Завещание - читать онлайн книгу. Автор: Нина Вяха cтр.№ 62

Онни, ее солнечный мальчик, никогда бы не появился на свет, если бы рожали только те, кому сам процесс зачатия приносит наслаждение.

Пентти никогда бы до нее не дотронулся, если бы она была сильнее его, если бы она яростнее сопротивлялась, кричала, отбивалась. Но она ничего этого не делала. Она просто молча лежала, уткнувшись лицом в подушку, пока Пентти делал свое дело; все силы уходили только на то, чтобы не задохнуться, никаких сил для борьбы уже не оставалось на то, чтобы исторгнуть его из себя, в то время как он все сильнее вбивался в нее, снова и снова.

И теперь, когда уже все сделано, Сири вдруг поняла, что это действительно необходимо, что она вынуждена оставить его, пока она еще дышит, еще существует. Потому что в противном случае она исчезнет, прекратит свое существование, умрет. Сири должна была сделать это уже давным-давно, когда она была еще молода, а их любовь уже завяла, но тогда она была еще слишком юной и глупой.

Кто-то скажет, что и в пятьдесят пять лет человек все еще молод, и отчасти так оно и есть; порой она глядела на себя в зеркало в спальне или в предбаннике и видела свою грудь, свои бедра, живот, который за свою жизнь увеличивался и съеживался в размерах целых четырнадцать раз, в ней не было никакого изъяна, и быть может, в ней таился проблеск другой жизни, жизни, где ее страстно желали, и где он, мужчина без лица, чужой, мужчина, которого она еще не встретила, любил бы ее и страстно брал ее в постели, зажигая в ней ответную страсть, – в глубине души она догадывалась, что такое возможно, – и тот мужчина не использовал бы женщину лишь для удовлетворения своих собственных потребностей, и он смотрел бы ей в лицо, а не так, как Пентти, который вообще не хотел ее видеть, не то что встречаться с нею взглядом.

Сири видела, как другие люди занимаются любовью, сгорая от дикого необузданного желания друг к другу. Она знала, что это может случиться с кем угодно, и даже те, от кого совсем не ждешь, могут оказаться настолько страстными, что время и пространство перестают для них существовать, а небо и земля меняются местами.

Воспоминания о коротком отрезке времени, проведенном в доме отца Тойми, семье строгих религиозных взглядов, где в дневное время все вели себя прилично и сдержанно, а под покровом тьмы выпускали на волю свои похоть и желания, никак не связанные с любовью к Богу. Этими воспоминаниями Сири ни с кем не делилась и собиралась унести их с собой в могилу, воспоминания о своем свекре под покровом тьмы, ведь сама она тогда была еще ребенком.

Сири уже давно решила для себя: то единственное, что ждет ее впереди – это долгое ожидание, ровный отрезок прямой на пути к смерти. И что она достойно проживет свои дни, выдюжит, выстоит. Ожидая избавления в смерти. Напевая. Вынашивая и рожая своих детей. При этом время от времени у нее появлялся ребенок, которого она любила чуть больше прочих. О таком не говорят вслух, но это все равно чувствуется.

Ей нужен был всего один ребенок. Который смотрел бы на нее тем самым взглядом, который был у Риико. Отчасти она любила всех своих детей – разумеется, а как же иначе, и не жалела ни о ком из них. (Этого вообще никогда нельзя делать). Сири горевала лишь о том, что нет места для всех них, что они все не получат той материнской или отцовской любви, которую заслуживают, но, по крайней мере, они были друг у друга. У них есть крыша над головой, они не голодают, они есть друг у друга, и Сири не жалела ни о ком из своих детей, что родила их, и верила, что раз она это знает, то и они чувствуют, что они все вместе, заодно. Где-то в глубине души они точно это знали. А, может, даже должны были знать? 

* * *

Мать Сири часто говорила дочери, что жалеет о том, что родила ее на свет. Кто-то скажет: жестоко говорить ребенку такие вещи, и подобное не могло не повлиять на Сири, и отчасти поэтому она выросла такой, какой есть – человеком, не верящим в то, что она заслуживает любовь, но не это самое страшное, ведь Сири преодолела даже это, и все те побои и грубые материнские слова компенсировала ее оставшаяся жизнь. Жизнь воздала ей тем, что в семье Тойми родилось много детей. Они были друг для друга (большинство уж точно), словно один большой коллективный парашют, который раскрывался, стоило кому-нибудь начать падать со слишком большой скоростью. А если они не успевали друг друга подстраховать, то Сири всегда была наготове и приходила на помощь. (Во всяком случае, она на это надеялась.) Так она и жила. Врожденный дар любить и любопытство поддерживали в ней свет, который не задуть. Пламя, которое трепетало и вздрагивало, когда она открывала по ночам дверь, или когда слышала скрип шагов по гравию, или когда трезвонил телефон. Но чаще всего свет в ее душе горел спокойно и ярко. 

* * *

Поначалу только Эско навещал Пентти. Он думал, что все получилось слишком просто, и оттого испытывал угрызения совести. Но это быстро прошло. Эско бывал у отца все свое свободное время и терпеливо выслушивал его, попутно пытаясь внушить Пентти обманчивое чувство защищенности, чтобы благополучно начать строительство дома и завоевать доверие отца. И он добился своего – вскоре Пентти уже сидел и рыдал перед ним, прижимая ладони к лицу и проклиная остальных детей, которые так ни разу и не навестили его, решительно встав на сторону матери.

Эско молча сидел и слушал. За все время он не произнес ни одного плохого слова в адрес Сири или кого-либо из братьев и сестер. Но его молчание воспринималось как одобрение. И Пентти, не стесняясь, строил вслух планы, как ему расправиться со всеми этими людьми, над которыми он отныне был безвластен.

– Деньги – вот единственное, что имеет значение для этих стервятников! Ты слышишь? – вопрошал он, впиваясь взглядом в лицо своего старшего сына.

И Эско ничего не говорил, только кивал. Он как раз собирался заливать фундамент под новый дом, – тот самый, который будет выстроен возле большой сосны, как они еще в самом начале так трогательно договорились, – мол, именно там изначально и должен был стоять дом.

Как-то вечером, когда Пентти спустился выпить кофе, Эско сказал ему:

– Я знаю способ, как ты можешь оставить их без наследства.

Пентти поднял брови. В уголке рта виднелся след от присохшей горчицы, на который никто не удосужился обратить его внимание, сказать, чтобы он смыл его.

– Просто перепиши дом на меня. Сейчас у меня не так много денег, но мы составим долговую расписку, и я каждый месяц стану выплачивать тебе оговоренную сумму. Бумаги – просто чистая формальность. Если же с тобой что-нибудь случится, то окажется, что никаким имуществом ты не владеешь, и тебе никто не может наследовать. И тогда они останутся с носом.

Эско даже дышать перестал, пока говорил это, старательно напуская на себя вид полнейшего равнодушия. В ожидании ответа он принялся изучать ногти на своей левой руке. Пентти отхлебнул кофе и во все глаза уставился на Эско, так что тот даже испугался, что отец видит его насквозь и сразу поймет, что он задумал.

Наконец, после продолжительного молчания Пентти кивнул и сказал, что подумает над этим.

– Черт побери, вот уж не думал я, что ты такой хитрюга, Эско. Признаюсь, я тебя недооценивал.