– Ничего, – отвечаю в таком же тоне я, при этом не в силах оторвать от тебя взгляд. – А твой отец до того, как вы приехали сюда, случайно, не был владельцем книжного магазина? – тут же нахожусь я, не желая признаваться, что засмотрелся на тебя.
– Нет.
– Впервые в жизни вижу человека, у которого в доме столько книг.
Ты пожимаешь плечами, словно для тебя это в порядке вещей. Однако у вас дома действительно очень много книг. Когда вы только успеваете их читать?
– Я, как ты уже понял, не отличаюсь особым гостеприимством, но… – ты слегка мнёшься, – может, хочешь чего-нибудь выпить?
– Нет, спасибо, – отвечаю я, усмехаясь, – а то отравишь.
– Ха-ха, шутник, – ворчишь ты и садишься на диван прямо напротив меня. – Давай начнем работать.
Я киваю.
– С чего нам следует начать? Не то что у меня нет идей, но ты лучше знаешь этого Прикли.
– Как ты поняла, он несколько своеобразный человек, так что трудно сказать, что ему понравится.
– Тогда не будем на него равняться. Сделаем то, что понравится лично нам. Эта работа ведь может быть в любой форме?
– Полагаю, что так. У тебя есть идеи?
– Да. Сделаем мини-мультфильм о жизни Толстого. Включим информацию о произведениях, напишем года и цитаты…
– Звучит здо́рово и… крайне сложно.
– Не слишком, если ты умеешь рисовать.
– Я далеко не Рембрандт.
– Ладно, – соглашаешься ты, – тогда я нарисую, а ты займешься сбором информации.
– И ты сможешь превратить рисунки в фильм?
– Это не слишком сложно. Я делала это для пары проектов в старой школе. Правда, потом нужно будет озвучить, но это не займёт много времени.
Я киваю, чувствуя себя при этом полным болваном.
– Мы можем сделать что-нибудь другое, если у тебя есть идеи.
– Нет, пожалуй, нет. Думаю, это достаточно креативно.
Мы начинаем работу. Моя заключается в составлении главных пунктов биографии, сборе фактов и выписывании цитат в полном молчании. Ты же пытаешься нарисовать мультяшного Толстого по его портрету, размещённому в одной из книг.
Через некоторое время кошка встаёт с кресла и, подходя к тебе, пытается потереться о диван, а после и о твою ногу. Ты, не отрываясь от рисования, беззвучно, не слишком грубо отталкиваешь ее. Оказывается, тебе не нравится не только мое внимание. Я еле слышно усмехаюсь.
– Почему у неё нет ушей? – спрашиваю я.
– Это он. И уши у него есть, – отвечаешь ты, не отвлекаясь. – Они просто маленькие и загнуты вниз, как и у всех скоттиш-фолдов
[4].
– Как его зовут?
– Август.
– Как древнеримского императора?
[5]
– Нет, как месяц.
– Ну что ж, Август выглядит довольно…
– …Старым?
– Милым.
– Не знаю насчёт этого. Не люблю котов, – признаёшься ты спокойно, не поднимая взгляда.
– Но это же твой кот.
– Моей матери, – отзываешься ты равнодушно. – Я его ненавижу.
Я впадаю в ступор, после призадумываюсь, но ничего на это не отвечаю, потому что просто не знаю, стоит ли затрагивать эту тему.
Ты продолжаешь работать, а я незаметно для себя снова засматриваюсь на тебя. Не знаю почему, но я не могу ничего с этим поделать. Ты сидишь на коленях, опираясь локтями о кофейный столик, что-то подрисовываешь, исправляешь, грызешь кончик карандаша, снова рисуешь. Я никогда прежде не видел тебя настолько сосредоточенной. Эта самая сосредоточенность делает тебя другим человеком: ты не контролируешь каждое свое движение. И я снова уверяюсь в том, что ты всё же не настолько ужасна, хотя и сама этого, наверно, не знаешь. А ещё я замечаю, какие у тебя странные глаза: сегодня они не зелёные, как мне показалось вначале, сегодня они жёлто-серые. Никогда прежде я не видел таких глаз.
Вдруг ты отвлекаешься от рисунка и мельком смотришь на меня, а потом в сторону прихожей. Я слышу, как кто-то открывает входную дверь. Этим кем-то оказывается твоя мать. Она заходит в гостиную в кремовом плаще, держа за руку твою чудную сестрёнку, и дружелюбно улыбается. Девочка чуть растерянно смотрит на меня огромными голубыми глазищами, но приходит в себя, когда возле её ног лениво укладывается Август.
– Сид, это Джейн… моя тётя, – представляешь ты будто бы безразлично, даже не глядя на неё, – а это Молли, – а вот на неё ты смотришь с неподдельным обожанием. Невооруженным взглядом видно, что ты её любишь.
Не знаю почему, но в Джейн есть что-то невероятно знакомое, словно я видел её очень-очень давно, вот только не могу вспомнить где.
В целом Джейн выглядит приятно и аккуратно, но в её внешности нет ничего особо запоминающегося, разве что волосы цвета воронова крыла, которые чуть ли не магическим образом контрастируют с твоими светлыми. У Джейн светлая кожа, светлые глаза (то ли серые, то ли серо-зеленые) и добрая искренняя улыбка.
– Очень приятно, миссис… – я чуть мнусь, не знаю, как же к ней все-таки обращаться – я думал, что она твоя мать.
– Вёрстайл, – помогает мне она. – Мне тоже очень приятно, Сид, – она приветливо кивает.
– Привет, Сид, – твоя сестрёнка улыбается и протягивает мне руку. Я такого совсем не ожидаю, но тут же легонько пожимаю её.
– Очень приятно, – я улыбаюсь в ответ.
– Так это ты тот самый засранец? – спрашивает она без тени смущения, видимо, не имея понятия, что значит это слово.
Я еле сдерживаюсь, чтобы тут же не засмеяться, без укора глядя на тебя. А ты изумленно смотришь на неё, но видно, что не слишком сердишься, так как прекрасно знаешь, что я не удивлен подобному прозвищу.
– Молли! – твоя тётя строго смотрит на неё.
– Это Флоренс так сказала. Я помню. Она как-то пришла и всё ходила по комнате и говорила «чтоб этот засранец провалился». А Флоренс умная. Она всё знает.
– Милая, такие слова говорить нельзя ни тебе, ни кому бы то ни было ещё в этом доме, – Джейн укоризненно косится на тебя. – Это плохие слова. Ты поняла?
Молли кивает.
– А теперь, солнышко, иди на кухню и жди меня там, я скоро приду, – говорит Джейн.
Молли тут же бежит выполнять просьбу. Она понимает, что сделала что-то не так, и хочет исправиться.
Повисает неловкая пауза.