Китайские дети - читать онлайн книгу. Автор: Ленора Чу cтр.№ 64

Один из администраторов в среде платного образования сказал мне, что, как бы люди Запада – и многие китайцы – ни ругали авторитаризм китайской общественной, политической и образовательной системы, на самом деле она способна готовить людей к рисковым предприятиям (хотя явно еще и подталкивает людей нарушать закон). «Китайцы привыкли преодолевать кирпичные стены – ты строишь стену, а они соображают, как ее обойти, еще до того, как бетон схватился». Склонность пренебрегать планированием тоже может поддерживать экспериментальные подходы, а они порождают инновации: даже бетон в Китае не очень-то на века, не то что на Западе. В Китае бригады дорожных рабочих заливают бетонную дорогу, а через две недели сковыривают, потому что надо прокладывать трубы. В этом курьезе суть такова: все возможно, и привычные нормы неприменимы – разломай, залей заново, еще и еще раз.

Сила китайского рынка в том, что перемены происходят быстро, со скоростью и в стиле, которые поражают воображение большинства работающих здесь людей Запада. В такой обстановке целеустремленность и хватка ценнее личного творчества. «Когда дело доходит до упертости, китайцам нет равных, – а еще в них есть готовность пробовать, ошибаться, пробовать, ошибаться», – говорил один знакомый американский инвестор, проработавший в Китае пятнадцать лет. Означает ли это, что Китай не способен подарить миру Стива Джобса? Или это попросту означает, что такая революция будет выглядеть несколько иначе? Один профессор педагогики с Запада, постоянно навещавший Китай с 1983 года, сказал мне: «Китай становится инновационным, и это происходит очень, очень быстро».

Те, кто работает в Китае, едины во мнении, что довод о «недостатке творчества» – ложный. Школьный класс, несомненно, возводит преграды для самовыражения – среди многих других бед (справедливости ради скажем, что работники просвещения по всему миру обеспокоены этим и в своих школах), однако китайцы стараются преодолеть такие трудности. Если в школе не удается, возможности возникнут на рабочем месте.

«Личное наставничество и подготовка – мои главные приоритеты», – говорит высокопоставленный шанхайский чиновник в сфере технологий, работающий с тысячами юных китайских программистов и инженеров. «Моя работа – снять с них цепи. Кое-кто чрезвычайно быстро учится, и вот они-то и становятся лучшими из лучших».

Само собой, для качественнейшего развития творчество и парадоксальное мышление требуют крепкой почвы из технических навыков и дисциплины, что распространяется и на художников, и на писателей, и на предпринимателей в сфере технологий. Размышляя об образовании Рэйни в Китае, я понимаю, что ему дали крепкую базу математики, естественных наук и других академических дисциплин. В идеале он получит и всякие чудесные навыки межличностных отношений, и образование в гуманитарных науках (над чем нам, вероятно, предстоит потрудиться в будущем). Если школьная среда питает одну часть этого уравнения, как часто случается с китайскими школами, другую необходимо крепить дома или вне школьного класса.

Я хотела, чтобы в этом уравнении мой сын везде чувствовал себя свободно.

Рэйни делал семимильные шаги в сферах, которые нам в китайской системе нравились: он становился дисциплинированным и учтивым ребенком, а также хорошо схватывал числа и набирал все больше багажа для начальной школы.

– У Рэйни теперь поразительное чутье на самоконтроль, – сказал Роб на второй день операции «Решение выйти вон».

– Да, но ты видел, как он раскрашивает? – спросила я. – Он будто не может штриховать внутри контура и рисует одних динозавров. Постоянно. – Хотя иногда по поводу китайского образования нервничала я, бывало, наступала очередь Роба.

– Это совсем не так, – отозвался Роб. – Рэйни рисует всякое разное. И мы делаем все для того, чтобы дома у него были возможности творить.

– А как же слепое подчинение? – спросила я.

Роб рассмеялся.

– Он что, похож на слабовольного ребенка?

Как раз в то утро Рэйни явился к завтраку в наряде, который подобрал себе сам. Коричневые вельветовые брюки не шли к рубашке в синюю и белую полоску, и его выбор фасона меня встревожил.

– Доброе утро, Рэйни! Ты не хочешь поменять штаны? – спросила я, отправляясь на кухню поставить кофейную чашку в мойку. – Они не подходят.

– Нет, – вызывающе ответил он, топая за мной на кухню. – Ты слышала, что я сказал? Я сказал «нет». Не буду менять штаны. – Встал как вкопанный в дверном проеме и не спускал с меня глаз.

Мы с Робом возликовали от такого проявления воли.

– Видишь? – сказал Роб. – А вчера он расставил всех своих динозавров армией против персонажей «Звездных войн». Назвал все это «Звездные войны динозавров». Круче для «Звездных войн» не придумаешь, а? Динозавров туда подбавить. Чем не творчество?

– Ты цепляешься за соломинки, – возразила я мужу.

По правде сказать, все вроде бы шло хорошо. Чем дольше ребенок пробудет в китайской системе, понимала я, тем труднее будет «переделать» кое-какие гнетущие последствия, а в некоторых китайских детях, возможно, не удастся переделать совсем ничего, но мы сами попросту еще не оказались в такой ситуации. Не исключено, что Рэйни – личность инородная и ему удастся сохранить в китайской среде все свои качества в целости.

Рэйни не только смекнул, что взрослые иногда врут, – поймал намек в пустых угрозах учительницы Сун, – но и к четырем годам уже вынюхивал подробности о Санте.

– А олени боятся Санты? – спросил он чуть ранее той же зимой. Мы украшали орегонскую сосенку. Китайцы начали перенимать Рождество со всеми потрохами, хотя более склонны праздновать коммерческую составляющую, нежели рождение Христа.

– Нет, олени Санту не боятся, – ответил Роб.

Рэйни надолго задумался, подвешивая елочную игрушку в виде санок на наше крохотное дерево, доставленное из-за океана контейнером.

– Но олени же боятся людей, – возразил Рэйни. – Санта, что ли, не человек?

* * *

Пока я размышляла обо всем этом, а детский садик «Виктория» ждал нашего ответа, мне пришлось взвесить некоторые наблюдения, собранные к тому времени.

Дарси как-то раз доложил мне, что китайская система образования еще недостаточно крепка и цветы расцветут, только если ствол хорошенько вырастет. Необходимость питать и развивать эту систему и придавала опыту каждого отдельного учащегося жесткость, по мнению Дарси. Британско-китайская журналистка Синьжань поделилась со мной собственной аналогией: «Китай очень похож на полотно Пикассо: есть глаза, нос, губы, уши – но не на своих местах».

И все же со временем и опытом ветви того дерева начали отрастать, а глаза и уши потихоньку находят свое место.

За день до звонка в приемную комиссию шанхайской «Виктории» я предприняла последний рывок в своих исследованиях.

– Что происходит, если ребенок плохо себя ведет? – спросила я педагога из «Виктории», придя на назначенную в садике встречу.

– Я не верю в наказание, – сказала учительница-англичанка, с которой я там разговаривала. – Я просто беседую с ребенком о том, что он сделал нехорошего. Наказания – далеко не единственное, что порицали учителя из «Виктории». Они отвергали традиционную китайскую программу обучения и применяли вариант свободного образования, где дискуссии могут возникать вокруг любой темы, которая интересна детям. Свободная игра встроена в ежедневное расписание. Математику дают в дружелюбном для малышей варианте – без зубрежки, через применение чисел в повседневности. Управление настойчиво просило родителей сообщать, как еще можно улучшить обслуживание в садике. Все вроде прекрасно, однако есть ли все же какие потенциальные трудности?