Почему? Исследователи выдвинули теорию. «Математические навыки есть в любой культуре, – написали они, – но лучше они развиваются там, где их выше ценят».
Признаки этой культурной ценности можно заметить, гуляя по парку в Китае, сказал Лю Цзянь, математик, участвовавший в составлении китайской государственной учебной программы. «Буквально в эти выходные я видел, как бабушка привела четырехлетнего внука в сквер пособирать камешки. Они начали считать – вместе. В нашей культуре подобные занятия – часть детства. Мы считаем с малолетства».
Родители Дарси учили его запоминать математические факты с самых ранних лет.
– Очень важно, чтобы ваш сын заучил чэньфабяо – таблицу умножения, – сказал мне Дарси. Склонившись над чашкой кофе, он достал ручку и принялся рисовать на салфетке сетку девять на девять. – Многие дети учат таблицу в начальной школе. А на экзаменах в начальной школе нужно будет за пять минут ответить на пятьдесят вопросов.
Он начал вписывать цифры в ячейки, пальцы спешили, а я тревожилась все сильнее.
– Все нормально, – успокаивал меня Дарси. – Главное – пусть выучит основы. Более сложные понятия тогда проще дадутся.
У Аманды объяснение китайской силы в математике оказалось простым.
– Мы ее не боимся, – сказала она. – И заниматься начинаем очень рано.
Аманде было всего три года, когда мама начала решать с ней вот такие задачки:
Стена в высоту десять метров. Улитка проползает пять метров в день, но соскальзывает на два метра вниз. Через сколько дней она влезет по стене?
Пока большинство детей Запада еще ходило в подгузниках, Аманду уже приучили к горшку. И она способна была пропищать ответ: улитка влезет по стене за три дня.
Мои родители всегда вдалбливали мне, как важна математика, и мы с сестрой усвоили эту мантру и донесли ее до школьных занятий в Хьюстоне. Там я всегда поражалась тому, что орды моих одноклассников радостно орали на всех углах, что геометрия или химия – это им трудно. Некоторые щеголяли этим, как медалью. В целом в американской культуре старшеклассников крутизна и успехи в математике или естественных науках чаще всего взаимно исключают друг друга; один увлеченный этой темой психолог назвал социальные издержки академической успеваемости «штрафом за яйцеголовость».
Во многих представлениях я с родителями не сходилась, но в нашей вере, что математику учить совершенно обязательно, мы оказались единомышленниками. Сама я при этом не стала зубрилкой, загнанной в угол на переменке, и в вышибалы играть меня брали не последней. Я была танцоршей, способной на тройной оборот, владела разговорным французским и стала капитаном танцевальной команды поддержки в выпускном классе, а это вершина достижений в техасской старшей школе. Но удовлетворение мне приносили и победы над комплексными алгебраическими уравнениями. Это утешительно – знать, что ответ существует, и окончательность его обретения меня радовала. Влекло меня и к английской литературе и сочинениям, с них начинались приключения чувств и раздумий, но иногда мне просто хотелось найти значение «икс».
Копая еще глубже, я выяснила, что математические навыки, усвоенные в раннем возрасте, оказывается, коррелируют с бо́льшими успехами в учебе позднее, а также – с потенциалом заработков. Академические умения, развитые рано, особенно в математике, – «важнейший фактор» в предсказании позднейших достижений в учебе, утверждает исследователь, проанализировавший данные по тридцати пяти тысячам дошколят. Лондонская группа ученых обнаружила, что «математические навыки, развитые в начальной школе, влияют на заработки через 20–30 лет». Баллы по математическому SAT предрекают повышенные доходы среди взрослых, тогда как у результатов устного SAT таких последствий нет (хотя я задумалась, как это исследование учитывает людей вроде меня, кто добился блестящих оценок в SAT, но решил стать писателем, а в этой профессии получки случаются раз в десятилетие).
Есть и преимущества, не связанные с банковским счетом: люди с хорошими математическими навыками более склонны «выступать добровольцами, действовать, а не быть пешками в политических процессах, а также более склонны доверять другим», сообщает нам отчет Организации экономического сотрудничества и развития.
Математические умения явно значимы для целых стран, и многочисленные исследовательские открытия словно бы вежливо понукают Америку, будто это нация балбесов, все еще не освоивших деление в столбик. Если американские школьники дотянут по математике до уровня канадских или корейских, «годовой экономический рост Штатов увеличится на 0,9 или 1,3 % соответственно», – сообщает доклад Гарвардской школы государственного управления имени Джона Ф. Кеннеди. В другом докладе говорится, что автоматизация и все более конкурентный мировой рынок и дальше будут уменьшать количество рабочих мест для низкоквалифицированных работников. Страны с высокими уровнями зарплат, подобные Америке, должны приспосабливаться – или рисковать увеличением разрыва в уровне доходов и политической нестабильностью, считают исследователи.
Политикам в Китае нет нужды в подобных зловещих предупреждениях: китайцы уже держат нос по ветру, а современные лидеры страны давно поняли связь между техническими умениями населения и здоровьем экономики (хотя запуск спутника Советским Союзом в 1957 году и подтолкнул реорганизацию научного образования в Штатах). Дэн Сяопин назвал науку и технику ключевыми для китайской модернизации после разрухи Культурной революции 1966–1976 годов. Цзян Цзэминь, по образованию – инженер-электротехник, был поборником «воскрешения страны посредством науки и образования», пока был у власти с 1989-го по 2000-е. Ху Цзиньтао, инженер-гидравлик, последние десять лет проталкивает идею «инновации изнутри» и ориентированность на инновации
[18].
Правящий класс в сегодняшнем Китае состоит почти целиком из ученых и инженеров.
Все это укрепило меня в том, что я сделала правильный выбор, хотя, по чести сказать, я обошлась бы без китайского высокомерия в этом отношении. Чжоу Нянь Ли, профессор детской педагогики, с которой я подружилась, однажды поведала мне о том, как наперекосяк пошло ее посещение американского продуктового магазина. Она сложила в корзину продуктов на двадцать пять долларов, но кассовый аппарат вышел из строя на середине выдачи чека. Эта маленькая неувязка совершенно озадачила кассиршу-американку.
– Я сказала ей, что могу обсчитать свои покупки устно, но кассирше пришлось ждать, пока починят аппарат, – сказала Чжоу, перебирая пальцами, как бы намекая, что первые тридцать знаков после запятой в числе «пи» она могла бы назвать, параллельно крутя сальто.