бывший товарищ прокурора Киевского окружного суда, помнил Шульгина еще по Киевскому университету, где последний верховодил «правыми» студентами выпускного курса.
Четвертого января 1926 года на Киевском вокзале Москвы Шульгина встречал Шатской, бывший жандармский полковник (по утверждению белоэмигрантской печати), ставший сотрудником ОГПУ. Он выведен в книге под именем Петра Яковлевича.
В основе описанного Шульгиным в «Трех столицах» разговора с неизвестным «главой контрабандистов», изложившим ему политическое кредо своей организации «приспособившихся к новой власти», лежат беседы автора с Якушевым.
При первой из них, 13 января, присутствовал генерал Потапов. Интересно, что в Красной армии к концу Гражданской войны служили 1400 генералов и офицеров Генерального штаба императорской армии, в том числе 13 полных генералов, 30 генерал-лейтенантов и 113 генерал-майоров.